Грации и грешники

знаешь, в те годы мужики не вернулись с войны, бабы одиноки. А на селе принято мыться в бане вместе. Мамка (тётя, бабуля) привыкла, что сынуля (племянник, внучек) ей спинку трёт и не ожидает чего-то иного, а ему уже 14, у него впервые встал, а она на карачках, и он вдруг увидел, что перед ним голая женская жопа, о которой так много говорили взрослые. А дальше всё на автомате, само собой: он и спинку ей трёт, и через жопу е... А как иначе?
И ни один не поступил иначе в этой ситуации, и ни одна не отвергла, а ведь без спроса, без согласия. Более того, пришли из бани, в доме люди, — парочка, не сговариваясь, уединяется в тёмный закуток и продолжают грешить и любить друг друга… Но это крайне редко, пары, которые продолжили тайком грешить, на селе известны, и я о них рассказал.

Большинство тех, у кого был первый контакт с роднёй, говорят, что вышло случайно и только раз, желание повторить не возникло, и потом делали вид, что ничего не было. Некоторые уверяли, что долго отбивались, прежде чем это случилось, зато потом возвращались из бани домой под утро поврозь, оба опустошённые, растерянные и в прострации.
Объясняли наваждением и любопытством. Партнёрша говорила о неожиданности и сочувствии: думала, он ещё мал, не сможет, рано ему, член висит; пока успокаивала себя, батюшки, глядь, а он уже засадил и е…, — пришлось инстинктивно подмахивать.
Я продолжал допытываться у одного юноши, который был посвящён в мужчины в бане своей взрослой родственницей:
— Когда ты решил, что пора количество превратить в качество — хватит, мол, шуровать, пора вкалывать? Ведь вы и раньше шалили, плескались водой, толкались, хихикали и похлопывали друг друга.
— Решил всё же не я, — объяснял он, — а она. Я думал, как всегда, разойдёмся — и спокойной ночи; пять лет вместе мылись — и ничего не было, считалось, что она меня моет как ребёнка, а я спину ей потру.
Она впервые, как бы ненароком, потрогала меня за писун, он встал, я в ответ впервые ухватил её одной рукой за мохнатый лобок, а другой — за сиськи, мы затаили дыхание и замерли. Как говорится, смех смехом, а п… уж кверху мехом. Дальше несколько сумбурных, суетливых взаимных движений — и вот уже я ей овладел, и мой х… у неё в п…. Она, конечно, как и положено женщине, немного посопротивлялась: «Нет-нет, не надо, ты не так понял, мне просто захотелось подержать тебя за х…, давай сделаем это в следующую субботу, не сегодня, не сейчас. Хочешь прям
сейчас? Потом не пожалеешь? Ну ладно уж, вставляй и е…, бесстыжий нахалёнок...
И прощай беззаботное детство, теперь я обречён постоянно думать, как добиться этого у другой женщины, родственница больше не даёт и в баню не берёт.
***
Вот такая история про славные эти дела, про банные приключения рассказана мне была Васей Кругловым. Он потом, после банного опыта, активно промышлял до самой армии среди одиноких возрастных сельских тётушек. С ровесницами ничего не получалось: надо долго ухаживать, писать письма, ходить в кино, а она в ответ: только после свадьбы.




Мальчик просит проводить,
Проводить можно,
А попросит: дай ебать, —
Это невозможно!

Другое дело со вдовыми селянками, они, конечно, не модельной внешности, все как на подбор грудастые и пышнозадые, зато можно сговориться в первый же вечер и даже в первый час, — а что ещё надо пятнадцатилетнему шалопаю.
— Настёна, у тебя вчера огонёк вечером горел, вроде чай пили с Васяткой Кругловым, а потом свет потушили... Было дело?..

У Настёны огонёк:
Знать, Настёна пьёт чаёк!

