печатью. На специальном бланке. Подписанный и утвержденный. Или вы ходите изменить принятые правила и нормы? Может быть, целый государственный строй? (Смеется. Крестится.) Прости Господи за вольнодумство. Повторяю, господин Пушкин. Ваше дело мы закончили. Остальное за малым. Через две недели свидетельство будет у вас. Писарь вам его привезет.
Пушкин: - Что же теперь?
Нотариус: - Живите и радуйтесь!
Пушкин: - И все?
Нотариус: - Конечно!
Пушкин: - И на том спасибо…
Пушкин смотрит на рукопись, лежащую перед ним на столе. Музыка. “Реквием”.
Пушкин (бормочет): - Может оно и к лучшему... Две недели...
Нотариус: - Конечно, все что ни делается, то к лучшему. Вы совершенно правы.
Пушкин (бормочет): -
Блажен, кто понял голос строгой
Необходимости земной,
Кто в жизни шел большой дорогой,
Большой дорогой столбовой…
Нотариус: - Простите, что?
Пушкин: - Нет, ничего. Это я так – о своем. Честь имею, милостивый государь.
Прожектор, направленный на нотариуса, тухнет, тот уходит. Пушкин мгновение думает, потом продолжает писать. Музыка продолжает звучать. Фонограмма: -
Кто цель имел и к ней стремился,
Кто знал, зачем он в свет явился
И богу душу передал,
Как откупщик иль генерал.
"Мы рождены, - сказал Сенека, -
Для пользы ближних и своей" -
(Нельзя быть проще и ясней),
Но тяжело, прожив полвека,
В минувшем видеть только след
Утраченных бесплодных лет...
Пушкин встает, ходит.
III
Несносно думать, что напрасно
Была нам молодость дана,
Что изменяли ей всечасно,
Что обманула нас она;
Что наши лучшие желанья,
Что наши свежие мечтанья
Истлели быстрой чередой,
Как листья осенью гнилой.
Несносно видеть пред собой
Одних обедов длинный ряд,
Глядеть на жизнь, как на обряд,
И вслед за чинною толпою
Идти, не разделяя с ней
Ни общих мнений, ни страстей.
Тишина. Темнота.
Картина 7
Звучит лирическая народная песня. Две крестьянки танцуют медленный танец. Пушкин сидит на любимой скамейке. (В противоположном конце сцены справа от окна) Наблюдает. Появляется Никита, скромно стоит за его спиной.
Пушкин: - Эх, Никита, как тебя не хватает. Почему я не взял тебя с собой?
Никита садится рядом на скамейку. Молчат. Друг на друга не смотрят.
Пушкин: - Как хорошо здесь. Необычайно хорошо.
Пауза.
Пушкин: - А как говорят эти люди. Часто приходиться с ними вести беседы. Язык у них интересный. Странно...
Никита: - Забыли, Александр Сергеевич, как в Михайловском общались с крестьянами? Так же и говорили.
Пушкин: - Не забыл. Ты прав. Помню. Все помню. Такое забыть невозможно. Иногда кажется, что они знают язык лучше, чем мы там в городах, в далеких столицах. Странно…
Пауза.
Никита: - Тут только что, Александр Сергеевич, четверо приходили. Вас спрашивали. Так я не пустил.
Пушкин: - Двое господ и две барышни?
Никита: - Верно. Иноземцы.
Пушкин: - Ты видел их?
Никита: - Как же не видеть, коли они по вашу душу.
Пушкин: - Как ты точно это сказал. Верно сказал. По мою душу…
Никита: - Вот и не пустил еретиков!
Пушкин (смеется): - Почему еретиков? Ты знаешь, кто это такие?
Никита: - И знать не хочу. По лицам видно. Сказал, что занят Александр Сергеевич.
Пушкин (смеется): - Чего ты их так не возлюбил?
Никита: - Веет от них нечистью.
Пушкин: - Ну и правильно. Не пустил… Знаешь, не будь с ними очень строг. Наверное, они мне понадобятся. Только немного позже. Сейчас надобно кое-то закончить.
Никита: - Хлопоты по усадьбе?
Пушкин: - Не совсем…
Никита: - Много работать изволите?
Пушкин: - Как сказать. Просыпаюсь в 7 часов, пью кофей и лежу… то есть пишу - ты помнишь… до 3 часов. Недавно расписался, и уже написал пропасть. В 3 часа сажусь верхом, в 5 в ванну и потом обедаю картофелем, да грешневой кашей. До 9 часов — читаю. Вот тебе мой день, и все на одно лицо. Один я тут. Один… Много пишется, Никита! Очень много. Такого не было никогда. Словно, источник открылся какой, не могу остановиться и не хочу. Руку протяни и возьми. Вот оно – рядом светится. Что со мной – не понимаю.
