властным!.. Даже над женщинами, на которых он не обращал никакого внимания!..
Анфиса, наконец, заснула, и ей стал кто-то сниться... Кажется, из народовольцев...
А, быть может, и сам Сергей Нечаев…
«Так кто же я?»
Анфиса потом попыталась рассказать Нике про то, что она пережила перед самым своим прыжком, и почему вообще она смогла прыгнуть. Хотя и передать словами, а тем более объяснить это, было чрезвычайно трудно. Очень трудно было объяснить, что это была одновременно и какая-то «просто огромнейшая сила», и в то же время — как бы душа какого-то необыкновенного человека... Она это чувствовала!..
Но если душа человека — то кого?..
Анфиса сказала Нике и о своём предположении, что это была душа Сергея Нечаева…
Ника, в принципе, допустила, что это могла быть и душа Нечаева. Но ведь в Петропавловке томилось очень много узников. Почему это не могла быть, к примеру, душа Чернышевского? Или Писарева?..
Анфиса, в принципе, согласилась, что это могли быть и Чернышевский, и Писарев. Но она их как-то не очень в себе чувствовала…
Также она не очень чувствовала в себе ни Бакунина, ни Кропоткина. При всём уважении и сочувствии...
А вот Сергея Нечаева…
Анфиса сказала, что это точно была душа ни кого-то из декабристов, и ни кого-то из марксистов. А вот, скорее всего, из народников. И ещё скорее — из народовольцев. Или из кого-то близких к ним...
Ника спросила:
«А ты уверена, что это была мужская душа, а не женская? Ведь в Петропавловке и женщин сидело много! И ты сама говоришь, что это загадочное существо может быть и мужским, и женским!..»
И Анфиса попыталась ей объяснить, что, да: это действительно была одновременно как бы и мужская душа, и женская, что она не чувствует, что это были разные люди. А если, быть может, и разные — то как-то очень и очень тесно друг с другом связанные…
И ещё ей казалось, что это, скорее всего, был человек, который там, в Петропавловке, и погиб. И именно поэтому он должен быть с нею так тесно связан!..
И, конечно, очень хотелось выяснить девчонкам, кто там погиб из женщин, и особенно — из народниц...
Стали рыться в энциклопедиях и справочниках, в исторической литературе, расспрашивали Герту, как специалистку по этой теме…
И Анфисе опять кто-то снился, и будто хотел ей что-то сказать...
…
На следующий день Ника рано утром звонит Анфисе и спрашивает её, ещё сонным голосом:
«Слушай, а, быть может, это была Дора Бриллиант?»
Но Анфиса не чувствовала, что это была душа сошедшей в Петропавловке с ума эсерки и террористки Доры Бриллиант, ближайшей соратницы Бориса Савинкова. Или души не бывают сумасшедшими? И после смерти их умственные и психические способности восстанавливаются?.. Может быть, и так. Но Анфиса всё равно не чувствовала себя Дорой Бриллиант…
После всего перебора возможных кандидаток, Анфисе показалось, что это могла быть Мария Ветрова, народница, знакомая Льва Толстого, которая сожгла себя в камере керосином от лампы в 1897 году, в знак протеста против условий содержания и порядков в крепости. Это её самосожжение вызвало потом целую серию массовых «ветровских» демонстраций…
Она умерла в страшных муках лишь на четвёртый день...
Страшная смерть!..
Анфиса всегда чувствовала какую-то свою глубочайшую связь с народниками и народовольцами!..
И не могла ли она, Анфиса, в прошлой жизни быть Марией Ветровой?.. Или, быть может, кем-то из её подруг, близких товарищей по революционной борьбе?..
Вот, близкой подругой Ветровой была Анна Распутина, которая была арестована вместе с ней по делу о Лахтинской типографии, и тоже сидела в Петропавловке, и была потом в ссылке в Якутии, а во время революции 1905 года была в «Летучем боевом отряде Северной области», участвовала в нескольких покушениях на царских чиновников, и была повешена в 1908 году в Лисьем Носу вместе с шестью товарищами… Герта рассказывала, что это о них Леонид Андреев написал свой «Рассказ о семи повешенных»...
