Знаешь ли его последние слова? Приезжаю к нему, нахожу его в забытьи, очнувшись, он узнал меня, погоревал, потом, помолчав: как скучны статьи Катенина! И более ни слова. Вот что значит умереть честным воином, на щите!
Мери: - Честным воином… На щите… Знаете… Я хотела вам сказать! Да, я скажу! Иногда мне не верится, что нахожусь рядом с вами… Иногда задыхаюсь от… Слышала, что поэты тоже неминуемо влюбляются в своих героев… Героинь. От этого мурашки по коже. Этих ощущений не передать. Вы творите жизнь. Из ничего - букв, слов, которые там - далеко отсюда – люди бросают походя, небрежно, бессмысленно направо и налево. Вы с трепетом подбираете их, материализуете – и тогда рождается жизнь.
Пушкин (улыбается): - Поэтому ты не торопишься…
Мери: - Ведь у вас есть другие ненаписанные страницы. Пожалуйста! Закончите пока их!
Пушкин (улыбается): - Кстати, у меня есть кое-что для тебя.
Пушкин подходит к столу, берет маленький клочок бумаги.
Пушкин: - На-ка почитай! Так. Пока набросок.
Мери: - Что это?... Песнь! Моя песнь!
Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса,
И сверкали в светлом поле
Серп и быстрая коса.
Долго смотрит на Пушкина.
Мери: - Вам хорошо здесь? Никто не мешает! Вы столько всего написали! Осень – ваше любимое время года. Дивный период. Вы творите! Вам не нужен более никто! Верно? Скажите, что это так! Ну! Скажите!
Пушкин отходит от Мери, смотрит в пустое окно. Звучит пульсирующая музыка. Пауза. Пушкин оборачивается.
Пушкин (холодно): - Дальше читай!
Мери: -
Ныне церковь опустела;
Школа глухо заперта;
Нива праздно перезрела;
Роща темная пуста;
И селенье, как жилище
Погорелое, стоит, —
Тихо все. Одно кладбище
Не пустеет, не молчит.
Мери плачет.
Пушкин (зло): - Дальше!
Мери: -
Поминутно мертвых носят,
И стенания живых
Боязливо бога просят
Упокоить души их!
Поминутно места надо,
И могилы меж собой,
Как испуганное стадо,
Жмутся тесной чередой!
Пушкин (зло): - Достаточно!
Отбирает бумагу, швыряет ее на стол.
Пушкин (зло): - Дядя, говоришь?! “Надо признаться, никогда еще ни один дядя не умирал так некстати”.
Мери (шепотом): - Зачем же так? Вы ведь его любили.
Пушкин: - Любил. Да. И сейчас люблю!
Мери (шепотом): - Не расстраивайтесь. Вы скоро ее увидите. Скоро вы будете вместе!
Пушкин (холодно): - Хватит! Оставь меня в покое!
Пульсирующая музыка громче. Темнота.
14 картина.
Пушкин отрешенно сидит в кресле у окна. На мгновение очнулся.
Пушкин: - Настя?!
Входит Настя.
Настя: - Что изволите, Александр Сергеевич?
Пушкин: - Какое нынче число?
Настя: - 19-е.
Пушкин: - Нояб… Октября?
Настя: - Октября.
Пушкин: - А…
Настя: - От тридцатого года.
Пушкин: - Проклятый год… Писем не было?
Настя: - Не было, барин. Почтальон не приезжал.
Пушкин: - Не приезжал… 19 октября…
Настя уходит. Он сидит, словно окаменев. Только по глазам видно, что он сосредоточено размышляет. Появляются Председатель, Молодой человек, Луиза, Мери.
Пушкин (бормочет): - 19 октября…
Мери: - Что с ним?
Молодой человек: - Молчит. Нам ни слова.
Луиза: - Ну-ну.
Мери: - Да, что с ним творится?!
Председатель: - Спроси у него.
Молодой человек: - Эй!... Что с вами?
Луиза: - Он тебя не слышит.
Мери: - Действительно, не видит и не слышит! Словно нас больше нет. Как такое возможно?
Председатель: - Перестань болтать.
Мери: - Что?
Председатель: - Помолчи немного.
Мери: - Хорошо.
Председатель прислушивается. Музыка “Моцарт”.
Председатель: - Слышите?
Молодой человек: - Вроде бы стихи.
Мери: - Почему он читает их про себя?
