десяти рублевыми бутылками. Поэтому этих денег обычно хватало на один-два дня, не больше. После чего они переходили на солдатские талоны на питание за 60 копеек в сутки. И ничего. И были даже довольно. Кормили солдат на полигоне в те времена очень даже неплохо, почти прилично. Пусть не так вкусно, как хотелось бы, но помногу и сытно.
На объектах Байконура продолжалось то же самое. Только там, на объектах, пили, в основном, спирт. И пили все поголовно, от рабочего до начальника объекта. Спирт шел на объекты в качестве обезжиривающей и обезвоживающей среды, которой промывали системы трубопроводов на ракетных точках перед сдачей военным представителям, так называемой военной приемке. На первых объектах шел еще спирт ректификат, но потом перешли на гидролизный спирт, то есть, спирт низшей очистки. Спирт шел цистернами, эшелонами, практически в неограниченном количестве. Его не только пили все, кому не лень, в нем чуть ли не купались. Его использовали в качестве ходовой монеты при бартерных обменах или покупках военного имущества у соответствующих военных служб или же продовольствия у местных жителей.
Однако к спирту имели доступ далеко не все, а только лишь избранные. Остальные же работники на объектах пили все, что только может пить человек, желающий уйти хоть на мгновение от реалий своей действительности в призрачный, но такой прекрасный мир иллюзий, балдежа и кайфа. Пили одеколон, туалетную воду, духи, растворители от клеев БФ, пили жуткий, сверх вонючий местный самогон, неизвестно из чего сотворенный, пили темные, непонятно чем пахнущие жидкости под маркой местных вин.
В бараках и общежитиях монтажников порой пройти было невозможно из-за мощнейшего, сбивающего с ног букета ароматов, распространяющегося из комнат и туалета. Особенно ценился у монтажников тройной одеколон называемым пятизвездочным коньяком, а туалетная вода «Свежесть» считалась цветочным ликером. Каким же мощнейшим запасом прочности снабдила матушка природа человеческий организм, если он мог без особых последствий в течение долгих дней, месяцев и лет выдерживать такие сверх огромные дозы чудовищных отравителей, потребляемых ежедневно внутрь? Ведь люди не только пили, они еще и работали, монтируя сложнейшую и точнейшую технику ракетных стационарных базовых точек, запрятанных глубоко под землей. А кроме работы они еще и занимались сексом с женщинами, какие им попадались в тех краях. И детей зачинали. Правда, каких детей именно, они, чаще всего, никогда потом и не узнавали...
Были и наркотики. Были, что уж тут говорить! Анаша, план гуляли среди сторойбатовцев во всю. Даже опиум был и чего-то там импортное, что в вену вводится. Курили, кололись даже не скрываясь. Но это было все-таки гораздо реже. Предпочтения Советских людей все-таки были на стороне пития. Наркотики еще у нас не прижились. Что-то в этом было стыдное. И применять наркотики для балдежа считалось у нас еще неприличным. Пока еще считалось. Но после Афгана перестанет так считаться. Но до Афгана было еще далеко!
А потом в Байконуре на одной из площадок было организовано о тайное производство самогона из перловки. Причем, в большом количестве. Перловка была одним из основных продуктов питания солдат в Байконуре. Ее было много и она была на Байконуре везде. Из нее в основном варили кашу для солдатских столовых. С тушенкой в качестве второго блюда она шла почти каждый день. Иногда из нее делали и первое. Как говорится – дешево и сердито. Отличительной ее особенности являлось долгое ощущение сытости в солдатских желудках, так как она трудно переваривалась.
И вот кто-то на одной площадке исхитрился приготовить из нее самогонку. Технология была простая до ужаса. Аппаратуру изготовить в Байконуре, где шло жуткое количества труб из нержавейки, титана и алюминия, было проще пареной репы. Нужны были лишь натуральные дрожжи. А дрожжи в Байконуре не продавались. И их привозили из России поездом «Москва-Ташкент». Чаще всего привозили монтажники, так или иначе связанные с людьми, занимающимися изготовлением самогонки. Привозили дрожжи в своих чемоданах и рюкзаках.
И вот однажды летом в поезде «Москва-Ташкент» после Аральска по вагонам вдруг пошел тревожный слух о том, что в Тюра-Там готовится «шмон». И дрожжи у монтажников будут конфисковывать. Такого раньше не бывало. Начальство в Байконура на подобные вещи смотрело всегда сквозь пальцы. Потому что бороться с контрабандой спиртного в Байконуре было просто смешно. Все знали, что завести водку в Байконур на машинах спокойно можно было по степи, минуя КПП, в любом количестве. Что постоянно и делалось. Конечно же не без пользы и для самого начальства. А здесь какой-то самогон, какие-то дрожжи! Просто – нелепо! Но начальство ведь должно же хоть как-то показывать свою деятельность. Вот оно и решилось на акцию против самогонщиков.
Перед станцией Тюра-Там был небольшой разъезд с очень трудно произносимым для русских названием Бостандык, где поезд всегда останавливался по каким-то своим делам. И стоял он там всего пару минут. И вот на этом переезде вдруг выскакивают из вагонов поезда человек пять мужиков с большими военными рюкзаками и кидаются стремглав к будочке общественного туалета, стоявшего в отдалении. Через мгновение они возвращаются назад, но уже с пустыми рюкзаками и садятся в начинающий трогаться поезд.
