ОПАВШИЕ МЫСЛИ

[/b]Идеальное, если брать его по-кантиански, есть невозможное в отношении к возможному, недостижимое в деятельности человека как идеал в качестве регулятивной идеи. Тогда возможное есть идеальное, точнее, идильное или идиллическое как  существующее в сознании. Есть еще и существующее в материи как воплощенное в материале, уже независимо от сознания в качестве его продукта. Таков трансцендентальный идеализм, предполагающий нечто трансцендентное вещи в качестве его идеального прообраза (прототипа), образца вещи (парадигмы). Инобытие идеала и его вещного явления пребывает в сознании в виде уже образа, который становится понятным в качестве понятия идеи и вещи.
        Обратным образом идеализма является материализм, который уже материальное берет, схватывает в качестве основания такого рода деления на противоположности. Материально то, что реально, бытийственно. Таково само бытие. Оно и есть материя с точки зрения материализма. Но тогда идеальное есть его отражение в сознании, отражение вещи в сознании в качестве образа субъекта познания. Для материалиста невозможное есть не материальное, а возможное только – идея. Реально же есть то, что есть материально.


        Политическая инверсия и политический спектакль. Если прежде в конце позапрошлого и первой половине прошлого века была политика активизма, энтузиазма (революции), то теперь на смену энтузиазму пришел реактивный страх. Он и раньше пользовался у политиков популярностью. Но  тогда он умерялся трудовым энтузиазмом и идеологией (враньем). Теперь же возобладал страх. В массах стал нагнетаться страх потому, что противники политического статус кво выступают не просто против власти, а против самого массового общества, его устройства, совершая акты насилия над людьми из массы. Такова инверсия политика страха, спровоцированная технократами.  В настоящий момент времени этот страх обострился в связи медикализацией источника страха: произошло сближения политического элемента с медицинским элементом. Политика глобализируется и разыгрывается как драма соперничества. Она преувеличивается, теряет собственную меру (разумность, рацио), рядится в халат врача, выдавая себя за спасителя человечества. В результате человек становится тотально ограниченным, сегментированным клеткой своего местопребывания ради выживания. Что дальше? Осуществление дьявольской идеи трансгуманизма, превращение человека в рабочую функцию (раба) общественной машины, так называемая «цифровизация» как эвфемизм роботизации самого человека. Для чего? Для уничтожения человека руками самого человека в интересах врага рода человеческого. Сегодня дьявол явился нам в образе информационной машины. Но он не машина, он дух, превратно истолкованный человеком. Кто виноват в этом превращении? Разумеется, человек. Так кто же враг рода человеческого? Иллюзия, виртуальный мир, его симуляция, которая собой подменяет реальный мир.


        «Возлюби ближнего больше себя». Есть две заповеди. Первая заповедь: «Возлюби Бога больше, чем себя». Вторая заповедь: «Возлюби ближнего больше, чем себя». Это заповеди для обычного христианина, то есть, грешника в церковной ограде. Обязательны ли они уже для святого. Да, но только наполовину, ибо вторая заповедь для святого суровее, - святой должен возлюбить ближнего больше, чем себя. Только так человек станет ближе к Богу. Это почему же? Потому, что его уже не будет держать при себе эгоцентризм.


        Вопрос определяет ответ. Лишь тогда, когда человек ответит правильно на такой вопрос: «Почему нет худа без добра, а не, наоборот, нет добра без худа» и ему подобные вопросы, он способен заниматься философией. Но только если он сам задаст такой вопрос, можно сказать, что философствующий уже стал философом.  Ответить на философский вопрос легче, чем его поставить. Данный вопрос имеет такой ответ: «Из плохого может следовать хорошее, но никогда из хорошего не следует худое, ибо в том, в таком (логическом) следовании нет не только истины, но и смысла».


        ВИЛ. Кто такой Владимир Ильич Ленин (Ульянов)? Он самый! Кто он такой с человеческой точки зрения, а не с точки зрения специалиста, например, политика, большевика или идеолога? Если вспомнить его отца, то тот стал почетным и состоятельным гражданином благодаря своим неустанным трудам на ниве просвещения. Государь наградил его и его потомков за верную и прилежную службу дворянским званием. И чем отплатили ему и его наследнику потомки Ильи Николаевича Ульянова? Покушением на убийство и массовым убийством всей императорской семьи. В этом отличились как его старший сын Александр Ульянов, так и средний сын Владимир Ульянов.
        Для того, чтобы понять черную неблагодарность детей Ульянова по отношению к российскому престолу, попытаемся поставить себя на их место.  Для начала возьмем старшего, Александра Ульянова. Он был студентом-химиком, когда задумал совершить покушение на государя-императора. Как случилась так, что успешный студент, готовящийся стать молодым ученым, изготовил бомбу и превратился в бомбиста-террориста? Загадка. Ничего не приходит в голову, кроме того, что он сошел с ума от своих химических опытов. Вероятно, отравил свое сознание тем, что нахимичил. Обыкновенное объяснение его смертоносной мотивации не выдерживает никакой разумной критики. Как может вполне благополучный человек, который занимается естественными науками в университете, найти в цареубийстве разумное решение социального вопроса? Для этого нужно быть если не кретином, то хотя бы интеллектуальным дегенератом. Его защитники говорят о том, что так он пострадал за народ в качестве кающегося интеллигента. Разумнее было бы покаяться в своем грехе черной неблагодарности.
        Другое дело, Владимир Ульянов. Его старший брат своим криминальным поступком буквально «перекрыл» ему путь в приличное общество. Что оставалось тому делать? Вести жизнь отверженного из-гоя или уехать за границу. Что он и сделал, став революционным отщепенцем и иммигрантом. Но за границей так и не прижился: и там таким нет места. В душе же он все это время таил и вынашивал идею отомстить обидчику своего брата не террором, но тем, чтобы полностью разрушить весь строй той общественной жизни, в которой не осталось ему места.