Луиза: - Он не сумасшедший, чтобы разговаривать вслух наедине с собой.
Мери: - А нас для него больше нет?
Председатель: - Сейчас для него есть только это.
Молодой человек (прислушивается, потом восторженно): - Да! Да! Я помню! Он давно это написал! (Декламирует)
Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен —
Неколебим, свободен и беспечен,
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина
И счастие куда б ни повело,
Всё те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
Луиза: - День рождения Лицея!
Председатель: - Ну, конечно!
Молодой человек: - Верно!
Мери: - 19 октября!
Председатель: - Когда-то они после окончания в этот день собирались, отмечали, хулиганили, что-то вспоминали.
Мери: - Сегодня этот день он проведет один.
Молодой человек: - А мы?
Мери: - Мы не в счет.
Председатель: - Тихо!... Теперь что-то другое.
Молодой человек: - Верно.
“ДЕЛЬВИГУ” Фонограмма:
Мы рождены, мой брат названый,
Под одинаковой звездой.
Киприда, Феб и Вакх румяный
Играли нашею судьбой.
Явилися мы рано оба
На ипподром, а не на торг,
Вблизи державинского гроба,
И шумный встретил нас восторг.
Фонограмма тише.
Мери: - Такого он не писал. Я знаю все его стихи!
Луиза: - Он делает это сейчас. Запишет на бумаге потом. Не важно, когда. Запишет…
Мери: - Тише!
Фонограмма продолжается: -
Избаловало нас начало.
И в гордой лености своей
Заботились мы оба мало
Судьбой гуляющих детей.
Молодой человек: - Интересно, кому оно адресовано?
Председатель: - Дельвигу.
Молодой человек: - Это тот, кто всего через несколько месяцев покинет этот мир навсегда?
Мери: - Тише, он об этом пока не знает, и не должен знать.
Луиза: - Он тебя все равно не слышит. Сегодня не наш день
Мери: - Дельвиг. Бедный. Такой молодой. Уйдет из них первым.
Фонограмма: -
Но ты, сын Феба беззаботный,
Своих возвышенных затей
Не предавал рукой расчетной
Оценке хитрых торгашей.
В одних журналах нас ругали,
Упреки те же слышим мы:
Мы любим славу да в бокале
Топить разгульные умы.
Твой слог могучий и крылатый
Какой-то дразнит пародист,
И стих, надеждами богатый,
Жует беззубый журналист.
Долгая пауза. Пушкин встает, подходит к столу, берет толстую рукопись, вынимает из нее пачку страниц, переходит к креслу около окна, садится, листает. Потом встает, кладет страницы на кресло. Начинает медленно ходить. Наконец, садится на стул около письменного стола. Думает.
Мери: - Я посмотрю?
Мери бежит, берет рукопись, возвращается.
Мери: - Онегин. Песнь 10.
Молодой человек: - Он начал ее после 25 сентября. Онегина закончил, а потом решил это дописать.
Председатель: - Дай-ка взглянуть.
Все разбирают страницы.
Председатель: -
Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда…
Однако!
Луиза: -
И чем жирнее, тем тяжеле.
О русский глупый наш народ,
Скажи, зачем ты в самом деле...
Но за такое в острог!
Молодой человек: -
Авось, аренды забывая,
Ханжа запрется в монастырь,
Авось по манью Николая
Семействам возвратит Сибирь…
В острог, а потом в Сибирь!
Мери: -
Россия присмирела снова,
И пуще царь пошел кутить,
Но искра пламени иного
Уже издавна, может быть…
А вот еще: -
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры
И вдохновенно бормотал.
Читал свои Ноэли Пушкин,
Меланхолический Якушкин,
Казалось, молча обнажал
Цареубийственный кинжал.
Одну Россию в мире видя,
Преследуя свой идеал,
Хромой Тургенев им внимал
И, плети рабства ненавидя,
Предвидел в сей толпе дворян
Освободителей крестьян.
Мери (шепчет): - Печатать такое - самоубийство!
Председатель: - Конечно, самоубийство. И он знает об этом.
Луиза: - Он не боится ни острога, ни Сибири.
Молодой человек: - Верно. Если бы его однажды не сослали, он давно уже был бы там. Вернее, сначала на Сенатсткой, а потом в Сибири. В такой значит последовательности.
Пушкин подходит к креслу. Оглядывается. Не находит страницы.
Председатель: - Верни ему.
