волшебные, а только притворяетесь ими? Дурите нас? — уточнил его собеседник.
— Будьте умнее и не попадайтесь, — нарочито угрожающим тоном произнес чужак, хотя в глазах его мелькнули веселые искры.
* * *
Мы познакомились с небольшой группой все-таки обнаружившихся в пределах Карнин-гула обыкновенных парней откуда-то с севера, из деревни под названием Рокна — они были бродягами, и зарабатывали на жизнь развлечением публики. У их главаря была сломана рука — как выяснилось, на них тоже недавно напала разбойничья шайка, оставив их без гроша, зато с множественными ранениями и травмами, из-за которых они и оказались в этой гостеприимной общине.
Еще у них были столь редкие в наших родных краях музыкальные инструменты — длинные деревянные рейки с туго натянутыми на них воловьими жилами, при дергании за которые раздавались громкие, заунывно-монотонные звуки. Сами парни оказались очень веселыми и общительными, может, потому что были еще и постоянно пьяными в стельку. Мы подсели к ним, когда они громко запевали под нудную мелодию нестройным хором, и Калимак влез, пытаясь переиначить мотив и научить их нашим знакомым песням, более ритмичным и быстрым. В итоге получалась абсолютная какофония, к музыке не имеющая никакого отношения.
Я и не пытался встроиться в этот хор, дабы еще больше не усугублять ситуацию. Маура мял зубами плоскую травинку, опять о чем-то глубоко задумавшись и не обращая внимания на шум. Через некоторое время он поднялся, шепнув мне на ухо:
— Пойду прогуляюсь.
— Я с вами! — вскочил я. У меня сильно гудело в голове и подташнивало от ячменного пива, выпитого вперемешку с ярко-красным прозрачным напитком, который употребляли чужие. Их он, кажется, лишь освежал; неподготовленные же от него пьянели почти мгновенно, а похмелье на следующий день было тяжелым.
Мы удалились к небольшому пруду, окруженному тенистыми деревьями. Наш уход, по всей видимости, даже не был замечен.
— Господин Брандугамба так мечтал посмотреть на этот народ, а теперь предпочитает проводить время с обычными деревенскими парнями, — высказал я.
— Да уж, пылу у него явно поубавилось, — хохотнул Маура, присаживаясь на высокую кочку, покрытую зеленым мхом, и потирая виски.
— Я тоже… мечтал, — пробормотал я тихо, скорее про себя, чем для него.
— Увидеть их?
— Да. Узнать, как они живут.
— И тоже разочаровался?
— Нет, просто они очень… другие, — только и мог я сказать, потому что больше подходящих слов не нашлось. — Господин Лабинги ведь иногда рассказывал, что встречался с ними, когда бывал в дальних краях… Только он их примерно так же описывал, как молодой господин Тукка со слов своей тетки, — вспомнил я увлеченные речи Разанула накануне нашего выезда в Бирель. — Какими-то более… возвышенными и прекрасными, что ли. И ни слова не упоминал про… Про все остальное. Вы думаете, его тоже обманули? — печально предположил я.
— Могли, — ответил он, обвив руками колени и искоса глядя на меня. — Я уже не знаю, кому верить.
Мы посидели немного молча, а потом он вдруг запел незатейливую детскую песенку:
Качаются весь день
Кувшинки на пруду,
Кувшинки на пруду,
Кувшинки на пруду.
По листьям на воде
Я к тебе иду,
Я к тебе иду,
Я к тебе иду…
Я слушал с наслаждением. Песенка как нельзя больше подходила к обстановке. А я так часто в последнее время слышал холод металла в этом голосе, что уже забыл легкие медовые переливы нашей юности, и, оказывается, до слез по ним соскучился.
Замолчав, Маура собрал несколько маленьких камешков, и принялся бросать их в воду. К моему великому удивлению, камешки не сразу погружались, а перед этим подпрыгивали раза три-четыре над поверхностью, только потом скрываясь в зеленовато-коричневых глубинах.
— А вы можете меня так же научить? — попросил я.
— Давай, иди сюда, — с готовностью кивнул он.