— Ну что ты выдумываешь, Марковна, типун тебе на язык! Какой он кавалер, во внуки мне годится! Ну, поговорили за жизнь, ну, поцеловались, может, пару раз, позволила ему титьки потискать, очень страстно меня обнимал, аж кости хрустели, но до этого не дошло, выпроводила его за дверь: ищи бабу для этого помоложе, в свою постель не положила. И то из любопытства, как это такой молоденький, а хочет меня целовать и даже потоптать, но вряд ли он это может...
— Ну не скажи, Ксюха Мякишева хвасталась, что он её в бане три раза «помыл». Но коли ты с ним не хочешь, присылай его ко мне: у меня чай точно будет с мёдом...
— Нет ты не спеши, он сегодня ещё раз обещал заглянуть на огонёк. Кто знает, может, всё у нас сладится, на первом свидании я как-то не могу сразу отдаться, но, похоже, он очень серьёзно хочет меня... А я уже предвкушаю, как это у меня может быть с таким молоденьким кавалером... Может, и в постель положу, разделим интимное ложе, а может, прямо на столе ему дам, был такой случай у меня до замужества... Тогда поделюсь...
Единственный раз на столе у меня случился в юности, лет 35 тому назад. Только что поступила в МГУ, на факультет почвоведения. Мне всего 17, меня пригласил на чашку кофе мужчина вдвое старше, представился лётчиком-космонавтом. Я уже не была невинной овечкой, знала, что надо мужикам: после чашки кофею наверняка попытается затащить меня в постель.
Невинность потеряла два года назад с ровесником, Славиком Каленовым, на берегу речки Велетьмы: июль, жара, бегали по песочку, целовались, решили искупаться нагишом, прижались в воде друг к другу… И вот оно! О, этот сладкий миг между прошлым и будущим... Вода под нами забурлила, волны от нас кругами, испуганно вспорхнула стая диких уток, с другого берега неодобрительно смотрит семейка бобров...
Так вот, попиваем с космонавтом кофей, он не спускает глаз с моего глубокого декольте, не выдерживает, прихватывает за талию и сажает на стол. Думала, будем целоваться, а он сразу засадил до упора, и стол затрещал и зашатался. Он стоит передо мной, а я сижу, такая странная поза, кофейный сервиз полетел на пол — и вдребезги…
А теперь вот беспокоюсь, как у нас получится с Васей: как его юный х… будет чувствовать себя в моей далеко не юной п…, правда, давно не знавшей мужчину, значит, в сохранности. Но если ему понравилось с Мякишевой, а она старше лет на пять…
Значит так: чайный сервиз убираем, на стол — новую скатерть… нет, лучше простыню. Я в лёгком халате на голое тело, глубокое декольте, дразнящие зовущие ляжки видны, усаживаюсь на дубовый стол, должен выдержать, и жду гостя Василия... Ой, что-то будет... Хоть ночь, да мой, а повезёт — заведу себе юного любовничка…
Вот и пойми этих мужиков, чего они хотят: я такая толстуха, втрое старше, ему бы девочку-ровесницу стройненькую, а он меня хочет. Впрочем, возможно, у него синдром первого раза, такую же захотел: Ксюха-то полнее меня, старше меня, жопа у неё о-го-го, габаритнее моей, как брякнется на кровать, пружины чуть ли не до пола, а он её и после бани захотел, подкрался ночью к кровати: «Ксюша, дай ещё». А она: «Вась, ты сдурел, пружины заскрипят, весь дом разбудим, меня осудят. Пока думают, что я тебя мою, всё в порядке, а узнают, как ты меня «помыл», не приведи хосподи что начнётся: совратила малого, такая-сякая... Прекрати, не суй руку мне меж ног... Ну ладно, выходи из дома в сад, в беседку, я накину тёплую накидку, а ты возьми одеяло, постели там, и я мигом к тебе. И заруби на носу: эта ночь у нас последняя...»
***
Вася Круглов остался в истории нашего села как главный специалист по пышкам, охотник исключительно за толстухами. Он до ухода в армию поимел всех грудастых и пышнозадых одиночек на селе. Уверял, что ему с ними легко и приятно. Как раскинет ляжки пошире, п… открыта, х… легко входит, и сразу понятно: сама дама большая, на две головы выше, втрое шире, а п… маленькая, тесная, плотная, горячая. И вот уже она орёт, вся дрожит от блаженства и шепчет слова любви.
А перед этим он всем говорил одинаковые слова:
— Ты моя малышка, ты моя крошка, ты прекрасна, а п… у тебя краше во сто крат...
Некоторые замужние пышки, которых мужья склоняли похудеть, шептали ему при встрече:
— Приходи сегодня вечерком на «зады», за баню, на гумно, к лесопилке, у меня для тебя подарок...
— Ну-ка, показывай свой подарок!
— Да вот же он, между ног, — задирала подол красавица.
— Вижу-вижу п… рыжу. Это для меня самый дорогой подарок на свете...
Налюбится с замужней всласть, до отвала — и огородами-огородами поврозь крадутся по домам, и ни разу не сознался:
— Не было у меня с замужними, боже упаси…
Вася любил е… толстушек ещё и потому, что не впивались ногтями ему в спину в порыве страсти, не оставляли засосов на шее, почти не подмахивали, не подкладывали подушку под попу, жопа у них велика, сама пружинила, ни разу не надевали резинку на член и не требовали: не кончай в тело.
Последняя крепость, что пала пред Васей, была набожная толстушка Чугуниха.
По молодости она много прелюбодействовала и на исповеди призналась молодому батюшке: моему телу от этого очень приятственно. Тот уверил её: не грех это, ежели по согласию, в Писании сказано: любите и услаждайте друг друга. Обрадованная, она тут же отдалась и батюшке, который во время рассказа начал потискивать её титьки и поглаживать её по лобку.
Сельские острословы говорили про батюшку:

Наш поп кадит кадилою,
А сам глядит на милую.

Таких «милых» у него было — каждая молодая смазливая прихожанка.
Чугуниха отказывала Васе, ему сказала: все вас знают, но я е… тебе не дам... ибо сомневалась и хотела знать, что сказано в Писании, как поступить, если просит о близости такой юный отрок. Но церковь на селе давно не работала. Вася пригрозил, что прыгнет с колокольни и оставит записку: «В моей смерти прошу винить бабу Ч». Чугуниха сдалась и отдавалась со всей страстью, как когда молодушкой была, но шептала:
— Прости, боже, прелюбодеяние совершаю за ради здравия раба твоего, отрока Василия.
…И вспомнилась ей встреча прошлым летом с местным дезертиром Лёшкой Пахомовым. Пришёл из лесу днём во двор, весь зарос щетиной, оборванный, истинно лесовик, попросил хлеба. Вынесла из избы полкраюхи.
— А теперь дай это.
— Какого ещё этого?
— Не понимаешь? Чего мужу давала ночью в постели...
— Лёша, милый, ты сдурел? Всё село знает, ты это получаешь ночами от молодок на сеновале, а я-то старше тебя втрое, тебя ведь в семнадцать призвали. Как ты это представляешь? И подумать не могла, что меня захочешь... Хлеб дала — понятно, голоден, но п… моя тебе зачем? Сыт ты вроде этим...
— Девки молодые, ещё не налились женскими округлостями, не за что подержаться, меня не вполне удовлетворяют. А увидел твою пышную попку, титьки не меньше пятого номера — и проснулся во мне геронтофил, очень хочется почувствовать тебя... за титьки подержать. Ты только из избы выходила, а у меня уже на тебя встал — гляди, как стоит. Какие-то у тебя движенья и походка такие… Не знаю, как сказать… У дезертира век недолог, напоследок хоть самую на селе крутобёдрую, да самую грудастую, да с такой талией бабу поимею, а это, конечно, ты, дорогая Прасковья Чугунова, соломенная вдова. А там можно и в тюрьму…
Лёшка впервые увидел Чугуниху на опушке леса, шла по грибы, сарафан задрал ветер, открылась ослепительная жопа, дебелые ляжки и страсть Пахомова схватила своей мозолистой рукой...
— Ну, черт с тобой, пойдём, Геронт, в избу, лягу с тобой в койку… Пусть исполнится твоё последнее желание, хоть немного скрашу твою участь, мне ведь тоже любопытно такого юного кавалера попробовать в мои-то годы...
— Нет, милашка, хочу прямо во дворе, на соломе...
— Да коза вон смотрит, поросёнок бегает, гляди-ка, петух курицу догнал и топчет... Вон рукомойник, умойся, руки помой... Теперь