Анфиса чувствовала себя одновременно почти всеми этими замечательными девушками! А особенно, ей всё больше была симпатична Мария Спиридонова, с её совершенно трагической судьбой…
В какой-нибудь тюрьме, как казалось по смутным ощущениям Анфисе, она, возможно, когда-то и сидела… Возможно даже, что и в каком-то из казематов Петропавловки...
Но вот горела ли она раньше, как Мария Ветрова?..
Она не чувствовала это наверняка… И как бы это можно было выяснить?..
И Анфиса подумала, что нет ли на её теле таких каких-нибудь родимых пятен, которые бы свидетельствовали о том, что в прошлой жизни она совершила над собой самосожжение?..
Но никаких таких родимых пятен на её теле не было…
Жанной д’Арк она себя тоже не раз чувствовала, ещё с раннего детства…
Но горела ли она когда-нибудь? Хоть в каком-то образе? И хоть каким-то образом?..
Это было для неё загадкой…
Огня она боялась — и к Огню её тянуло...
А вот падала ли она когда-нибудь в какую-нибудь пропасть, как это ей постоянно снится в её кошмарах?..
А вот это, думала она, скорее всего…
Иначе откуда эти постоянные кошмары?.. И откуда этот панический страх высоты?..
Наверное, что-то такое уже было у неё в каком-нибудь её прошлом?..
Или же это опыт, который был у кого-то из её предков, и который передаётся генетически?..
И когда-нибудь наука сможет прочесть и оживить всё-всё, что заложено у каждого человека в генах?..
И можно будет увидеть, как в кино, и даже пережить ещё сильнее, всё, что когда-то пережил каждый из миллионов твоих предков, и мужчин, и женщин?.. Начиная даже не от неандертальцев — а ещё гораздо раньше?..
Но это, наверное, только до момента зачатия очередного потомка?..
Ох, уж, этот момент зачатия!..
…
Позже Анфиса прочла у Карлоса Кастанеды:
«Сумерки — это трещина между мирами».
И она вспомнила эти сгущающиеся зимние сумерки, когда она прыгнула с моста…
И подумала:
«А не в эту ли самую трещину — я тогда прыгнула?..»
Да, это действительно было похоже на то, о чём пишет Кастанеда!..
Но не находится ли эта трещина — в ней самой?..
И не прыгнула ли она — сама в себя?.. Только в какую-то — тайную, глубинную, скрытую?.. В глубинную свою сущность?..
И не является ли эта открывшаяся ей сверх-сила (она же — некое сверх-существо) — этой её вдруг проснувшейся глубинной, тайной сущностью?.. Её глубинным «Я»?..
И она опять — по совету всех йогов, и просто мудрых людей — вплотную и всерьёз подумала:
«Так кто же я?..»
«Где ваша пропасть для свободных людей?»
У отца Анфисы чередою шли неприятности…
21.2.1969 — взорвалась ракета-носитель Н-1, которая должна была обеспечить полёт советских космонавтов к Луне. И это была далеко не последняя подобная авария...
Отец Анфисы уже отчасти знал, отчасти догадывался, что вскоре должна будет прекращена подготовка космонавтов по лунно-облётной программе, а потом — и по лунно-посадочной. Наши космонавты официально заявили ещё минувшей осенью, что рискнуть готовы, шансов для успеха достаточно — и красный советский флаг будет развеваться На Луне! Но в Политбюро решили не рисковать...
Отец приехал откуда-то оттуда, из Казахстана, поздно ночью, усталый и измученный. Он приказал всем домашним, вылезшим его встречать, идти продолжать спать. Сказал, что тоже, помоется — и сразу спать. Ни есть, ни пить ничего не будет...
Анфису он только поцеловал в темя, погладил по голове, и — тоже решительно отправил высыпаться перед школой…
Но Анфиса чувствовала, что отцу сейчас очень нужна определённая психологическая поддержка. И чувствовала, что если она расскажет ему о том, что произошло с ней на этих днях у Петропавловки, то это должно будет его поддержать!..