        Еврей как существительное и как прилагательное. Есть русский еврейского происхождения. Это «русский», то есть, еврей, рожденный еврейкой. Он еврей в качестве существительного, то есть, русский по форме и еврейский по содержанию. Но есть еврей русского происхождения. Это «еврей», рожденный русской. Такой «еврей» есть еврей как прилагательное. Он только по форме еврей, но по содержанию русский. Что значит «прилагательный» и по форме? А то и значит, что он культурный, не натуральный. Вот этому другому материалу придается своя форма, и ее носитель становится «своим чужим». Это еврей-изгой (из-гоев). Он пришелец, который, модернизирует культуру и формирует цивилизацию.


        Человек и Бог: место и в-место. Индусы говорят, что когда человек исчезает, умирает, тогда на его месте появляется Бог. Следует ли из этого высказывания то, что человек после смерти живет в Боге? Нет, не следует. Вечно живет только Бог, ибо ему везде есть место. Человеку же есть место только во времени.


        Философия, наука и богословие. Философия является познанием (познаванием, постижением, пониманием) непознаваемого (непостижимого, непонятного). Наука же является познанием непознанного. Что касается богословия, то оно есть познание непознаваемого. Но в отличие от философии, которая тоже имеет дело с непознаваемым, только в мысли, а не по вере, познает непознаваемое познаваемым, богословие есть познание (постижение) непознаваемого (непостижимого) непознаваемым (непостижимым) же. В свою очередь наука есть познание непознанного познанным.
        Как в случае с наукой, так и с богословием, мы имеем единство средства и цели. В случае же с философией мы находим противоречие между средством и целью: либо мы, как правило, познаем непознаваемое познаваемым, либо, редко, познаем познаваемое непознанным. Последняя альтернатива познания употребляется в философской науке.  Первая же альтернатива имеет место в сугубой философии.


      Смысл жизни. Смысл есть то, ради чего мы живем. И тогда он есть цель жизни. Но смысл есть и то, с помощью чего мы живем. Поэтому он есть и средство для жизни. Смысл же смысла есть единство средства и цели. Вот это единство смысла есть становление живого смысла, смысла в жизни и жизни в смысле.


        Любовь к женщине. Без любви не было бы женщины. Но без женщины не было бы и любви. Любовь бывает всякая, как и женщина бывает разной: хорошей и плохой, благородной и подлой. Вместе с ней в жизнь мужчины пришел соблазн. Она искушает нас на творчество как соперничество с ней в том, что нам не дано – рождение. Но нам дается компенсация – муки творчества. Любовь нас искушает рождаться в красоте – в женщине. Она наша муза, идея прекрасного. Но она же – ее воплощение. Женщина заводит нас, толкает одних на превращение, других на преображение.


        Платон и гомосексуализм. У Платона не было жены. Была ли у него женщина? Мы не знаем. Но знаем, что у него был учитель Сократ и ученик Аристотель, а они мужчины. И все же у него была женщина. Звали ее «Идеей». Это была неземная женщина. Он любил только ее. Сократа он уважал, а о Аристотеле заботился. Вот поэтому он был не геем, а идеалистом. Идеалист – это не гей. Он, вообще, равнодушен к полу, но не равнодушен к идее и человеку, к идее человека. Идея человека – это богиня, которая рождает человека в человеке. Воплощение этой идеи он нашел не в женщине, а в себе во время «второй навигации». С точки зрения идеалиста такой человек находится по ту сторону мужчины и женщины. Этот (внутренний) человек и есть душа. Дух в теле человека становится душой, очеловечивается. Душа не имеет пола. Но мужчина опознает ее как нечто иное его полу в качестве женщины, а женщина, напротив, осознает ее мужчиной. Душа имеет зримый образ, проекцию в качестве тела с полом, будучи для него потолком. Кривая проекция порождает третий, средний пол – половой полиморфизм. В кривом виде (зеркале) Платон кажется, видится геем.


        Проникновенность духа. Право на проникновенность имеет только дух. Всякое иное, чем духовное, проникновение является насилием. Любовное соитие имеет смысл зачатия новой жизни. Именно этим оно и оправдано. Всякая иная физическая любовь имеет смысл одного только наслаждения. Но это наслаждение связано с насилием, с нарушением дистанции между людьми. Человек постольку человек, поскольку он держит других на дистанции. Дистанция позволяет отвлечься от материи и заняться духом, который есть там, где есть желание, астрал. Желание есть то, чего у человека нет. Чего же нет? Духа. Поэтому физическая любовь, если она не посвящается рождению,  есть любовь между садистом (активным геем или активной лесбиянкой) и мазохистом (пассивным геем  или пассивной лесбиянкой). Содержанием их наслаждения является страдание. 


        [b]«Не так страшен черт, как