Ясновидящий

рассказы на разные темы и иногда коротко их комментировала. Кузя голосом сказочника тихо начинал - Ну, родителей своих я, Машенька, не помню. Самое раннее воспоминание - это ведут меня две женщины, одетые в черное, в широких шляпах с лентами мимо здания, похожего на костел. Под ногами большие каменные плиты, очень старые. Я запинаюсь и карябаю коленку. Жжет, страшное дело. Ну, понятно, реву. Меня садят на край кирпичного забора, одна из женщин снимает шляпу и дует мне на коленку. Лицо у нее такое молодое, очень доброе. Вот я и думаю все время - может, это матушка моя была. - Матушка была - подтверждает Машка. - Это Господь один знает, мне годика три тогда было. У Машки начинали слипаться глаза. Кузя осторожно шел к выключателю, гасил свет. Укладываясь спать, ему, может быть, впервые в жизни, казалось, что он не одинок.Было легко и покойно. На следующий день Машка опять требовала что- нибудь рассказывать, и Кузя снова начинал - Вот же люди , как только узнают что детдомовский, смотрят на тебя с жалостью, а ведь там мое лучшее время прошло. Какие люди воспитатели, учителя наши были. Таких теперь не найдешь. Борис Петрович Салтыков, например. Бывший летчик- истребитель, на протезе ходил. Знал, что мы на вокзал бегали за чинариками. Бросит кто-нибудь, а мы бегом. Кто первый добежит, тот и первую затяжку получит. А в то время ведь война шла. Туберкулеза, триппера всякого полно. Так вот, Борис Петрович пачку распечатает и оставит на подоконнике.Мы, конечно, пользовались. Машка комментирует - Курить противно - Еще противнее чинарики облизывать. Салтыков математику и физику преподавал. Начнет объяснять какую- нибудь тему, разгорячится, забудет, где находится. Галстук на боку, костюм весь в мелу, а мы и рады, занимаемся кто чем. Звонок прозвенел, а Борис Петрович не слышит, продолжает свое, пока его шнырь за рукав не подергает. - Ладно, ребята,- скажет- хорошего помаленьку, отдыхайте. А отчего отдыхать-то, весь урок на головах ходили. Машка понимающе скалила зубы, выражая этим одобрение. - Самый интересный предмет- география. Вела его чопорная и строгая Надежда Николаевна Сухорукова, по прозвищу 'сухожопая'. Речь у нее была не обычная, вместо привычного што, говорила что, вместо ее - ея. Но на уроке муха не пролетит. Изучаем, скажем, Африку, она на карте покажет, а потом начинает читать воспоминания Ливингстона. Самые отпетые слушали, затаив дыхание.

Глава 12.

Опять вокруг обезьяны наметилось оживление Каждый день звонил телефон у Выдры. Как-то заявились Калев с кафедры терапии с Поляковой, зав.кафедрой фтизиатрии, якобы надо обезьяну послушать и обследовать. Машка была к тому времени в чудесной форме, и Кузя, хоть неохотно, но согласился. Врачи долго осматривали обезьяну, взяли анализы. Калев, рыжий, невысокий, свой в доску парень, сразу заключил - Здоровее не бывает. Полякова согласно кивнула, но, облизав пухлые губы и глядя Кузе настырно в глаза, сказала - Давайте дождемся результатов анализов. Пару лет тому назад Кузя нырял с ней в' сиреневую кущу'. И Полякова время от времени,подумывала о повторении, но была холодна и официальна. Никогда не навязывалась, но и глаз при встрече не отводила. Ей было уже около сорока, хотя выглядела она моложе. Женщина знала себе цену и соответственно держалась. Кузю она заинтересовала когда-то не своими прелестями, а кое-чем другим. Знакомство состоялось в кабинете Выдры, который приехал после защиты 'докторской' из Москвы. К тому времени он уже заведовал кафедрой, и многие из близких институтских людей пришли поздравить его до официального банкета. Собралось человек десять. Обстановка была непринужденная, но в тесном кабинете ощущался дискомфорт из-за духоты и соседства с холодильником, в котором