Ты меня не забудешь

махнула она рукой на Игоря.  Она отвела Светлану в сторону, начала изучать линии на ее руке.
- Спеши испить свою любовь, верни того, от кого отвернулась. Ой, любит он тебя, как никогда никого не любил! Как никого уже не полюбит!
- Кто это? - Светлана посмотрела на Игоря, а подумала о Владимире.
- Сама знаешь. А на него не смотри, - показала она глазами на Игоря, - не судьба он тебе! Погоди, не уходи! Богатство к тебе идет, ой, богатство...
  Светлана не дала договорить, отвернулась от цыганки - стало уже не интересно. Какое богатство?! Завралась что-то она!
  Но подойти к Игорю цыганка ей не дала.
- Погоди, милая! Мы тут без тебя должны поговорить!
  Светлана села на лавочку, у машины еще не появлялся председатель. Игорь слушал с улыбкой.
- Позолоти ручку, милый человек! При деньгах ты, вижу. А красавица эта не твоя, не смейся. Всю правду скажу тебе. - Взяв десять рублей, она удивилась щедрости парня. - Спеши жить, касатик! Не так ты жил, ой не так, как тебе хотелось! Спеши делать добрые дела, чтоб на чаше весов они перевесили дела твои плохие...
- Ты что же такое творишь, тетка?! Достаешь до дна! Всю правду-матку режешь! Хоть бы чего хорошего  наврала!
- Зачем мне врать! Мне души предков помогают, они все знают!
- Так ты не цыганка, наверное, а ведьма?!
- Не говори так. Я чистокровка. Все цыгане у меня в роду. С Бессарабии род идет! А ты спеши! Спеши сделать добро... Ну, иди, иди! Заждалась вон тебя снегурочка. Ишь, сама беленькая и платьице беленькое! - Она кивнула на Светлану и закончила. - Да не страдай зря по ней! Не твоя она ...
- А вот это я и без тебя знаю! – задумчиво ответил Игорь.
  Иван Иванович Иванов вышел из дверей райкома партии и, махнув рукой, позвал их к себе. Игорь держал Светлану за руку.
- Ну вот, - вздохнула она, - наконец-то, Иван Иванович, что-то надолго задержали Вас, а Игорь хотел было уже такси нанимать.
- Ого! Это по-рыцарски! Ничего, я вас тоже хорошо довезу! Ты, говорят, домой собрался, в Москву свою? Тебе, говорил мне Бузикеев, премию хорошую дал! Может, здесь останешься? На черта тебе Москва! Там теснота! У нас лучше! Простор, красота!
- Да, мама заболела, надо скорей домой! - Игорь сел на заднее сиденье, Светлана рядом с председателем. Она все вспоминала цыганку, ее блестящие, черные умные глаза. "Говорила все хорошо, надо же так закончить враньем - про богатство начала. Весь интерес отбила! Откуда у меня может быть богатство!"
  …..
  Моросил холодный осенний дождь. Мокрые, последние желтые листья срывались с веток, кружились и укладывались ковром на землю. Дул пронизывающий ветер. Этим вечером Иннокентий Денежкин возвращался домой сильно пьяный . Он упал в лужу, попытался встать, но не смог. Коля и Сережа Забродины заскочили домой с улицы.
- Мама, мама, там кто-то лежит! Замерзает! - закричал старший сын Коля.
- Это дядя Кеша! - сказал Сережа.
Екатерина выскочила на улицу. Втроем они кое-как затащили Иннокентия Денежкина к себе домой и положили в кухне на пол. Катерина потрясла его за плечи.
- Живой, слава Богу!
- Да, мама, - сказал Коля, - он пьяный, его опохмелять надо! Помнишь, как папку?
- А у нас водки нет! – ответил Сережа.
- Как его похмелять? - сокрушалась мать. - Он даже глаза не открывает, идите в комнату, я его переодену, он весь мокрый!
Мужской одежды у Катерины не было, одела Кешу в свой теплый халат, грязные брюки и куртку откинула в угол.
Утро было воскресное. Кеша себя не узнал - смутил одетый на него женский фланелевый цветастый халат! Он испуганно огляделся по сторонам. Под ним лежал какой-то матрас, фуфайка и подушка под головой.
- Где я?! – тихо спросил он и, дурачась, протянул. – Люди-и-и!