Он поднялся и подошел к самой кромке воды, на ходу подбирая еще камешки. Я поспешил к нему.
— Вот видишь — я их кидаю не сверху, а сбоку, по прямой… Это создает какое-то сопротивление, они не окунаются, а отталкиваются от поверхности. Очень просто, попробуй.
Взяв с его ладони один камешек, я попробовал. Он пролетел по прямой, как было сказано… и беззвучно скрылся в пруду.
— Еще раз, — велел Маура. — Почти получилось, только кидать надо гораздо быстрее, резче.
Я попытался бросить так резко, как только мог — у меня аж рука загудела; и опять безрезультатно.
— Слишком высоко, — констатировал стоящий рядом, и, взяв меня сзади за локоть, стал направлять и выравнивать мою руку.
Пока мы развлекались у пруда, мимо прошла группа чужаков, негромко о чем-то переговаривающихся на ходу. Очевидно, они возвращались с увеселительного мероприятия или завтрака на природе, ибо в руках у них были крытые плетеные корзины и какие-то большие деревянные диски, а через плечо перевешены вытянутые фляги.
— Ого, вот Кали обрадуется, — весело присвистнул хозяин. — Прямо в их сторону идут. Может, хоть девушки его заинтересуют.
— Девушки? — удивился я. — Как вы их различаете?
Проходившие взглянули на нас издали, но не завели разговора и ничем не выказали своего отношения к нашему присутствию.
Тут только я заметил, что трое из них были все же чуть пониже ростом, чем их четвертый товарищ, и что на уровне груди у них виднелись два выступающих бугорка. Лишь одна из них была одета в подобие платья, да и то короткого, длиной едва до колен, под которым были надеты тонкие узкие брюки; остальные же — в обычных для их мужских собратьев брюках прямого покроя и легких куртках до середины бедра.
— Хорошо хоть, одна в платье, — не удержался я, глядя вслед уже скрывшейся за деревьями группе.
— Наверное, потому что беременна, — прокомментировал стоящий рядом.
— Ой, — воскликнул я изумленно, — откуда вы знаете? Ничего ж не видно!
— Да не знаю я, — он пожал плечами. — Просто предположил по одежде. Может, и не беременна она вовсе.
* * *
— Кали, что, к черту, ты с собой сделал?
Друг Маура предстал перед нами в новом шикарном наряде, состоящем из алой рубахи, ярко-желтой куртки с блестящей тесьмой по бокам и синих штанов, заправленных в сапоги из ослепительно белой кожи. Вдобавок ко всему, голову его венчала тонкая цветная повязка с овальной серебряной бляшкой посередине.
— Что, нравится? — Калимак повернулся кругом несколько раз, давая нам получше рассмотреть его.
— Очень… э-э-э… красочно, — сглотнул Маура. — Где это ты так приоделся?
— Да вон, в пристройках, там у них куча разного… И еда, и одежда, и оружие всякое, только выбирай. И главное, так просто можно прийти и взять, ничего взамен не требуют. Я предлагал медяки, так отказались!
— Это потому, что мы у них временно в гостях. Если б жили здесь постоянно, наверняка нужно было бы платить.
— Ну, значит, воспользуемся нашей удачей! Пошли, тебе тоже свое тряпье сменить не помешает.
— Да мне и так хорошо, — отмахнулся Маура. Но тут проследил за моим восхищенным взглядом, устремленным на Калимака, и сжалился: — Хочешь пойти, Бан?
У меня никогда не было такой богатой и красивой одежды, хотя Маура обеспечивал меня гораздо лучше, чем другие хозяева — своих рабов. Но все же мне вдруг захотелось почувствовать вкус роскоши.
— А девки у них такие же страшные оказались, — тем временем продолжал делиться своими впечатлениями Калимак. — Впрочем, я уже и не надеялся. На мужиков похожи. Я у одной спрашиваю «ты баба ведь?», а она мне в ответ: «я принадлежу к женскому п… по…»… как она там сказала?
— «Полу», — подсказал ему Маура.