Молодой человек собирает листы рукописи, бежит, кладет их в кресло, отходит. Пушкин берет рукопись, садится, замирает.
Луиза: - Интересно, о чем он думает?
Мери: - Хочет что-то дописать.
Молодой человек: - Глава закончена.
Председатель: - Думает, что с ней делать. Ведь не зря он взял именно ее из толстой пачки.
Мери: - Что же он будет с ней делать?
Луиза: - Сожжет!
Молодой человек: - Сожжет?
Луиза: - Я пошутила.
Мери: - Идиотская шутка.
Председатель: - Почему нет? Если рассуждать логично. Он не может здесь оставаться вечно. Скоро вернется в Москву, в Свет. Отдаст на издание то, что написал. Потом женится - понадобятся деньги. Много денег! Такое не напечатают точно. Кроме того – дальше что? В Сибирь? С молодой женой? Захочет ли она? Захочет ли он?
Луиза: - Тогда что тут раздумывать?
Председатель: - Верно. Такое показывать нельзя никому. Изменить?
Молодой человек: - Менять он ничего не захочет. Когда государь посоветовал ему кое-что изменить в Годунове, пошел навстречу, Он был в ярости. Не изменил ни строчки.
Мери: - Что же дальше? В Сибирь?
Луиза: - О, господи, неужели нельзя сделать все по-другому?! Человек влюблен. Он душой уже давно с ней, даже нас не замечает. Он думает только о ней, стремится в ту жизнь, хочет счастья! Так неужели этой главой себе все перечеркнет? Раз в жизни нельзя поступить разумно?!
Мери: - Он заслуживает счастье. Он столько к нему стремился.
Председатель: - Все верно. Иногда лучше отрезать мизинец, чем всю руку. И не лезть в петлю головой. Только…
Мери: - Что?
Председатель: - Ты совершенно права! Счастье! Вот только,… неужели он сможет сделать это?
Луиза: - Особенно сегодня…
Пауза.
Молодой человек: - Глава написана. Ему она больше не принадлежит. Теперь это сокровище, достояние. Он водил не просто пером - рукой Бога!
Председатель: - Там каждое слово на вес золота.
Молодой человек: - Каждое – бриллиант.
Председатель: - Так что же?
Мери: - Он должен это сделать! Другого пути нет!
Пушкин проходит на середину сцены, кладет рукопись на пол. Идет к столу, берет подсвечник со свечой, возвращается, становится перед рукописью на колени. Свет меркнет. Он долго держит подсвечник в руке. Достает спички. Зажигает – не зажигается. Зажигает – не зажигается. Зажигает – не зажигается. Отбрасывает коробок. Пауза. Он смотрит в зал - во взгляде облегчение. В окне появляется Натали. Она бросает другой коробок, тот падает на пол рядом. Пушкин поднимает его, разглядывает, поднимает глаза кверху. Потом зажигает спичку, от нее свечу. Пауза. Ставит свечу на рукопись - музыка резко обрывается. Он стоит на коленях, смотрит на огонь…
Вбегает Настя.
Настя: - Барин! Барин! Александр Сергеевич! Дымом пахнет!... А что так в камине полыхает? Замерзли?
Подбегает, смотрит на свечу. Потом с изумлением на Пушкина.
Настя: - Мама дорогая! Сколько бумаги почем зря?! А чернил?!
Темнота.
15 картина.
Липовая аллея, нарисованная на падуге (висит за скамейкой), покрыта снегом. Звучит Моцарт. Тусклый свет. Пушкин за столом пишет. Прерывается.
Пушкин: - Настя!
Входит Настя.
Пушкин: - Писем не было?
Настя: - Нет, Александр Сергеевич, не было. Вам что-нибудь нужно?
Пушкин: - Нет.
Настя уходит. Музыка. Пушкин пишет. Заканчивает, широко расписывается, собирает рукопись, кладет ее на полку. Берет следующий лист бумаги. Думает. Снова пишет. Прерывается. Музыка тише.
Пушкин: - Настя!
Входит Настя.
Настя: - Что изволите, барин Александр Сергеевич?
Пушкин: - Писем не было?
Настя: - Нет, не было.
Пушкин: - Почтальон не приезжал?
Настя: - Не приезжал.
Настя уходит. Музыка. Пушкин пишет. Заканчивает, широко расписывается, собирает рукопись, кладет ее на полку. Берет следующий лист бумаги. Думает. Снова пишет. Прерывается.