хранились трупы. Поэтому Выдра, пошептавшись с Кузей, пригласил всех в его квартиру, благо та была в двух шагах. - Только стульчики, друзья, берем с собой. Со стульчиками у Кузи напряг. Переход со стульчиками, спиртным и закуской в профессорских портфелях у всех вызвал веселую беззаботность студенческой поры. Быстро накрыли стол и, соревнуясь в остроумии, стали произносить тосты. Полякова сидела, чуть отстранясь от тесного стола так, что были видны ее красивые ножки. Кузя едва сдерживал смех, глядя, как эта утонченная, вежливо улыбающаяся женщина про себя дает каждому убийственно точные, но, главное, матерные характеристики. Вот она смотрит на профессора Горяева, который возбужден необычайностью обстановки, что-то нашептывает своей красивой молоденькой жене . -Говновед-то какой оживленный. Диссертацию защитил на глистах. Высосал буквально как из пальца, из говешки. Сноб херов, даже лекции читает в галстуке- бабочкой. Женился на студентке. Та его едва терпит, перетрахалась со всеми институтскими.- Полякова встречается взглядом с женой Горяева Анной и, вежливо улыбаясь, поднимает стакан с коньяком - мол, твое здоровье, б-кое создание.- потом она смотрит на Кузю. - Боже, как он одет. На какой помойке он этот свитер отыскал? Взгляд ее скользит по брюкам и сапогам - Какое убожество - думает она и окидывает взглядом всю фигуру. - Но экстерьер хорош, широченные плечи, узкие сухие бедра, особенно хороши синие, беззащитные глаза. Не от великого ума, надо думать,такое выражение. Кузя с Поляковой встречаются взглядом, он ей неожиданно подмигивает. Полякова отводит взгляд, делает небольшой глоток коньяка, потом снова смотрит на Кузю - Ну, уж фигу, этого ты не дождешься, бандитская рожа. Хотя, чем проще мужик, тем лучше в постели. Смотрит на счастливого Виктора - Ну, чему ты радуешься, дурачок? Отдал этой докторской десять лет - лучшие годы жизни. Себя заморил, семья на цирлах все эти годы ' Тихо, папа работает,' а кому твоя сраная диссертация нужна? Будет пылиться на книжной полке. Слушает пьяные дифирамбы и доволен. Да уже на следующий день после банкета все про все забудут. Лучше бы вместо банкета в Сочи съездил, Пастер хренов. Так, кто у нас следующий в гадюшнике? Ага, Галочка Логуненко, Умна,красива , этого не отнимешь. В меру стервозна, ярая лесбиянка. Вся из комплексов, вернее, из их преодоления. А чего комплексовать? Да е-сь ты хоть с драной козой, ни-ко-му до тебя нет дела. А вот Джон Константинович Соловьев тост толкает. Как обычно витиевато, скучно, длинно и практически ни о чем. Имечко дали в честь Джона Рида не очень умные, но подкованные родители. Среди студентов - Джон гандон сифилистрон. А что отражает суть и звучит живее.- Полякова отхлебнула приличный глоточек. - Так, моя очередь речугу задвигать. Встает слегка захмелевшая - Витенька, столько о тебе уже хорошего сказано, что хочется в поздравлении обойтись без слов - прорыв, вклад, новое слово - я тебе желаю от чистого сердца горячего песочка, соленого синего моря и побольше солнышка, то, чего пожелала бы себе. Она садится под дружное чоканье и разноголосие, допивает коньяк. - Себе бы еще пожелала хорошего секса - думает она. - Это без проблем - откликается мысленно Кузя- подожди немного, осуществим. Народ начинает потихонечку расходиться. Остаются самые стойкие да чета Горяевых. Им нужно занять денег у Кузи, но при коллегах неудобно. Кузя идет на кухню, достает и отсчитывает тысячу рублей, именно столько нужно заведующему кафедрой Горяеву. Потом вызывает профессора в прихожую. - Пал Палыч - говорит он - я слышал вам деньги нужны, здесь ровно тысяча, отдадите когда сможете. - Голубчик, голубчик - в ответ охает Пал Палыч - вам, наверное, Анечка сказала. Спасибо, спасибо , я отдам