Лавина

посмеет указывать человеку, окончившему три университета, магистру экономики, вице-президенту крупнейшего мирового банка?

И все же они попытались. Когда он официально объявил о намерении жениться и представил обществу избранницу.

Объявлять не хотел и без свадьбы с кучей фотографов и прямой трансляцией по телевидению обошелся бы. Но уступил матери, просившей соблюсти протокол, и невесте, просившей устроить ей праздник. Уступил и пожалел. После объявления поднялась шумиха. Кабинет министров выступил с заявлением: эту девушку нежелательно принимать в королевскую семью.

Почему?

Из-за ошибок прошлого.

Это уже слишком. Лезть в его личную жизнь — до каких пор? Кто вообще эти люди? Фризо с ними не знаком и совета спрашивал.

Он сам даст им совет. Нельзя наказывать человека только лишь за ошибки. Ставить клеймо неблагонадежности без всяких доказательств. Так на земле не останется ни одного человека с безупречной репутацией. «Кто безгрешен, пусть первым бросит в меня камень», — говорил Святой. А Он умнее всех министров, вместе взятых.

Смешно попрекать человека прошлым, то есть тем, что не существует. Тем, что было и прошло. А может и не было…

Прошлое – это прокрученное кино. Оно записано не на пленке, а на памяти человека, и только он знает – что, когда и при каких обстоятельствах произошло. Откуда Кабинет узнал о прошлом Мейбл? Из самого «надежного» источника – репортажа журналиста по имени Петер Р. Де Фрис, который известен склонностью к созданию «мировых» новостей из малопримечательных фактов.

А, опять они – жаждущие вторгнуться на чужую территорию, в чужую жизнь. Любопытствуют не по-человечески, а по-репортерски. Не бескорыстно, а меркантильно. Рассматривают, как букашку под микроскопом — во всех деталях, в том числе интимных.

Будто голый перед ними стоишь. А самое противное — осознавать, что тебя используют. Желают на твоем имени заработать. Бизнес и ничего личного, как говорил Аль Капоне, глава мафии.

Эта журналистская мафия нагло попирает приличия. Считает: людям с камерой позволено больше, чем другим. Журналистское удостоверение используют как пропуск на запретную территорию.

Вопрос: а им бы понравилось, чтобы кто-то посторонний постоянно находился вблизи, норовя подкрасться незаметно, сделать снимок тайком? По закону это называется преследование.

Мафия считает себя выше законов.

Как же хочется крикнуть им в лица, прикрытые кровожадно сверкающими объективами – пошли вон! Если не из страны, то из жизни Фризо. Из жизни его детей. И внуков.

Которые непременно будут у них с Мейбл. Подавись Петер Р. Де Фрис. Ты сделал из девушки шлюху, а я принцессу. Ты уронил, я вознес – твоя грязь ее больше не достанет. Продолжай копаться в навозе, а лучше сдохни от зависти!

Фризо женился на Мейбл. Кабинет лишил его права называться принцем и наследовать корону. Напугали. Он принц не по названию, а по крови, лишить его крови не в их компетенции. Пусть занимаются проблемами страны, а не королевской семьи. Возомнили себя небожителями. Они и Александру палки в колеса вставляли с женитьбой. Просветили биографию Максимы и вытащили на свет факт тридцатилетней давности. Не о ней самой, а об отце – Хорхе Соррегьета. Он когда-то был министром в правительстве Аргентины, которое возглавлял диктатор. От режима много народа пострадало, в тюрьмы попало или без вести пропало. А при чем тут Хорхе Соррегьета — министр земледелия?

Ему все же запретили приехать на свадьбу любимой дочери. Чтобы своим присутствием не напоминал о темном факте своей биографии, не компрометировал дочь в глазах нидерландского народа. Фризо понимал ход рассуждений Кабинета, хотя и не принимал.

Нидерландский народ принимает радушно далеко не всех. Особенно разборчив по отношению к иностранцам. Если Максиму не примут как будущую королеву, охладеют к монархии в целом. А она держится именно на любви народа. Когда любовь кончается, королей свергают.

Так недалеко до раскола государства.

Пример соседней Бельгии перед глазами. Страна грозит распасться на две части: южную — республиканскую и северную — сторонницу сохранения монархии. Одна из причин: их короля Филиппа постоянно компрометирует младший брат Лоран. В семье не без урода, как говорится, и Лоран именно тот урод. Вечно ввязывается в какие-то аферы – то с финансами, то с любовницами, то с недвижимостью. Когда не ввязывается, совершает глупости в состоянии алкогольного опьянения. Отец короля тоже не ангел. Известен своими амурными похождениями, имеет детей на стороне, одного даже признал официально, дал титул. В стране все громче раздаются голоса с требованием свергнуть семью, которая погрязла в  скандалах и склоках.

Монархия должна быть примером для подданных, а не посмешищем.

Без монархии невозможно представить Нидерланды. Это основа государства, расшатать которую Кабинет министров не может допустить.

Была бы Максима из какой-нибудь цивилизованной страны… Лучше из Америки. Еще лучше из Германии – родины супругов трех последних королев. А если уж брать в семью девушку из страны с подмоченной репутацией, то ее личная репутация должна быть кристально чистой.

Кристально чистыми были слезы Максимы, когда она слушала Аргентинское танго на свадебной церемонии. За те слезы нидерландский народ проникся к ней состраданием, а от сострадания до любви – один шаг. Народу плевать на чужих диктаторов и своих министров, главное – чтобы человек был обаятельный. Обаяния Максиме не занимать. Сейчас ее обожают и обычные люди, и газетные, и телевизионные, а главное – муж.

