Личная религия. Есть «народная религия», есть «религия для народа» (его благозвучным названием – эвфемизмом – является «религия народа») власти и есть религия для посвященных (пророков, святых и священнослужителей). Так называемая «народная религия» есть религия самого народа. Она грамотная, но не просвещенная, не образованная, правда, сознательная, однако не само-сознательная. В ней вера доходит до сознания, но не дает ему выхода, ибо ограничивается табуированием любопытства.
Уже «религия для народа», просвещенная идеологами-просветителями или их преемниками-бюрократами, а сейчас технократами, не только сознательна, но и рационально, только разум в ней используется для управления самой этой верой в интересах силы для усиления власти малого большим.
Что до религии для посвященных, то эта религия существует для их собственного (автономного) удовлетворения. Она представлена теми, кто занят ею по преимуществу, и носит уже не народный или клановый, но кастовый, корпоративный характер. Последние две разновидности религии эгоистичны. К тому же последняя религия, как дело посвященных, имеет закрытый характер.
Та религия, которой живет не большинство и не группа, а лично сам человек, нужна ему, если он самостоятелен не только в суждениях и решениях, но и в идеях, понятиях и чувствах. Но зачем ему нужна религия? Ему нужна такая религия, которая есть вера в то, что запредельно для его познавательной способности. Вот тогда собственно личное, самость как сущность субъекта в качестве самого или Я есть предел. Что же лежит за его пределом является уже не-Я для Я как невозможное для превращения, освоения в качестве Я. Вот в него и приходится верить Я и уповать на возможное приобщение, причащение, а потому и освоение.
Система и дурак. Человек, который находится вне господствующей или противостоящей ей антисистеме внутри нее или даже извне, как другой, враждебной системе, обречен на положение круглого дурака. Он вынужден держать круговую оборону, заранее предвидя свое поражение, которого обязательно оставят в дураках. Поэтому чтобы самого себя не оставить в дураках, следует вовремя войти, инкорпорироваться в систему или антисистему, если та есть не свое чужое, а свое для чужой системы, чтобы оставить в дураках не себя, а как ту, так и другую системы. Это возможно, если работать двойным агентом, сталкивая системы друг с другом.
Бог и лик. Бог многолик и поэтому человеку кажется, что у него нет лица, что он безвиден. На самом деле, что у него столько лиц, что их всегда больше на одно, чем человек может представить себе.
Правда как ложь. Грузинский философ Мераб Мамардашвили в своих лекциях любил повторять слова Данте из его «Божественной комедии»: «Мы истину похожую на ложь должны хранить сомкнутыми устами». О чем писал «божественный Дант», как его называло «солнце русской поэзии»? Об истине, по-русски – правде, которая становится кривдой, искривляется в силу тяготения, движения вниз, прикрывая собой нечто иное, чем она есть. Истина или правда говорится для истины, правды, самой себя, а не чего-то иного. В противном случае она уподобляется тому, что ей противоположно. Ведь свято место – место истины – пусто не бывает. Если нет истины на ее собственном месте, то там оказывается ее тень, одна видимость, кажимость истины – ложь. Вот чего нужно бояться и не болтать, а говорить по делу – говорить правду. Почему? Потому что истиной слова является дело. Оно само за себя говорит. Ложь изобретательна. Но вся ее изобретательность заемного свойства, свойства, украденного у правды. Ложь обязательно приводит к воровству. И она не спасительна, как говорят люди с коротким умом, - «ложь во спасение», - а губительна. Она губит, убивает человеческую душу. Где есть ложь, там рядом находятся ее постоянные спутники: воровство, предательство и убийство.
Философия как мировоззрение и наука. Разумеется, философия не есть ни мировоззрение, ни наука. Но такой ее называют «философы для публики» – учителя философии. Они говорят, что философия всех есть мировоззрение, а для всех есть мировоззренческая наука.
Так говорят учителя философии: «философия есть мировоззрение». Это в широком значении или смысле, что, кстати, не одно и то же. Значение – это то, что есть вне сознания, но в языке, а смысл – это как это «что» есть в сознании. Понимание философии в широком значении означает помимо прочего и то, что всякий здравомыслящий человек имеет свою философию, а значит, следовательно, является философом. Это так, если признавать философию за мировоззрение. Из чего, естественно следует, что любой человек есть философ, ибо у него по определению есть мировоззрение. Следовательно, та философия, которая есть, то есть, реальная философия есть дело мысли любого обывателя или обыкновенного человека – человека, которого можно встретить на улице или зайдя в любой первый попавшийся дом.
Правда, эти пресловутые учителя философии спешат оговориться, упоминая то, что философия фигурирует и в узком смысле слова уже не как просто мировоззрение, а, видите ли, наука о мировоззрении или мировоззренческая наука, что, впрочем, не одно и то же. Одно дело наука о том, как ты смотришь на мир из мира же, а другое дело наука обо всем ли теория всего.
В лучшем случае философия есть не наука о мировоззрении или само мировоззрение как зрение на мир в целом и тем более не теория всего, а работа ума над мировоззрением, рефлексия по поводу мировоззрения.
Порой учителя философии договариваются даже до того, что определяют философию в качестве идеологической науки. Но такое определение уже не лезет ни в какие ворота (сознание). Почему? Потому что идеология прямо противоположна философии, ибо если философия желает действительное, то идеология выдает желаемое в качестве иллюзии за действительное.