Пауза. Песня. Крестьянки продолжают танцевать.
Пушкин: - А на этих взгляни. Что бы ты, Никитушка, сказал, если бы сейчас оказался здесь?
Никита: - Поздравил бы, барин.
Пушкин: - Не называй меня так.
Никита: - Это я пошутил. Поздравляю. С сегодняшнего дня вы здесь хозяин.
Пушкин: - Так необычно все. Кистеневские нынче присягнули новому владельцу — коллежскому секретарю Александру Сергееву сыну Пушкину. Как интересно! Имение… Одно дело – съемная квартира в столице или где-то еще, здесь совсем другое… А может к черту все - остаться? А, Никита? Как думаешь?
Никита: - Воля ваша, Александр Сергеевич. Может и меня когда-нибудь к вам снова приставят. Приеду. Жить будете долго, счастливо. Решать вам.
Пауза. Песня продолжается. Вдруг Пушкин встает, бежит к танцующим крестьянкам, скачет вокруг них, как мальчишка. Нелепо повторяет их движения, машет руками. Они хохочут, он тоже смеется, дурачится. Никита в отдалении, наблюдая, улыбается. В окне появляется в свете прожектора Натали. Она нервно обмахивается веером, строго смотрит на Пушкина. Ее не замечают. Она в негодовании исчезает. А песня все громче, танец веселей... Темнота, отголоски песни еще слышны...
8 картина.
Пушкин сидит на скамейке. Фонограмма: -
Ужель та бедная Татьяна,
Которой он наедине,
В начале нашего романа,
В глухой, далекой стороне,
В благом пылу нравоученья
Читал когда-то наставленья,
Та, от которой он хранит
Письмо, где сердце говорит,
Где все наруже, все на воле,
Та девочка... иль это сон?..
Та девочка, которой он
Пренебрегал в смиренной доле,
Ужели с ним сейчас была
Так равнодушна, так смела?
Музыка “Реквием”. Пушкин встает, ходит по сцене. Снова фонограмма:
Любви все возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Ее порывы благотворны,
Как бури вешние полям:
В дожде страстей душа свежеет,
И обновляется, и зреет -
И жизнь могущая дает
И пышный цвет и сладкий плод.
Но в возраст поздний и бесплодный,
На повороте наших лет,
Печален их глубокий след:
Так бури осени холодной
В болото обращают луг
И обнажают лес вокруг.
Раздаются крики.
Пушкин: - Настя! Настя!
Появляется Настя.
Пушкин: - Что случилось?
Настя: - Ничего страшного, барин. Поймали негодника, пороть ведут.
Пушкин: - Кто таков? Что сделал?
Настя: - Вандал. Березку срубил в вашей роще.
Крики.
Пушкин: - Веди-ка его сюда.
Настя: - Хотите сами наказать? Сейчас.
Настя уходит, слышен ее голос:
Настя: - Не все. Здесь стойте. А ты к барину иди на суд.
Входит Мужик, снимает шапку, мнет ее в руках.
Настя: - Вот, барин. Негодник. Он срубил… Сейчас тебе наказание будет.
Пушкин: - Ну и зачем ты сделал это?
Мужик: - Так ведь не хотел я, барин.
Пушкин: - Конечно, не хотел, плут. Березка сама рубилась. Сама топором себя же под корень. Так что ли?
Мужик: - Не так, барин. Я это… Как сказать…
Пушкин: - Где срубил?
Настя: - В рощице рядом.
Пушкин: - Там же один молодняк.
Мужик: - Так получилось, барин. Случайно.
Пушкин: - И топор с собой случайно прихватил?
Мужик: - Прихватил…
Пушкин: - Я понять тебя не могу. Зачем?
Мужик: - Так ведь знамо дело, от нужды, барин – нечем было избу осветить – лучин нащипать не из чего. Вот и подрезал березку.
Пушкин (отворачивается): - Нужда…
Настя: - Ступай. Тебя этой лучиной и будут пороть. Не мешай барину…, Александру Сергеевичу. Иди отсюда.
Пушкин: - Постой. И все равно рубить не надо. Роща молодая – настоящий лучинник, потом вам же на пользу послужит. Не надо… Чего глядишь так? Улыбаешься чего?
Мужик: - Слово какое диковинное, барин, - лучинник. Точное какое, ласковое.
Пушкин: - Да, ласковое. А как еще ту рощицу назовешь? Она же золотая.
Настя: - Ну что? Пороть?
Пушкин: - Не надо пороть. Понял он все. Пусть идет с миром.
