помощью определенных комбинаций звуков, соединенных в слова, а не какие-то там трудовые навыки. Выходит так.
Речь у Андрея восстановилась. Он снова начал говорить. Правда голос у него сильно изменился, стал глухим, надтреснутым и не выдерживал большого напряжения.
«Порою нам не ясен смысл Случайно сказанного слова: Кого оно заманит в высь, Кого накажет вдруг сурово. Слова рождаются в душе, В ее неведомых глубинах, Каким таинственным клише Их там печатают незримо? Слова встают передо мной Надеждой скорого свершенья, И, как разбуженный прибой, Забьется сердце в искушении Слова затейливо кружат, Сливаются в тугие строки… О, как взволнована душа, Коснувшись чуда ненароком!»
И оставшись без этого мощнейшего средства связи с людьми, Андрей ощутил себя совершенно беспомощным и ненужным и растерялся. Весь его предыдущий опыт жизни оказался бесполезным, никчемным, лишним и его можно было спокойно выбрасывать за борт. Он не знал теперь, что делать с людьми, как себя с ними вести, как поддерживать с ними контакт. Все его связи с окружающим миром оказались под угрозой разрыва. Только теперь ему стал ясен смысл широк известной и всегда им абстрактно понимаемой поговорки о том, что, если путешественника лишить возможности рассказать об увиденном, то он не захочет больше путешествовать. Действительно, зачем тогда ездить, если не с кем поделиться своими новыми впечатлениями?
И особенно болезненно Андрей воспринимал свою немоту в общении с женщинами. Ибо он лишился своего главного и основного оружия при общении с женщинами - языка. Видеть около себя красивую медсестру и не сказать ей комплимента, не сострить, не завязать с ней легкого разговора было выше сил Андрея. А видеть в ее глазах жалость и нескрываемое сочувствие было вообще невыносимо и страшно било по его самолюбию. Андрей заугрюмел, замкнулся, ушел в себя и часами лежал на кровати, закинув руки за голову, бездумно глядя в окно, около которого стояла его кровать.
А за окном, до самого горизонта расстилалась степь, ровная, как стол, серовато желтая, безжизненная, пустынная. Ни деревца, ни кустика ни травинки. Лишь только песок, плотный, словно бы утрамбованный искусственно, вперемешку с мелкими, как спичечная головка, камушками. При сильных порывах ветра, который здесь принимает вид настоящего бурана и которые здесь бывают довольно часто, эти маленькие камушки поднимаются с земли и несутся по воздуху со скоростью курьерского поезда, до крови иссекая лицо и руки, если они открыты. И не дай вам бог быть застигнутым подобным бураном в открытом поле. Зимой это верная смерть. В остальное время года – очень большая вероятность стать на всю жизнь калекой.
Андрей не любил Байконур. Здешняя природа, эта не слишком удачная помесь пустыни со степью, действовала на него угнетающе, наводила тоску. Более унылого зрелища в своей жизни он не встречал. Такое впечатление, будто находишься не на земле, а где-нибудь на луне или же на Марсе.
Единственной отрадой и своеобразной отдушиной для Андрея в Байконуре являлись здешние восходы и закаты. Ничего подобного Андрей никогда видеть не приходилось. Это было невероятное, воистину фантастическое и даже феерическое зрелище. Как будто кто-то неведомый, всесильный и всемогущий, играючи и веселясь, вдруг выплеснул на небо всю гамму имеющихся на земле красок, одну ярче другой и начал их перемешивать гигантской, невидимой кистью. И небо вспыхнуло разом, заиграло, заискрилось и засветилось всеми цветами и оттенками спектра, непрерывно меняя краски, переливаясь из одного цвета в другой, создавая самые немыслимые цветовые сочетания, превратившись в живое, трепетное, пульсирующее «многоцветье» радуги, шатром покрывшее землю.
И в центре этого бушующего «многоцветья» громадный, слегка приплюснутый, желто-оранжевый и совсем не яркий для глаз, шар солнца, медленно, но физически ощутимо перемещается по небу. А вокруг шара – светящийся ореол цветного, неуловимо переменчивого перламутра уже успокаивающихся красок, постепенно расширяющийся и со временем заполняющий все небо.
Послесловие.
В Москву Андрей вернулся в середине мая. И снова уехал в командировку. Сначала в Западную Украину, затем в Прибалтику, оба раза на реконструкцию групповых ракетных подземных точек. В Байконур он вернулся через полтора года бригадиром монтажников на новую стартовую площадку Челомеевской Лунной ракеты Протон, на которой вновь попадает в чудовищную аварию, происшедшей во время стартового пуска ракеты. Жертв было много, свыше сотни человек. Но Андрей снова повезло, он снова оказался в числе живых. Но это уже совсем другая история.
***
