мне, Онегин, пышность эта,
Постылой жизни мишура,
Мои успехи в вихре света,
Мой модный дом и вечера,
Что в них? Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг и дикий сад,
За наше прежнее жилище,
За те места, где в первый раз,
Онегин, я узнала вас,
И за смиренное кладбище,
Где нынче крест и тень ветвей
Над бедной нянею моей...
Входит Настя. Музыка обрывается.
Пушкин: - Ну что там еще?
Настя: - Барин, можно?
Пушкин: - Можно-можно.
Настя: - Опять мужики пришли.
Пушкин: - Тьфу! Что же они каждые три дня ходят?
Настя: - Так я прогоню?
Пушкин: - Нет!
Настя: - Или прогнать? Это я мигом.
Пушкин: - Нет, я сказал. Зови. Построже, говоришь? Веди сюда твоих мужиков.
Настя уходит. Пушкин выходит из-за стола. Прохаживается.
Настя: - Иди уже. Остальным стоять. Нечего барину глаза мозолить. Иди. Да ноги...
Мужик: - Знаю я. Знаю.
Стук ног. Входит Настя, следом Мужик. Голову наклонил. Насупился. Молчит.
Пушкин: - Ну что?
Мужик угрюмо молчит.
Пушкин: - Что молчишь?
Мужик угрюмо молчит.
Пушкин: - Староста?
Мужик: - Он самый, батюшка. Мочи больше нет.
Пушкин: - Нет мочи, говоришь?
Мужик: - Все верно. Так оно и есть.
Пушкин: - Нет мочи…
Мужик мнет шапку в руках, Пушкин долго на него смотрит.
Пушкин: - Обещал, значит сделаю. С памятью у меня хорошо - не запамятовал. Тяжело? Знаю. Оброк велик? Тоже знаю. Помогу, решу вопрос. Человека поставлю другого.
Перевел взгляд на Настю. Улыбнулся.
Пушкин: - Но и вам потрудиться надобно. А вы как думали? Время тяжелое. Деваться некуда. И холера послана вам, братцы, оттого, что вы оброка не платите, пьянствуете. А если будете продолжать так же, то вас будут сечь. Аминь!
Мужик кланяется, уходит. Настя внимательно смотрит на Пушкина. Тот возвращается к столу, останавливается, замечая ее взгляд.
Пушкин: - Что?
Настя: - Нет, ничего…
Пушкин: - Ну, говори – чего у тебя?
Настя: - Хотела только спросить… Александр Сергеевич… На обед калью с огурцом хотите?
Пушкин: - Калью?! Неужели научилась?
Настя: - Научилась. Вроде бы…, Алексей Сергеевич.
Пушкин: - С огурцом?
Настя: - С огурцом.
Пушкин (улыбается): - Ну, коли научилась, так готовь!
Звучит “Реквием”. Пушкин сидя пишет. Фонограмма:
И ты прости, мой спутник верный,
И ты, мой милый Идеал,
И ты, живой и постоянный,
Хоть слабый Труд. Я с вами знал
Все, что завидно для поэта:
Забвенье жизни в бурях света,
Привет любви, хвалу друзей.
Промчалось много, много дней
С тех пор, как юная Татьяна
И с ней Онегин в смутном сне
Явилися впервые мне -
И план свободного романа
Я сквозь магический кристалл
Еще не ясно различал.
Выходит на середину сцены. Смотрит в зал.
А те, которым в дружной встрече
Я строфы первые читал...
Иных уж нет, а те далече,
Как Сади некогда сказал.
Без них Онегин дорисован.
А те, с которых образован
Татьяны милый Идеал...
О много, много Рок умчал!
Блажен, кто праздник Жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокалов яркого вина,
Кто не дочел Ее романа,
Кто вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.
На последних строках свет становится все более тусклым, музыка тише.
9 картина.
Внезапно загорается яркий свет. Пушкин отбрасывает перо на пол, мчится через всю сцену, заскакивает на скамейку.
Пушкин (хохочет): - Вольная! Барину вольная!
Спрыгивает с нее, несется в другой конец сцены. Запрыгивает на стул, с него на стол.
Пушкин: - Барину дали вольную!
Танцует. Вбегает Настя.
Настя: - Что? Что стряслось? Александр Сергеевич, что?
Он скатывается на пол. Бежит к окну, прыгает в него. Слышен грохот, кудахтанье кур, убегающие шаги.
Пушкин (кричит): - Вольная!
Появляется из кармана.
Настя: - Да, что такое?!
Пушкин (кричит): - Ничего!
Перебегает через всю сцену, скрываясь в другом кармане.
Настя: - Куда же вы?
Пушкин: - Туда!