- Оклемался! – засмеялась Екатерина. – Голова болит?! Самоубийца! Вчера из лужи вытащили пацаны мои, не дали тебе помереть лютой смертью! По гроб жизни ты им обязан, спаси, мама, спаси дядю Кешу! Да не смущайся ты! Переодела я тебя, вон твои брюки на веревке над печкой  высохли уже и куртка.
- Спасибо, Катерина. Извини за неудобство! - пролепетал он.
«А я хотел ей еще в любви признаться, дурак! Теперь-то она на меня и не посмотрит всерьез…»
- Ну, чего задумался? - улыбнулась Катерина. – Допился. Мой тоже допился, пятый год уже отдыхает на кладбище. Под поезд попал... А ты вон, чуть в луже не замерз.
  Она разлила чай по чашкам и ласково спросила.
- Ну что, может, водочки рюмку? Голова болит?
Кеша кивнул. Она нарезала соленых огурцов, поставила на стол тарелку с горячими пельменями в бульоне.
- Нечему там болеть, Катя, дурак я. Совсем дурак! Жить не хочется. - И он чуть не заплакал, так на него подействовала ее ласка и забота! Так захотелось, чтоб каждое утро вот именно так она разливала чай и улыбалась ему. Катя налила ему и себе по рюмке водки.
- За твое здоровье, Кеша!
- Правильно, мама, опохмелять его пора, - раздался голос сына из детской,- помнишь, как папку похмеляли?
У матери дрогнула рука с рюмкой. В памяти возникла страшная картина - окровавленное тело мужа на рельсах... Воспоминания эти были сейчас не ко времени. Кеша ощутил неловкость. Все же насмелился сказать.
- Катя, у нас с тобой все будет по другому. Вот увидишь. Поверь!
- Дай Бог! - попыталась улыбнуться она. – Оставайся с нами!
Он выпил, чтобы полегчало голове, и пошел с мальчиками в сарай, вместе давать корове сено, вынес ей три ведра воды. Мальчики оживленно рассказывали ему о школьных соревнованиях в баскетбол.
После работы Иннокентий Денежкин всегда торопился домой, к Катерине. Сыновья ее предпочитали делать уроки с ним. А в свой домик он пустил молодых квартирантов с ребенком...
  …..
Как-то зимним вечером сказала дочери Елизавета Николаевна, что приходила к ней подруга - пенсионерка, бывшая повариха школьной столовой, тетя Валя Милашко, плакала – жаловалась на мужа, что ревнует ее, бьет, сам еле на ногах стоит от болезни, а еще издевается… Валентина Ивановна старалась всячески облегчить его боль, он сильно страдал, сам себе не был рад старик, чуял свою кончину, злился-ревновал, кому достанется после его смерти  его жена... Оттого и поддал от ревности несколько раз кулаком в ее пышное белое тело.
- Ты ж сходи, усовести его, дочка, что нельзя так поступать. Жалко Валю, плачет она!
Но как  Светлана Васильевна пожалела потом, что усовестила Александра Корнеевича Милашко ! Лучше бы  ничего ему не высказывала! Валентина Ивановна хлопотала на кухне. На ее руке из-под рукава виднелся синяк.
- А! Киска! Здравствуй! - кивнул Светлане  Александр Корнеевич.
Это обращение напомнило, как в детстве Светка частенько мяукала у них под дверью то, как мартовская кошка, то протяжно, с завыванием, как сердитый кот. И было это так похоже, что дядя Саша открывал дверь и кричал «Брысь!». Но однажды он прихватил озорную девчонку на месте с открытым ртом и с тех пор прозвал Киской. Сейчас он ей  жаловался на жизнь, на болезнь, которая его измучила.
- Ну, держись, дядь Саша, вон жена тебе как помогает. Всей душой с тобой!
- Да ну ее, проститутку старую! Надоело мне все!
  Выслушав равнодушно  слова упрека в защиту славной толстенькой доброй тети Вали, он пожалел только себя, что возмутило Светлану.
- Надоело мне все! - повторил старик.
- Терпеть не могу мужиков, которые бьют и унижают своих безропотных жен. Не жалко мне тебя, дядя Саша! Мне тетю Валю жалко!
- Повешусь я, наверно,  - спокойно ответил Корнеич.
- Такие не вешаются! –  выпалила Светлана.
  Вечером того же дня Корнеич сходил в гости к деду Веселкину.