Стоял июль месяц, самый жаркий месяц Байконура. Температура воздуха зашкаливала далеко за плюс сорок. И на другой день по Тюра-Там пошли разговоры о странном происшествии на разъезде Бостандык. Там произошло настоящее извержение общественного туалета, небольшого домика из саманного кирпича, стоящего над выгребной ямой. Содержимое этой ямы по каким-то непонятным причинам вдруг забродило и пошло вверх, как тесто из квашни. Оно опрокинула домик и начало заполнять площадь перед служебным домиком разъезда. Железнодорожное начальство всполошилось и позвонило своему начальству в Аральск и Тюра-Там. Пока начальство приехало содержимое туалета уже во всю штурмовало служебное здание разъезда и насыпь железной дороги. И все шло, шло и шло! Как из жерла грязевого вулкана.
Железнодорожное начальство позвонило в Байконур и попросило помощи. Военное начальство приехало быстро и ахнуло! Такого никто из них в своей жизни еще не встречал. Но оно решило поддержать своей авторитет и затребовало из Байконура роту «стройбатовцев» с лопатами и с двумя тракторами бульдозерами. К ночи боевые действия закончились. Вся площадь перед железнодорожными путями и служебным домиком разъезда была засыпана толстым слоем песка, включая выгребную яму туалета. Благо, что песок здесь был прямо под ногами. Но вырвавшееся на свободу содержимое туалета никак не хотело успокаиваться и песок под ногами еще несколько дней словно бы дышал и шевелился. Я уж не говорю про запах. Хорошо, что жителей здесь практически не было. Так, всего лишь несколько саманных домиков, где жили казахи.
А «шмон» на станции действительно был. Вещи монтажников проверяли на площади прямо перед посадкой в автобусы. Но «шмон» оказался совершенно безрезультатным. К немалому удивлению его устроителей. Ни одного килограмма дрожжей не было обнаружено в вещах монтажников. И начальство Байконура больше подобной инициативы не проявляло. Оказалось чревато!
Утром нас всех развезли по объектам, или площадкам, как их называли здесь, и разместили в четырехэтажных военных казармах, стоящих прями в голой степи.
(Камера показывает с десяток пятиэтажек, стоящих в степи и возвращается в комнату, где поселили Андрея. И далее его слова за кадром)
Вечером я поужинал в солдатской столовой, размещенной на первом этаже казармы, где с удовольствием навернул большую миску картофельного пюре, перемешанного со свиной п тушенкой и выпил пару стаканов компота из сухофруктов. После чего я вернулся в свою комнату в солдатской казарме, В комнате было нестерпимо жарко. Я разделся до трусов и завалился на свою койку. И здесь я, лежа в одних трусах на своей койке, увидел необычное зрелище. Такое необычное, что разом вскочил и вновь сел на своей койке. И буквально раскрыл рот от удивления.
Я увидел в окно, как по небу изумительно чистого, темно-голубого цвета, катится солнце. Громадное, чуть ли не с автомобильное колесо, и совершенно не яркое, как будто выключенное. Только что оно было невыносимо жаркое, слепящее, и жутко палящее, а вот сейчас оно, багрово красное, словно вычищенный медный таз, спокойно и медленно катится по небу и на него можно даже смотреть простым, незащищенным взглядом. Я встал с койки и, не спуская с солнца изумленного взгляда, подошел к окну.
Да, прямо перед моими глазами, у самого горизонта, по небу двигалось громадное г солнце, похожее на раскаленный стальной диск, перекатывающийся по небосводу. Солнце было неяркое, но четко очерченное и какого-то странного, желто оранжевого цвета, переходящего в нижней своей части в багрово желтый цвет, а по самому его краю – как бы отороченное темно красным ободком. Солнце двигалось настолько ощутимо явственно, что меня даже оторопь взяла. Да такого же быть не может в самом своем принципе! Не может, но это есть! А есть потому, что я это вижу!
С движением солнца небо около него загоралось разными цветами. Снизу – всеми оттенками красного желтого и багровых цветов, а сзади него - всеми оттенками синего, голубого и зеленого цвета. Причем, эти цвета не были постоянными, они непрерывно менялись, переходя один в другой, меняя оттенки, густоту и яркость цвета.
Картина заката была ошеломляющей. Все небо перед моими глазами играло и переливалось красками. И краски эти словно бы истекали из краев самого солнца и дальше шли уже по всему небу, постепенно, с удалением от солнца, густея и темнея и начиная светиться как бы уже изнутри. И вот солнце приблизилось к краю горизонта и…
Тут я чуть не вскрикнул от изумления. Я увидел, как солнце сплющилось, как сплющивается капля ртути, упавшая на поверхность предметного стекла. Только что оно было круглым, причем – идеально круглым на мой взгляд, а вот сейчас, коснувшись своим краем горизонта, сплющилось, стало овальным. И сплющилось основательно, ну, опять же на мой взгляд, чуть ли не на треть своего видимого диаметра.
Что это было, я не знал и не понимал? Я знал одно - такого не может быть! Такого не бывает! Это противоречит всем известным законам физики. Но это было. И я сам стал свидетелем происшедшего. То ли это была оптическая иллюзия, то ли еще что, малопонятное для меня, но я же все это видел. И сейчас продолжаю наблюдать. Так что ж – не верь глазам своим?! Но как не верить, когда, вот смотрите, солнце на моих глазах продолжает погружаться за горизонт, погружается все глубже, глубже, глубже – и вот уже его нет!
А на его месте выплеснулся ярко-ярко красный, почти белый конус, от которого небо вокруг него разом вспыхнуло и заколыхалось всеми оттенками красного, желтого и синего цветов, которые начали быстро распространяться по всей этой части неба,
