ОПАВШИЕ МЫСЛИ

его малюют».[/b] Эта поговорка, которая вынесена в название сего фрагмента как нельзя кстати. Дьявол опасен своей духовной невидимостью. Когда же он приобретает видимые черты, то вызывает уже не столько страх, сколько отвращение. И оно тем сильнее, чем дьявол страшнее как невидимый враг человека. Достаточно преодолеть это отвращение как окажешься его мерзким воплощением.


        Читая Коллингвуда. Намедни прочитал у Коллингвуда, что мысли и слова обратно пропорциональны друг другу. Кто много говорит, тот мало думает. Наверное, поэтому в народе, точнее, среди культурной публики, у наставников в ходу следующее со школы всем известное выражение: «Говори так, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно». Умные люди, как правило, молчат. Хотя молчат и те, кому нечего сказать. Может быть, потому, что все уже сказано.

 
        Логика творчества (набросок). С чего начинается творчество? С замысла, с идеи. Но что такое идея? Она есть существо вдохновения. Человек вдыхает его как дух. И уже в человеке, в его душе идея является ему мыслью, держа его в черте, границе, на пределе того, о чем он думает. Поэтому идея как замысел есть форма мысли. Она формирует его в качестве творца, автора. Человек как автор помышляет и следом выдумывает, производит вымысел. Он промыслит, предвидит то, что получит в результате создания (творчества).
        Итак, такова последовательность творчества: замысел – помысел – вымысел – промысел (гипотеза – теза – антитеза – синтеза). Между вымыслом и промыслом  происходит превращение. Это превращение есть возвращение к помыслу или ре-мысль после де-мысли вымысла. Но это возращение осуществляется уже на новом витке развития как превращение самого автора в творца артефакта (произведения). Таким образом, он производит самого себя как творческую или прекрасную индивидуальность, производя прекрасную предметность.


        Категорический императив. Категорический императив Канта является самопротиворечивым определением, ибо в нем условное по модальности выражение намерения является безусловным повелением, безусловным  по эффективности. Буквально оно звучит так: «Поступай так, как если бы максима твоего личного поведения была формой всеобщего законодательства». Безусловное повеление продиктовано допущением того, что не является необходимым. Связь между правилом личного поведения и формой всеобщего законодательства является логически выводимой, но никак не фактически необходимой. Да, действительно, если ты, например, лжешь, то в ответ на твою ложь логически правильно ждать такое же лживое поведение со стороны тех людей, кому ты лжешь. Ты заслуживаешь ответной лжи. Другое дело, ответят ли они той же ложью или посчитают ниже своего достоинства опуститься до лжи, чтобы быть с тобой на одном низком моральном уровне. Поэтому лучше тебе сказать правду. Так, хотя бы, ты не будешь виновником ответной лжи обманутых, не соблазнишь их на грех, но, напротив, покажешь добродетельный пример. В случае с категорическим императивом берется в качестве нравственного примера такое правило, которое не носит необходимый всеобщий характер, а касается только действия личной совести. Но если делать нечто по совести, то можно иметь право ждать соответствующее отношение со стороны других людей. Правда, дождешься ли ты ответного поступка, еще большой вопрос. Поэтому категорический императив носит характер благого пожелания. Он имеет смысл для того времени, в котором наши желания  будут свободны вплоть до необходимости. Совесть необходима только в свободе.
        Следование категорическому императиву в обычной, бытовой жизни является избыточным, не вытекающим из самого существа такой жизни. Жить по совести является свободным, а не вынужденным деянием. Бессовестно требовать от человека жить по совести в таком обществе, которое устроено не по совести, а по правовому принципу, сводящему отношения между людьми к вещным, имущественным отношениям. Смысл совести состоит в том, чтобы добровольно принять ее предостережения. На это способна не правовая и даже не моральная, а только нравственная личность.


        Быть или не быть? Вот в чем вопрос параноика. Таким вопросом задавался Гамлет. Как понять этот вопрос? Может быть, так: быть мне моральным субъектом долга, тем более, нравственным (совестливым) существом или быть аморальным и безнравственным субъектом, мстящим за отца его убийцам: собственной матери и своему дяде? Гамлет выбирает месть, доверившись, нет, не отцу, а лишь его тени, призраку мертвеца. Где гарантия, что это призрак отца, а не отец всяческой лжи, возводящий напраслину на живых родственников Гамлета? Почему же мстит Гамлет? Странный вопрос. Он мстит только из собственного шкурного интереса, мстит, чтобы выжить, пытаясь опередить своего врага. Для этого же он прикидывается сумасшедшим. Но в результате Гамлет первым же убивает и обращает в уже не мнимое безумие невинных. При этом как все сумасшедшие он проявляет чудеса хитрости, представляя театр в театре и тем самым выводя на сцену своего больного сознания фигуры матери и дяди в призрачном свете. 
        И потом разве месть является моральным долгом? Если бы Гамлет был хорошим человеком, то он после явления ему тени отца сразу бы уехал опять учиться в Гейдельберг от греха подальше. Но нет же, он предпочел как моральный урод, психопат и дегенерат наказать живых за мертвого. Настоящее безумие Гамлета началось с морального помешательства, с бреда преследования его дядей.
        Гамлетовский вопрос есть вопрос не философский, а психиатрический. Для чего же Шекспир написал эту психиатрическую пьесу? Естественно, для изживания собственного комплекса отца как властного лица. Только то разрешение от патологического комплекса, которое Шекспир находит на сцене, усугубляет, а не снимает его собственное безумие. Оно лежит на виду читателя и зрителя: «Мир – это театр, а мы в нем актеры». Такое мог сказать только глубоко психически больной человек. Не далеко от него ушли и те, кому нравилось изображать себя Гамлетом на сцене. Это были, как правило, люди, склонные к саморазрушению. Между тем всем заинтересованным лицам известно, кто подталкивает людей к собственной гибели. Это враг рода человеческого.