Наша деревня со всех сторон была окружена лесом. И не было у нас мальчишки, который бы не мечтал о своем ружье и о первой своей охоте. Вот почему, когда приехал к нам мой дядя из соседней деревни, я ему так обрадовался. Мой отец сгорел в танке на войне под Курском. Моя мать часто достает из шкатулки похоронку и плачет: она все еще не верит, что его нет. Так вот дядя и был мне как отец. Я всегда ждал его приезда. А как же!
Ну, хотя бы, потому что он был первый охотник в округе. А еще он часто брал меня на рыбалку, учил ходить на лыжах и иногда даже давал пострелять из ружья. Во! Какой у меня был дядя! Вот только на охоту он меня не брал. Обещал только и все рассказывал про лес, про зайцев, про оленей. Особенно он любил рассказывать о птицах. Об их привычках он мог часами рассказывать, подражая при этом их голосам. Ловко это у него получалось! Ну, не отличить! Я тоже пробовал, получалось, но пока не так как у него. У меня хуже получалось.
– Лес – он друг человека, если ты его понимаешь, – часто говорил он мне, – и только один враг есть в нем для человека – это волк. Особенно зимой. Не приведи господь с ним встретиться. Разорвет!
Потом он начинал мне рассказывать разные случаи про волков. А рассказывал он так, что я от страха даже иногда дрожал. Правда, дрожать старался незаметно.
На этот раз дядя был не долго у нас и начал собираться домой в дорогу.
– Ну, куда ты, на ночь-то, глядя, собрался? Остался бы у нас – говорила ему моя мать.
– Да, мне надо сегодня быть дома. Завтра мы с Егорычем на охоту собрались уходить. Сама же знаешь, выходим мы рано.
Егорыч – это его сосед. Он рядом живет и такой же заядлый охотник. Как услышал я про охоту, так и начал канючить.
– Дядя! А дядек! Возьми меня с собой! Ну, возьми. Ведь ты же обещал! Все говоришь, что мал да мал. А мне уже одиннадцатый пошел. Ну, што? Зря учил меня! А! Ну, возьми!
Так где скороговоркой, а где со слезой, иногда меняя голос, я просил и просил его до тех пор, пока он уже почти в сенях на выходе бросил.
– Ладно! Если мать пустит, то поехали!
Я взглянул на маму, да так, наверное, жалостливо, что она, улыбаясь, кивнув мне головой, проговорила в след:
- Ладно, езжай! Только не застудись!
Метнулся я в сени, накинул полушубок, схватил шапку и варежки, запрыгнул в валенки и пулей вылетел из избы. А дядя уже запряг лошадей в сани и ждал меня, добродушно улыбаясь.
– Ну, што рад, небось! То-то! Только не балуй у меня! Ложись в сани рядом!
А потом он как крикнул: – Но, родимые , до дому возимые! – и щелкнул кнутом в воздухе. Мы быстро проехали деревню и въехали в лес. Тут дядя как щелкнул опять кнутом лошадей, прокричал еще, и лошади понеслись.
Ух! Только держись. Особенно на поворотах. Со всех сторон вплотную подошли к дороге укрытые инеем деревья и засыпанные снегом кусты. Они иногда принимали какой-то сказочный вид неведомых мне существ и волновали меня. Какое-то время сбоку над нами летела и трещала сорока. Потом на дорогу вдруг выскочил заяц и под улюлюканье он бежал, бежал перед нами, а потом прыгнул в сугроб и исчез.
Что-то, вроде, стало мне холодно. Может это потому, что мы ехали быстро, или, что я в спешке только в тулупе без поддевки выскочил из избы. А дядя, знай себе, улыбается да кнутом пощелкивает. Его ни мороз, ни ветер не берет. Конечно, он привык! А меня уже начало трясти. И как ни старался я скрыть это от дяди, он все же заметил.
– Ты пошто? Дрожишь? И чой-то ты замерз? А ну-ка дай я посмотрю. Да ты чего ж так выскочил? Чуть ли не на голое пузо набросил тулуп! А? Эх! Учил тебя, учил, да, видно, зря. Только и не хватало еще простудиться! А еще возьми на охоту! Возьми! Эх, ты! Охотник!
Приговаривал это он, да приговаривал, а потом поднялся, так и лихо опять как закричит:
– Эге-ге-гей! Залетные! Выноси! – и трижды щелкнул кнутом. Лошади рванули еще сильнее. Я встал на колени и, раскрыв глаза и рот от удивления, смотрел, как летит снег из-под копыт, как проносятся мимо деревья, кусты, сугробы и исчезают в снежном вихре. Вдруг на повороте сани дернулись, дядя завалился на бок и как-то резко выпрямил правую ногу, к которой я прижимался. Я так и не понял, как это случилось, что я вылетел из саней и, кувыркаясь, застрял в снежном сугробе. Я вскочил и, отряхиваясь от налипшего снега, побежал по дороге. Сани были уже далеко. Я думал, что дядя сразу остановит сани, но он продолжал гнать лошадей, не оглядываясь.