Настя: - Зачем?
Пушкин: - Не знаю!... Вольная! Вольная!
Пушкин, запыхавшись, появляется в окне, перелезает на сцену. Настя ему помогает.
Настя: - Барин! Барин! Все нормально?
Пушкин: - Нормально! Хорошо все! Замечательно!
Садится на пол посередине сцены. Тяжело дышит. Какое-то время молчит. Идиотское счастье. Постепенно становится серьезен. Замечает Настю.
Пушкин: - Напугал я тебя?
Сидит, смотрит прямо перед собой, в глазах ужас. Настя изумлена.
Настя: - Барин,… Александр Сергеевич, что сделать-то надобно? Вы что-нибудь хотите?
Пушкин: - Абсолютно ничего…
Настя: - Точно?
Пушкин: - Ничевее не бывает… Ступай, если что – позову.
Настя: - Вы уверены?
Пушкин: - Уверен.
Настя: - Вы точно уверены?
Пушкин: - Да.
Настя: - Хорошо, Александр Сергеевич. Если что…
Пушкин (кричит): - Да!
Уходит. Темнота. Пушкин в свете прожектора смотрит в пустоту.
Пушкин: -
Но те, которым в дружной встрече
Я строфы первые читал...
Иных уж нет, а те далече…
Пауза. Потом он плавно водит по воздуху пером, которое отшвырнул в начале этой картины, а теперь поднял с пола. Тихо, медленно, устало декламирует. Кривляется, словно издеваясь над собой.
Пушкин: -
Миг вожделенный настал: окончен мой труд многолетний.
Что ж непонятная грусть тайно тревожит меня?
Или свой подвиг свершив, я стою, как поденщик ненужный,
Плату приявший свою, чуждый работе другой?
Или жаль мне труда, молчаливого спутника ночи,
Друга Авроры златой, друга пенатов святых?
Долгая пауза. Входит Председатель. Он смотрит на Пушкина, потом садится за его стол. Музыка “Реквием”.
Председатель: - Так бывает... Такое иногда случается. Сколько ты это писал? Год? Два года? Пять лет?
Пушкин: - 7 лет 4 месяца и 17 дней.
Председатель: - Срок немалый.
Осматривает стопки бумаг, аккуратно разложенных на столе.
Председатель: - …и 17 дней… Достали бумагу?
Пушкин: - Да. Все равно мало.
Председатель (осматривает рукописи): - Бесы, Элегия, Гробовщик... Вот сказка… О попе. Ты написал сказку!... И вдруг повесть. Снова сказка. Еще повесть. Ты стал писать прозу! И какую! Смотрел глазами Белкина. Совет - публикуй ее анонимно. Начнешь все с чистого листа. Станешь не только поэтом. Первым поэтом! Но и прозаиком... Вот снова Онегин! Ты не жалел бумаги! Даже рисовал… Снова проза… Опять Онегин. 7 лет 4 месяца и 17 дней… Кому за это время ты писал?
Пушкин: - Никому.
Председатель: - За 20 дней?
Пушкин: - Ни одного письма.
Председатель: - Жил на островке, оторванном от мира.
Пушкин: - Окруженном скалами…
Председатель: - Скалами… Так это счастье!
В окне появляется Натали. Она молча смотрит на Пушкина. Он ее не замечает, сидит к ней спиной.
Пушкин: - Счастье? Может быть. Может быть ты прав…
Председатель (поднимает рукопись): - Тяжелая… Закончил, а теперь тебе тяжело.
Пушкин: - Пусто.
Председатель: - Это нормально, так должно быть. Ты забрался слишком высоко. Достиг вершины. Думал, что выше ничего нет. Но посмотрел оттуда на мир и понял, как он прекрасен. А вдалеке виднеются другие еще непокоренные горы, вершины. Но, чтобы на них взойти, тебе придется долго спускаться и идти вниз. Иного пути нет.
Пушкин: - Вниз…
Председатель: - Это закон…
Пушкин: - Закон…
Председатель: - Но и тут тебе повезло. Ты нашел способ ускорить спуск. И это не падение со скалы. Ты придумал сани, которые чудесным образом вернут на землю, подарят новый шанс к восхождению. Ты начал писать прозу. Чудесную прозу, какую доселе не писал никто и никогда. Божественная интуиция подсказала тебе это. Так о чем печалиться? Иди! Твори! Это счастье!
Пушкин: - Счастье… Счастье?!
Вдруг Пушкин встает, поворачивается спиной к залу, смотрит на Натали. Пауза.
Председатель: - Ты должен идти и не сбиваться с выбранного пути… Нельзя стоять на месте… Но главное - нельзя сворачивать в сторону, там тебя может ждать обрыв…
Музыка “Реквием” звучит громче. Темнота.