Дурак и его окрестности. Дурак – это тот, кто не знает, что он дурак, а не умный. Это полный дурак. Тот дурак, кто знает, что он дурак, уже не дурак, а полудурок или умный дурак, но дурак.
Естественно возникает вопрос о том, кто такой умный как умный, а не дурак? Умный тот, кто относится уже не к самому себе, а к другому как могущему быть умнее его. Полудурок или умный дурак признает себя дураком и тем самым превосходит себя. Но он еще не находит себя в уме. Он только находит ум в себе как нечто иное ему. Нужно сделать это иное своим. Сделать это можно, только признав ум как иное в другом, а не в себе. Если нечто есть не только в тебе, но и в другом, то ты и другой уже есть в нем, в этом ином как уме. Только тогда ты осознаешь, что в уме, находишься в нем. На пути к умному умный дурак может зайти не туда, куда следует. Куда же не следует? Не следует хитрить. Хитрость это остановка на пути к уму, ибо хитрый думает, что другой глупее, дурнее его. Поэтому он и не думает, а хитрит, обманывает. Однако в результате обманывает не другого, а самого себя, обманывается на свой счет, что он умнее других.
Но есть не только умный, - есть еще заумный. Заумным является тот, кто не столько в себе, как умный, сколько себе на уме.
Но этого мало, ибо есть еще и мудрый. А это кто? Это тот, кто не только в себе, но и для себя, а не себе на уме. Таким он только кажется умным.
Мысль и язык или философия через одно место (с-пор(ка) с Витгенштейном). Людвиг Витгенштейн свел философию к языку, к его правилам в пику Гегелю, который свел ее к понятию. На взгляд Витгенштейна, как ему мнилось в качестве изобретателя (инженера) новой философии в виде инструмента познания, следует делать, а не говорить. Но как так, ведь он же свел мысль к слову? Это да, но к какому слову? К слову как делу! После «как» нужно, по Локку, зачистить рабочее место. Он представил мысль в качестве дела, которое делается, совершается по правилам языка. Грамматика, грамма стала истиной мысли. В результате мысль обернулась смыслом слова. Этот смысл проступил сквозь ткань, плоть, материю слова как его форма, фигура, идея грязи. И Витгенштейн, и иже с ним его любители («голубки») увидели свою задачу. По их соображению она заключается в том, чтобы облегчить работу мысли, оптимизировать мысль, упростить ее не накручиваем мысли в мысли, а ее раскручиванием в слове. То есть, следует не рефлексировать по поводу неописуемого, а думать так, как говорит язык, когда собой описывает мир. Нужно заняться гигиеной ума, почистить и даже зачистить его от мыслей щеткой слова. «Меньше пустых мыслей – больше дельных слов» - это кредо техника от философии. С их точки зрения философия – грязное дело. И известно почему: свихнувшимся, вывихнутым платоникам нужно вправить… мозги, а потом почиститься, ведь можно запачкаться… шелухой от рациональных зерен (семян) логоса (слова).
Витгенштейн еще тот технарь, ремесленник мысли. Деловой. Он и его так называемая «философия», вернее, «мизософия» (не любовь к мысли, а ненависть к ней как «комплекс кастрации мысли») вполне уместны в наше бес(с)мысленное (техническое, информационное) время, когда мысль ушла на покой, а речь философа стала молчаливой. Что ж, помолчим. «О чем нельзя (запрещено Витгенштейном и технократами) говорить, о том следует молчать». Философский гомосексуализм бесплоден. Излишняя порнография (описание), о-писат-ельност-ь ведет к импотенции мысли. Витгенштейну больно от углубления мысли. Из глубины ей не пробиться сквозь завалы слов, которые делают непроходимыми пути мысли на поверхность сознания. Пора заткнуться. Нужна затычка, запор, иначе мысли вырвутся на волю как муха из бутылки. Витгенштейн – философ не орала, а нала. Он сидит, тужится - думает, молчит. Не думаю, что он высидит мысль. Ведь когда мыслитель, мысль молчит, тогда начинает говорить тело, слово.
Что получилось в итоге? Витгенштейн, как та еще «ревизорская жена», высек себя в качестве философа в поучение всем тем любителям-подмастерьям, что тщатся обрезать, кастрировать, оскопить себя, лишить себя Я, чтобы самим ни думать, чтобы вместо них думал орган речи или какой другой орган печати. Берегитесь хулители мысли и гимнософисты цифры, инноваторы ОНО, - так припечатает, что мало не покажется! Останется на всю жизнь идеологический, то бишь, теперь, информационный, кодовый след, чипсет в вашем котелке. Варите суп из своих чипов.
Вера. Вера реактивна. Она есть реакция на страх. Страх внушает незнание, неведение и не видение. Человек страшится бога. Так вот бог и есть страх в концентрированном, густом виде. Он есть сгущение, метафора страха. Страх вызывает, внушает веру. Что нам страшно? То, что сильно. Поэтому бога называют всемогущим.
Что нас ждет в будущем. Естественно, нас ждет падение, ибо нынешний кризис пришелся на стадию не подъема, как кризис конца XIX – начала XX века, разрешившийся революцией, а упадка, который разрешится дегенерацией современной жизни, включая не только социальную, но и органическую, что уже сейчас диагностируется в качестве симптома как потеря коллективного (массового, общечеловеческого) иммунитета.
[b]Идеальное и материальное.