– Куда же это он? А как же я? А вдруг он совсем уедет! – И тогда я закричал.
– А-А-А! Стой! Остановись! Дя-я-д-я-я-я! А-А-А!
Я бежал и кричал. Бежал, падал, вскакивал и снова бежал. И плакал! А сумерки уже сгустились, и лес как бы придвинулся ближе к дороге холодными силуэтами заснеженных деревьев и кустов. Сквозь удаляющийся шелест полозьев саней слышались какие-то шорохи и выкрики в лесу. Лес уже не казался мне сказочным. Он был страшным, я боялся его. И я бежал, оглядываясь по сторонам, глотая слезы.
– Как? Ну, как это меня одного он оставил в лесу? Снег кругом, такой холод! А волки! Вдруг здесь, где-то волки! Ведь дядя такие страхи о них рассказывал.
И я стал озираться по сторонам и обратно. Прислушиваться. Пока никого не видать и не слышно. Неожиданно я споткнулся и упал. И еще сильнее перепугался. Быстро вскочив, я побежал, уже не оглядываясь. Я уже не плакал. Слезы или от страха, или от ветра высохли.
Вдруг что-то зашелестело, где-то сбоку, и с веток посыпался снег.
– Кто его сбросил? А вон вроде блеснуло что-то. Вон еще и еще! А если это волчьи глаза? А вдруг это рысь?
Я посмотрел по сторонам и увидел сломанную ветку на снегу. Схватил ее, обломал ее по руке и, судорожно сжимая, быстро побежал по дороге, втягивая голову в плечи и резко поглядывая по сторонам.
– Во! Кто-то будто впереди бежит, топает! Так это же наши лошади! Они только что скрылись за поворотом и остановились.
Я побежал еще быстрее. Добежав до поворота, я увидел, как сани промелькнули в сумерках и исчезли за поворотом. Я остановился и снова заплакал. Нет, заревел! От злости на себя, что так запросто вывалился из саней. От страха, что я остался один в этой наползающей темноте леса. Как я его ненавидел! Вдруг что-то треснуло, потом послышались какие-то шорохи и визг.
– Волки! Здесь могут быть волки! Это, наверное, они! Но почему они не воют?
И я снова побежал. Я несколько раз падал, терял шапку, хватал ее и снова бежал. Сердце мое колотилось как голова дятла по дереву. Сквозь заслезившиеся глаза, я видел только дорогу. Я расстегнулся. Мне было жарко. Мне было так жарко, что я не чувствовал холода приближающейся ночи. Я бежал и бежал. Прислушивался к шорохам, к вскрикам, топоту, охам и ахам ночного леса. И еще меня страшили волки.
– Только бы они меня не услышали. Пусть кто угодно, но только не они!
Может быть, поэтому я уже не кричал, а только всхлипывал на бегу, до боли сжимая в руке суковатую палку.
Добежав до следующего поворота, я увидел...стоят сани и моего дядю, идущего мне навстречу.
– Да, вот, кто вывалился из саней! Потерялся, охотник! Ну, где же ты бегал? Хорошо! Давай! Быстрей! – прокричал мне дядя.
А у меня ноги стали ватными. Не идут они и все. Когда я подошел ближе, дядя схватил меня за руку, протянул немного и закинул в сани. Потом укутал меня какой-то накидкой и сочувственно спросил.
– Ну, как? Согрелся?
– А-а-а-а-г-г-г-а-а -! Ж-а-а-рко! - прохрипел я.
–То-то!
И тут меня как прорвало. Я заревел во все горло.
– Ну, ладно. Ведь все хорошо! Вот и согрелся! И не застудился! Вот приедем, выспишься, а утром пойдем на охоту.
Я сразу перестал реветь и вытер слезы.
– А в самом деле возьмешь? Не обманешь?
– И неужели я тебя когда обманывал? Вместе пойдем! Постреляем!
Я улыбнулся. Прижался к нему покрепче и уснул. А лошади мчались сквозь ночь.
И только снег летел из-под копыт да шелестели полозья.
Потом через несколько лет дядя сказал мне, что он просто сбросил меня с саней, чтобы я согрелся. А то ведь и простудиться бы мог. Тогда уж точно не до охоты было. Но ведь и, правда! А?
Уже не один десяток лет с тех пор прошло, а я все ту ночь помню. Запомнилась она мне, почему-то.