Отец быстро принял душ — и зашёл на кухню…
Анфиса слышала, как отец открывал холодильник…
Она пришла к нему на кухню, в своём чёрном шёлковом китайском халатике, с золотистым и огненно-красным крылатым драконом на спине, немного похожим на ацтекского Кетцалькоатля. Халатик этот был привезён отцом ещё во времена горячей дружбы СССР с Китаем из самой Поднебесной, и ему он очень нравился, особенно дракон...
Отец говорил, что дракон этот очень не простой — а покровитель тайных воинов, и что ему этот халатик подарили в каком-то даосском монастыре монахи, которые были у группы отца инструкторами по некоторым особым вопросам, и подарили специально «для дочки»...
Отец тоже был в халате после душа, только в белом и не в китайском. Он присел к столу, только чтобы выпить немного кавказского гранатового сока...
Анфиса видела, что он рад ей. И видела, что он чувствует, что она хочет сказать ему что-то очень важное для него. Она уже знала, когда он уезжал, что опять взорвалась ракета, но не стала его расспрашивать ни о каких подробностях…
Он протянул ей руку — и она взяла её обеими своими руками, почувствовав его пожатие. Его пальцы были чуть прохладные от холодного стакана, но кисть в целом была тёплой после горячего душа…
Анфиса взглянула отцу в его усталые, ожидающие и широко открытые для неё глаза — и сказала:
«Папа! Я с моста прыгнула!..»
В глазах отца что-то загорелось, какой-то живой молодой огонь…
Он не спросил ничего. Только внимательно смотрел на её лицо. И она постаралась рассказать ему кратко, что с ней произошло…
Пока она рассказывала — этот весёлый молодой огонь только сильнее разгорался в нём, когда он глядел на неё…
Анфиса постаралась рассказать ему о своих мыслях насчёт гравитации и о том, что не удалось ли ей своим прыжком — хоть в каком-то смысле, и хоть в какой-то степени, победить её?..
И ведь победа над гравитацией — это победа над смертью?..
И не является ли эта победа — истинным освобождением человечества?..
Отец, глядя на Анфису, вдруг медленно, задумчиво, и загадочно улыбаясь, произнёс, с ритмической расстановкой, последние слова из «Эзопа»:
«ГДЕ ВАША ПРОПАСТЬ ДЛЯ СВОБОДНЫХ ЛЮДЕЙ?»
Анфиса возликовала: да, да, да! Отец понял её!..
А отец продолжил, всё так же медленно и задумчиво:
«Как он прекрасно это воскликнул — перед этим своим смертельным прыжком!..»
Отец больше ничего не сказал — но Анфисе уже и одного этого было достаточно: ОН ПОНЯЛ ЕЁ!..
Отец встал, взял её за плечи, посмотрел ей прямо в глаза и сказал — и в его голосе слышались и нескрываемое восхищение ею, и настоящая гордость за неё:
«Ты молодчина!.. Ты воин, ты самурай!.. Вы обе с Никой!.. Конечно, победа над гравитацией — это вовсе не вопрос техники и технологии! Это вопрос победы духа!..»
Он повернул её к себе спиной, легко провёл рукой по вышитому рисунку, коснулся ладонью огнедышащей пасти дракона между её плеч, повернул Анфису опять к себе лицом — и сказал:
«Вот с этим драконом — мы и победим земное притяжение!..»
…
Анфисе так хотелось поговорить ещё об очень, очень многом с отцом!..
После того памятного разговора о «родительской революции» у неё возникла мысль, что ведь «пролетарии» — это и означает «родители», а значит «пролетарская революция» — это и есть «родительская революция»?..
Вот и теперь, после этого их очень короткого разговора «о драконе» — она столько думала о драконах! Почему все древние и средневековые летописи и хроники и в Европе, и в Азии — переполнены сообщениями о драконах? И если драконы существовали — то куда они подевались? Всех