Мужик: - Спасибо, барин. Спасибо, благодетель!
Пушкин: - Ступай. А на месте том другую березку посади.
Мужик: - Конечно! Обязательно посажу!
Пушкин: - Ну, ступай.
Мужик уходит. Настя тоже собирается уйти.
Настя: - Барин, вам что-нибудь нужно?
Пушкин: - Нет… Да, нужно. Скажи, пусть мне вьюнок ивы принесут.
Настя: - Конечно, скажу. Извините, а зачем?
Пушкин: - Хочу посадить на пруду. Место нашел на склоне. Будет красиво смотреться. Понимаешь?
Настя: - Отчего же не понять? Красиво. Так зачем вам сажать, я скажу – бабы все сделают, а вы место покажете.
Пушкин: - Сам хочу. А пройдет лет десять, она поднимется, станет крепкой, ветви раскинутся, будут тень отбрасывать. Или сто лет пройдет…. Может и двести. А она все жить будет.
Настя: - Я поняла, барин…Александр Сергеевич. Поняла… А неподалеку рощица – Лучинник. Будут помнить ваше название. Через двести лет.
Настя уходит. Пушкин переходит в кабинет, падает на диван. Музыка “Реквием”. Фонограмма:
Проходят дни, летят недели,
Онегин мыслит об одном:
Другой себе не знает цели,
Чтоб только явно иль тайком
Где б ни было княгиню встретить,
Чтобы в лице ее заметить
Хоть озабоченность иль гнев,
Свой дикий нрав преодолев,
Везде на вечере, на бале,
В театре, у художниц мод,
На берегах замерзлых вод
На улице, в передней, в зале
За ней он гонится, как тень;
Куда его девалась лень.
Сомненья нет: увы! Евгений
В Татьяну как дитя влюблен;
В тоске любовных помышлений
И день и ночь проводит он.
Ума не внемля строгим пеням,
К ее крыльцу, стеклянным сеням
Он подъезжает каждый день;
За ней он гонится как тень;
Он счастлив, если ей накинет
Пушистый соболь на плечо,
Или коснется горячо
Ее руки, или раздвинет
Пред нею тесный полк ливрей,
Или платок подымет ей.
Музыка обрывается. Входит Настя.
Настя: - Извините, барин. Тут мужики к вам. Прогнать?
Пушкин: - Зачем же? Пригласи. Пусть войдут.
Настя выходит. Слышен ее голос:
Настя: - Куда? Не все. Один иди, он тебя знает. Ноги отряхни. Грязь носят тут.
Мужик: - Ух, ты, пигалица! Поговори мне ишшо!
Стук ног. Входит Настя, следом Мужик.
Мужик: - Батюшка милосердный. Пришли мы тут слово сказать. Нет мочи уже.
Пушкин: - Говори, что у тебя? Смелее!
Мужик: - Жалоба есть.
Пушкин: - Слушаю?
Мужик: - Просим вас, государь, в том что вы таперя наш господин, и мы вам с усердием нашим будем повиноваться, и выполнять в точности ваши приказания, но только в том просим вас, государь, сделайте великую с нами милость, избавьти нас от нынешнего правления, а прикажите выбрать нам своего начальника, и прикажите ему, и мы будем все исполнять ваши приказании.
Пушкин: - А так не будете?
Мужик: - Что?... Будем. Конечно, будем… Только сил уже нет.
Пушкин: - Я подумаю. Слышал от мужиков о ваших бедах. Все знаю. Подумаю. Только время нужно. У тебя все?
Мужик: - Все, государь, все.
Пушкин: - Ступай.
Мужик уходит. Настя выжидающе стоит.
Настя: - Что-то нужно, барин?
Пушкин: - Хотел спросить – бродил я тут, названия улиц в деревне увидел интересные. Ну, Кривулица – это понятно. А Самодуровка, Стрелецкая, Бунтовка. Отчего так?
Настя: - Когда-то часть людей выселили сюда по господскому велению за самодурство, бунты. Люди в нужде живут, черно, грязно. Всяк бывает. Вот и сейчас неспокойно. Чума, народ волнуется…
Пушкин: - Понятно… Ладно, иди.
Настя: - Извините, барин, хотела сказать. Видела, как вы запросто к мужикам подходите, за руку здороваетесь, беседуете.
Пушкин: - Что тут такого?
Настя: - Не знаю… Построже надобно. Иначе на шею заберутся – не совладать.
Пушкин (смеется): - Заберутся? Ладно, построже. Я подумаю. Ну, ступай. Ступай.
Настя уходит. Музыка. Пушкин сидит за столом пишет. Фонограмма:
А