через месяц, не позднее. Профессор торопливо заталкивает деньги в карман. Потом забирает свою Анечку и, взявшись под руку,воркуя о чем-то, они уходят. За столом остались Виктор, рыжий Калев и Полякова. Она не торопится. Спиртное сделало свое дело, и ей хочется доиграть любимую игру. - Ну что. Калев- горячий финский парень. Светлая голова, тонкий ум, крепкие тормоза, только это не дает ему спиться. Маленький, некрасивый, но ходок известный, он напоминает Поляковой моль. - Дать что ли этому уродцу? Так ведь не допрыгнет. Ей приходит в голову старая песенка ' Зачем же вдова пионеру дала и галстука даже с него не сняла?' Она вдруг хохочет. Виктор интересуется - О чем это ты? - А, это я стихи вспомнила. - Что за стихи, ну - ко, почитай. - Ну, в общем: - Июньский вечер, шум прибоя - На небе яркая луна.Ну и что-то в этом роде, какие-то канделябры.- Кузя продолжил серьезно глядя ей в глаза - Сейчас волчицею завою Поскольку снова я одна. Полякова улыбнулась, ловко прищелкнула пальцами - Именно снова одна. Витя с Калевым были людьми не глупыми и, захватив по паре стульев, пошли восвояси. Виктор напоследок сказал Кузе - Ты давай Лену проводи до троллейбуса. - Провожу, провожу - успокоил его Кузя - Нет уж, миленький, я лучше тут пару минут посижу, протрезвею - сказала Полякова. А дальше подумала - чем с таким пугалом по улицам шастать. - И то верно - поддержал ее Кузя - Я сейчас чистенькую простыночку постелю, полежите, чуть отдохнете. Лена помахала своим наманикюренным пальчиком - Ну уж нет, этот мезальянчик никому тут не нужен. Она поднялась и, почти не шатаясь, двинулась в прихожую. Кузя спокойно следовал за ней. Там она попыталась надеть свои туфли, что было не просто. Мешал высокий каблук. Полякова рассмеялась - У вас есть эта штука, как она называется? - Рожок - подсказал Кузя. - Точно, рожок. Рожок и плинтус - два самых для меня трудно вспоминаемых слова - хихикнула женщина. Кузя присел на корточки и неторопливо, но ловко одел ей на ноги туфли. Потом, не поднимаясь, он провел рукой по внутренней стороне голени, к коленке и выше. Полякова откинула голову к стене, прикрыла глаза - Что ты делаешь? - хрипловато простонала она. Он подхватил ее, легкую, как перышко, начал целовать. Только под утро, совершенно опустошенный, Кузя уснул. Поляковой же было не до сна. Она лежала рядом и любовалась его красивым телом. Впервые все ее фантазии воплотились в реальность. - Боже мой - думала она - какая же я развратная шлюха. Откуда это во мне?- Потом вдруг появилась тревога. - Ну а что дальше? Может быть, женить его на себе? Приодеть. Она представила Кузю, наряженным в элегантный костюм. Это была та еще картинка. - Да его же бабы разорвут и растащат по кусочкам. Прямо подарок для такой ревнивой собственницы, как я. Да и он не комнатная собачонка, скорее,волчара- Она подумала о том, что он с ней вытворял ночью - опыта ему не занимать. Стать его любовницей? Она сразу вспомнила неопределенного цвета свитер, эти его похабные сапоги. Нет, не пойдет. Кузя в постели - одно, а в сапогах - совсем другое. Выхода практически никакого. Она внимательнее вгляделась в его лицо, обрамленное начинающими седеть висками. Тревога сменилась страхом. Ей стало очевидно - сегодня она еще может уйти, но если такая ночь еще повторится, то конец.Тихо, чтобы не разбудить его,женщина встала, быстро, почти лихорадочно, оделась, уговаривая себя - Я, черт побери, успешная, самодостаточная баба.Нельзя привязывать себя к чему бы то ни было,это просто глупо. Бежать, ни на секунду не задерживаясь возле этого дьявола. Выскользнув из квартиры быстрым и решительным шагом, почти маршируя, Полякова пошла прочь, по мере удаления, чувствуя все большее облегчение и уверенность. Кузя проснулся чуть позже