Александр отстоял свое право на любовь, то же самое сделал Фризо.

Поступок настоящего мужчины. Рыцаря. Раньше они сражались за любимых женщин с врагами, теперь с законами. И пусть теперь в моде всякие гомо и трансгендеры, мужчин еще никто не отменял. Мужчина тот, кто сам решает за себя, верит в себя, поступает по-своему, выходит за рамки, не признает бездумных ограничений, идет наперекор чужому мнению.

Фризо пошел наперекор мнению Кабинета и не пожалел. Он счастлив с Мейбл. То, что потерял право на престол, не огорчает. Наоборот, приносит ощущение освобождения. Его жизнь больше не принадлежит государству. Теперь государство оставит его в покое. Не будет приглашать на церемонии по разрезанию ленточек или для встреч «высоких» гостей. Непродуктивная трата времени. Фризо проведет его с большей пользой – на работе или с семьей.

В Австрию они впервые взяли дочерей-погодков Луану и Зарию. Длинная дорога их не утомила, наоборот, пролетела незаметно. Пролетела в буквальном смысле — сначала добирались на самолете до Инсбрука, потом на вертолете до Леха. Вид на землю с высоты заставляет и взрослого человека замереть в восхищении, а дети как прилипли к окнам так и просидели всю дорогу – воткнув носы в стекло.

Семья Фризо снимала отдельное шале. Одноэтажное, срубленное из корабельной сосны по типу лесного домика, оно ничем не отличалось от других шале, рассевшихся на склоне. Снаружи оно казалось меньше, чем изнутри. Состояло из двух спален и гостиной с открытой кухней. Можно было бы снять двух- и трехэтажный дом, но на пару дней – зачем? Ввалились шумной, весело-болтливой компанией – румяные от мороза, оживленные от впечатлений долгого по детским меркам пути.

В нос ударил горьковато-свежий, сосновый аромат, который не выветрился за пять лет со дня постройки. Наверное, так пахли только что спущенные на воду фрегаты – далекими путешествиями, увлекательными авантюрами. У детей они уже начались, а у Фризо начнутся, когда они с Флорианом отправятся на покорение вершин. Он бы сразу и ушел, но неудобно перед своими. Сначала кофе. Потом чемодан разобрать да запомнить – где что положено, чтоб потом не искать и не спрашивать у жены про каждую мелочь.

Мейбл занялась разборкой и раскладкой мелких вещей, Фризо собрал куртки, брошенные как попало и отправился к вешалке. Вешалка в виде оленьих рогов – искусственных, в соответствии с требованиями современности. В наше время надо охранять природу, а не истреблять. Начиная с отца Клауса, мужчины в семье охотой рук не марали, в Африку на сафари ездили из туристического любопытства, а не чтобы потешить охотничий азарт. Дед Бернард во времена молодости любил проявить вооруженное превосходство над крупным зверьем – львами и тиграми, но это уже история, а историю не переделать. Да и ни к чему.

Фризо потер прохладные руки. Хорошо бы выпить чего-нибудь согревающего.

— Кофе будете? – спросил сразу у всех.

— Буду, — ответила Мейбл без уточнение – какой именно кофе. Фризо знал ее вкус: двойной эспрессо в крошечной чашечке.

— Мне капучино, — откликнулась Луана. Она уже вышла из возраста, когда пьют детское «шоколадное молоко», но еще не вошла в возраст, когда пьют взрослое эспрессо.

— И мне! – крикнула Зария. Она во всем хотела походить на старшую сестру. А иногда — и превосходить.

Фризо отправился на кухню. Жена отправилась к шкафу. Дочери отправились разглядывать новое жилье. Разглядывали с восхищением, будто попали во дворец Снежной королевы. А это всего-навсего простой деревянный дом. Уметь восхищаться чем-то простым – потрясающая детская способность…

Шале слишком отличалось от их пентхауза в Лондоне. Там индустриальный интерьер: стекло, пластик, металл, функциональная мебель, ничего лишнего. Без ковров на полах – они создают запыленность, без подушек на диванах – они создают тесноту, без штор на окнах – они создают темноту. Все это вышло из моды полвека назад.

Девиз современных дизайнеров – больше света и воздуха. Стеклянные стены делали дом прозрачным. В ясную погоду стены будто исчезали, открывалась панорама города. Она менялась каждый день, порой каждый час и никогда не надоедала. Это лучше, чем увешивать стены шедеврами изобразительного искусства. Глядеть на одно и то же, пусть и гениальное, быстро надоедает, и проходишь мимо картины Ван Гога – не замечая, как мимо вывески супермаркета.

В пасмурную погоду дом окружали облака, создавали ощущение, будто плывешь на корабле по морю из тумана. Звуки вязнут, и ничего не видно за бортом. Страшновато двигаться вглухую и наощупь — как бы не столкнуться с каким-нибудь судном, плывущим-плутающим навстречу.

Вечером открывался фантастический вид. В свете разноцветных прожекторов из темноты выступали силуэты самых знаменитых строений британской столицы: Лондонский глаз – по эту сторону Темзы, по ту – Биг Бен, Вестминстер, Собор Святого Павла, подсветке которого позавидовал бы сам Ватикан. Дальше виднелись цепочки огоньков в окнах жилых домов – они походили на елочные гирлянды и тянулись до самого горизонта.

Там лес из домов.

А здесь лес из деревьев.

И мебель из дерева, — основательная, на крепких ногах, будто сработана лишь топором и пилой, без