— Точно, «полу», — обрадовался тот. — Вот ведь загнула, а?
В небольшом помещении, находившемся в конце ряда пристроек, было тихо и прохладно. В настенных нишах висели ткани и готовые одеяния, на полках лежало множество искусно сделанных аксессуаров, а на табурете у стола сидела, очевидно, хозяйка этого склада, и читала что-то, выжженное мельчайшими строчками на длинной деревянной пластинке.
— Я снова к вам, и не один, — с порога во весь голос обратился к ней Калимак, очевидно думая, что если говорить громче, то она станет лучше понимать наш язык. — Мой друг тоже нарядиться хочет. — Он жестом указал в нашу сторону.
— Дьер лафт [6], — произнес Маура, здороваясь с женщиной.
— Аг лафт дьер [7], — ответила она чуть удивленно, кивнув ему.
Калимак удивился сильнее.
— Так ты что, уже и язык их выучил?! Мы ж только что сюда попали!
— Помнишь, я тебе давно рассказывал про ту шайку, которая меня похитила? Они каким-то образом знали тот же язык, — коротко пояснил хозяин. — Наверное, общались с этим народом. Я не все понимаю, только сейчас начал частично вспоминать.
Про себя я отметил, что Калимак, оказывается, был посвящен в прошлое друга гораздо больше, чем я; и, хоть это и было совершенно правильно, сей факт все равно меня глубоко огорчил.
— Ну ничего себе, знакомства у тебя и приключения, — покачал головой господин Брандугамба. — Научишь меня как-нибудь этой тарабарщине, чтоб я тут как дурак руками не размахивал.
Маура кивнул, и я решил при случае тоже попросить хозяина об этом. Чужестранное наречие казалось мне грубым, отрывистым и неблагозвучным, но все же было крайне интересно запомнить на нем хоть несколько фраз.
Во время их беседы хозяйка склада молча стояла неподалеку, никак не вмешиваясь.
— Вот, смотри, сколько здесь всего! — позвал Калимак, уже роясь между вешалок в настенной нише. — Не знаю, как они такие цвета сочные делают, никогда такого не видел… — он восхищенно перебирал в руках гибкие, легкие складки материи.
Несмотря на мои робкие возражения, хозяин предоставил мне право одеться первым, и я удостоился прекрасного костюма темно-вишневого цвета из неведомой ткани, мягко и ласково обнимающей тело, словно прикосновение нежных цветочных лепестков. Боясь испортить такое чудо, я двигался донельзя осторожно и бережно, чтобы случайно не запачкаться и не порвать обновку.
Закончив со мной, женщина вновь повернулась к моему хозяину.
— Ма Эль-Тир. Кани тье арен? [8]
— Маура ма, — представился он в ответ. — Риат антаг [9].
Уголки ее безгубого рта поднялись в улыбке, и она прикоснулась двумя пальцами к своей щеке [10]. Затем начала что-то быстро ему говорить, то и дело поглядывая на Калимака, который вскоре нахмурился:
— Вы что там, обо мне сплетничаете?
Но тут Маура, обернувшись к нему, громко и заливисто расхохотался.
— Да что такое?! — уже негодовал его друг. — Что она тебе там про меня талдычит?
— Каль… — едва успокоившись, протянул Маура. — Она говорит, что ты цвета подобрал на редкость удачные.
— Ну да, сам знаю, — гордо фыркнул тот. — Со вкусом у меня все в порядке. Но что здесь смешного-то?
— Да то, что именно эти цвета у них в одежде — знаковые. Красный надевается только на особые торжественные ритуалы. Синий обозначает смерть близких. Желтый — рождение ребенка. И мало того, что ты все это намешал, ко всеобщему недоумению, так ты еще, оказывается, и мужа себе здесь ищешь.
— Что-о? — у Калимака отвисла челюсть.
— Это женский головной убор, — указал Маура пальцем на его красивую бляшку посреди лба. — Для молодых девушек, свободных для отношений с юношей.
— Вот черт! — тот аж
Можно оставить полный текст, создать раздел с названием произведения, и добавлять в него уже отдельные главы)