2 действие.
Та же обстановка. На падуге за скамейкой липовая аллея пожелтела. В комнате Председатель, Мери, Луиза.
10 картина.
Входит Пушкин, он в плаще. Медленно задумчиво бродит по сцене.
Мери: - Мы вас потеряли.
Пушкин: - Да.
Мери: - Уезжали?
Пушкин: - Да.
Председатель: - Куда, позвольте спросить?
Пушкин: - По делам.
Луиза: - Ну-ну.
Председатель: - Решили наведаться к…
Пушкин: - Что за допрос? Не нужно почем зря языком болтать. Есть вещи, которые нынче неуместны. Сейчас не время! И имя это произносить не стоит вслух!
Луиза: - Но, кроме нас здесь никого нет.
Пушкин: - Все равно.
Председатель: - Не поймите превратно наше любопытство. Мы волновались. Дороги перекрыты. В такое время выбираться крайне рискованно. Мало ли что.
Пушкин: - Ездил к соседу…
Луиза: - К соседке!
Мери: - Перестань. Он же просил!
Пушкин: - Да, к соседке! Хотел выяснить, как доехать до Москвы. Нужно было справиться о дороге, узнать новости. Мы здесь, как на необитаемом острове.
Устало, не снимая плащ, падает на диван.
Мери: - Конечно. Мы понимаем. Отдыхайте. Если не возражаете, мы побудем с вами.
Луиза: - Может быть, развеселим.
Пушкин (устало): - Делайте, что хотите.
Пауза.
Председатель: -
Твой голос, милая, выводит звуки
Родимых песен с диким совершенством;
Спой, Мери, нам уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучен каким-нибудь виденьем.
Пушкин (равнодушно): - Опять чума?
Председатель: - Ненавязчиво, не желая вас обеспокоить. Разве что отвлечь. Так, фантазии вслух.
Пушкин (безразлично): - Я вспомнил эту шотландскую пьесу Уилсона. Переводить? С английского?
Мери: - Почему бы и нет?
Пушкин: - Чума… Джексон умер. Мне заниматься переводом?…
Мери: - Вы можете дополнить уважаемого Уилсона. Дальше песнь. Почему бы вам ее не написать?
Пушкин: - Переводить песнь?…
Мери: - Придумайте свою.
Пушкин: - Свою…
Мери: - Да!
Пушкин (вяло): - Начинай… Начинай свою песнь.
Мери: - Я без вас не могу.
Пушкин: - Чума…
Тихо звучит Моцарт “Реквием”. Пауза. Пушкин, лежа, глядя в потолок, медленно по слогам начинает говорить:
Пушкин: -
Было время, процветала
В мире наша сторона:
В воскресение бывала
Церковь божия полна;
Наших деток в шумной школе
Раздавались голоса…
Входит Настя, музыка обрывается.
Настя: - Александр Сергеевич, вы не одни?
Пушкин: - Ты же видишь. Один.
Настя: - Вы разговаривали с кем-то, я и подумала… Хотя, никто не приезжал.
Пушкин: - Мы никому не нужны.
Настя: - Приехал почтальон, привез письмо.
Пушкин (садится): - Давай!... От Плетнева!
Встает, ходит, читает про себя.
Пушкин: - Почему с дырочками?
Настя: - Так ведь холера. Все письма теперь с дырочками. Их подвешивают, потом окуривают серой.
Читает про себя.
Пушкин (посмотрел на Мери): - Ты перепутала. Не холера, а чума!
Настя: - Что?
Пушкин: - Ах, верно, холера…
Ходит. Читает про себя.
Настя: - Почтальона отпускать? Или вы отвечать изволите?
Пушкин: - Пусть ждет!
Настя: - Пойду, скажу.
Настя уходит. Пушкин ходит по комнате, дочитывает. Бросает письмо на стол.
Пушкин: - Это он на мое первое, которое я еще в Москве сгоряча сочинил. Второе, значит, не получал... Отвечай.
Председатель: - Я?
Пушкин: - Ты!
Председатель: - Почему бы и нет? Даже любопытно. Позвольте?
Пушкин кивает. Председатель берет письмо, просматривает.
Председатель: - Вас тут нещадно… (смеется) И он совершенно прав! Ох уж эти женщины! Что они с нами делают!... Пожалуй, покидая Москву вы были не в себе… Отвечать? Что же - воля ваша.
Председатель садится за стол. Пушкин ходит.
Пушкин: - Да говори, что пишешь.
Председатель (весело): - “Сейчас получил письмо твое и сейчас же отвечаю. Как же не стыдно