- Покажи, Василий Федорыч, как правильно петлю сделать.
- Тебе для чего?! 
- Мясо хочу подвесить в кладовке…
……
  На следующий день, перед обедом, Корнеич исполнил задуманное. Он висел в сарае, маленький, в фуфайке, в старых кирзовых сапогах. А вокруг него кричала и бегала жена. Никто не решался снять его с петли, потому что приехавшие из райцентра милиционеры не велели старика вынимать из петли до приезда экспертов из района… Прошло уже три часа, а милиция с экспертом так и не появлялась. Больше не было сил смотреть на рыдающую тетю Валю и Светлана  скомандовала.
- Мужчины! Кто сможет? Снимите!
  Но никто не решался. Светлану душило чувство вины перед дядей Сашей. «Зачем так сказала! Обидела человека! В петлю подтолкнула!» Со злостью сказала.
- Ну что ж, раз перевелись у нас мужики, пойду я сама снимать!
  И пошла к сараю. Это подействовало, нашлись мужчины, сняли с петли, занесли покойника в дом.
  Тогда появилась проблема с приобретением гроба. И она взяла это на себя, так так сыновья покойного еще не приехали. Но она узнала, что не было досок для гроба ни на элеваторе, ни в новом совхозе.  Пришлось пристыдить директоров.
- Как же так?! Умер фронтовик, офицер! Майор Советской Армии! А у вас досок на гроб не находится?! Где же ваша совесть, коммунисты?!
  Плотники  Владимир Иванов и Иннокентий Денежкин взяли на элеваторе доски, не дожидаясь распоряжения директора, и к вечеру все-таки сделали для Александра Корнеевича гроб. Как ни старалась Светлана в организации похорон – душа болела, чувство вины в смерти этого человека, казалось ей, теперь останется навсегда…
…..
В сельском клубе в декабре - районный смотр художественной самодеятельности. На сцене выступал хор « Майская дубрава.» В зале не было свободных мест. Впереди Светланы Ярославцевой, ниже на два ряда - Яков Яковлевич Кобыляко со своей женой, недалеко от них - Владимир Иванов с приятелем Кешей Денежкиным и его Катей Забродиной. Конферансье объявил.
- А сейчас прочтет стихи Владимира Маяковского Иннокентий Денежкин.
  В зале клуба тишина. Кеша поднялся на сцену. Все знали, как здорово читает  Кеша. Он читал иногда стихи Есенина, Николая Заболоцкого… Сегодня тоже он удивил всех, прочтя Маяковского « Стихи о советском паспорте».
- Читайте! Завидуйте! Я гражданин Советского Союза!
  Закончил Кеша так, что зрители загордились вместе с ним. А он, не дожидаясь объявления о его следующем выступлении, прочел стихотворение Маяковского  о молодежи.
  - Нет! Не те молодежь,
  Что, забившись в лужайку да в лодку,
  Начинают под визг и галдеж
  Прополаскивать водкой глотку!
  Молодые –это те,
  Кто бойцовым рядам поределым
  Скажет именем всех детей.
  - Мы земную жизнь переделаем!

  Кеша читал так вдохновенно, что даже те, кто не особо знал и любил творчество Маяковского, приняли его стихи  искренне и поверили, что это действительно так! Оказывается, трезвый Кеша Денежкин был совсем другим человеком! И село полюбило его за то, что жил он теперь по-другому - любил Катю, ее мальчишек, как родных, за то, что так читал стихи, как никто не смог до него прочитать на этой сцене.
- А сейчас Юлия Самохина  споет песню «Перепелка». Затем прочтет свои стихи.
Голос Юлии - нежный и  сильный. «Наша Людмила Сенчина!» - так говорили на селе. Песню эту не раз слышали в ее исполнении. Все захлопали. Светлана ждала, когда же Юля начнет читать свое новое стихотворение. И когда девушка начала рассказывать, Светлане показалось, что именно ей и Владимиру посвящено это стихотворение. Сразу вспомнился зимний морозный день, когда деревья были в инее, а на длинных пушистых черных ресницах у Володи - иней! Как светилось радостью его лицо, когда он ее встретил у калитки… Снег, иней, мороз и солнце!
На Светлану оглянулся Яков, видимо, вспомнил их зиму, ту самую, первую... Жена его одернула, но он не сразу