ФЕВРАЛЬСКИЕ МЕДИТАЦИИ

правды. Они утешают человека, что Бог не только наказывает, но и прощает. Но следует понимать, что Бог прощает человека, а не грех, который присущ человеку по его природе праха. Ведь человек сотворен не из Бога, а из праха. Грех человека от слабости. Слабым человека делает прах (ничто), его ничтожество.


        Экранизация классики. Ну, вы, мастера камеры, даете в стране пленки! Неужели вы не понимаете, что поднимаете себя на смех своими «дутыми творениями»? Если уж хотите погреться в лучах чужой славы, то берите не сильные сочинения классиков для экранизации, а, напротив, их слабые произведения, под стать себе, или, по крайней мере, средние («средней руки» для расчета с издателем) для тех, кого вы пародируете. В противном случае, у вас получается пародия не на классика, а только на себя.
        В качестве примера того, что нельзя брать для экранизации, можно вспомнить попытку Андрея Тарковского снять одноименный фильм по роману Станислава Лема «Солярис». Этот роман был важен для писателя. Он вложил в него мечту о контакте с нечеловеческим разумом. Поэтому «Солярис» оказался сильным романом для своего автора. И вот, режиссер Тарковский, ничтоже сумнешеся, не разобравшись в идее произведения, снял по нему фильм. И что получилось? Самодеятельное кино с претензией на оригинальность. Кино о чем – о контакте с инопланетным разумом? Очевидно, нет. Получилось кино о контакте со своими подростковыми комплексами, в частности «комплексом Эдипа», в качестве материала для психоанализа сознания режиссера. Общим местом совпадения с его предыдущими «творениями» явилась тема «Троицы» его живописного тезки. Когда Тарковский не знает, не в пример своему более талантливому отцу, что ему сказать, он затыкает дырку в своем творчестве иконой, заслуживающей лучшего применения, чем фиговый листок. У него как в меру талантливого киношника получился бы неплохой фильм, если бы он точно следовал сценарию автора и не порол бы подростковую чушь, демонстрируя свои семейные сцены на экране. Но нет, он не внял голосу человеческого разума, зато последовал за зовом своего больного воображения, в котором богемно (как у «гнилого интеллигента») смешалось сакральное с профанным.
        В еще более смешном положении оказываются современные режиссеры, снимающие целые сериалы по отечественной классике. Достаточно вспомнить многострадального Федора Достоевского, «униженного и оскорбленного» ляпами отечественной экранизации. Почти все великие романы гениального писателя перевели в цифровой формат технической экранизации. Кто за это преступление против творчества будет нести наказание? Зритель российских сериалов? И кто тогда не идиот? Братья Карамазовы или, может быть, «Бесы»? Нельзя было догадаться, что следует экранизировать слабые сочинения писателя, чтобы не отбить охоты у читателя читать сильные произведения, подменив их откровенной, наглядной даже для недорослей, халтурой? Единственным произведением, которое заслужило достойную экранизацию, явился «Вечный муж». Вот это сочинение можно экранизировать, ибо оно является «слабым» для самого автора. Конечно, для любого другого автора, оно было бы самым сильным, наилучшим. Режиссер Евгений Марковский следовал слову писателя, когда снимал свой фильм по «Вечному мужу», поставив Федора Михайловича в соавторы сценария фильма. Конечно, это не совсем вежливо по отношению к писателю, которого ты взялся использовать (эксплуатировать), но зато хоть честно.
        Это какую надо иметь амбицию относительно своего таланта, чтобы перевирать бессмертные творения человеческого духа? Такая чрезмерная амбиция достойна гомерического хохота.  Достаточно только взять на себя непосильный труд и посмотреть сериалы и многосерийные фильмы по романам Федора Достоевского или Льва Толстого, чтобы понять, как сильно и резко сознание сценариста, постановщика, исполнителя, а вместе с ними и зрителя отличается от сознания автора. Неужели не понятно, что просто невозможно конвертировать слово автора гениального романа в кинообраз посредственного кино?! Не лучше ли предоставить зрителям быть читателями для адекватности восприятия? Зачем заниматься заведомым упрощением, вульгаризацией классики, когда ее возможно прочитать в подлиннике всякому читателю в любой сельской библиотеке? 
        Хотелось бы, чтобы посредственное искусство, как кино, занималось бы соответствующим ему производством иллюзий массы потребителей хлеба насущного, а не творчеством прекрасных чувств. И все почему? Потому что вместо прекрасных чувств выходят одни безобразия. Пожалуйста, вспомните, что есть Тарантино. Как только вспомните этого безобразника, так думаю, сразу возьметесь за ум и начнете снимать нормальное – бытовое – кино. Каждому свое. Кино – быт, театру – свет. В театре есть свой гений – Шекспир.


        Душа познания. Познание есть обратный процесс живому процессу, есть возвращение к началу жизни, которое начинается на середине жизненного пути, когда жизнь достигла апогея в своем развитии. Жизнь вечна, но она имеет временный характер не сама по себе как идея (жизни), а как жизнь сущего (существа), в данном случае, человека как познающего существа. Лишь когда человек достиг предела своего жизненного развития он самостоятельно начинает думать, познавать свой путь, отдавать себе отчет в том, какой путь он прошел в жизни. И в мысли он возвращается назад,  - к истокам своего жизненного пути, - и проживает остаток своей жизни в свете своего полного (целого и целостного рождения) – рождения как тела (бессознания) в самом начале пути, так и души (сознания) на его середине. Уже в конце жизни он понимает не только душевно, умной душой но и своим телом, чувствует приближение с конца того, с чего начинался его путь в жизни, - приближение начала уже новой жизни. Его ли, умирающего, эта жизнь? Нет, не его, но его души и нового, другого (иного) человека как преемника души. Важна душа, а не ее обладатель. Он смертен, она бессмертна. Бессмертно и познание всего (мира) как одного в душе. Мир вне души пребывает в духе. Дух в мире существует как душа. Человеку доступен дух в качестве души, которая постепенно (эволюционно) по мере роста тела познается человеком в виде познания его самого в мире. Она раскрывается в нем как мир сознания. Мир сознания – это мир в сознании, мир, который обрел сознание в человеке. Дух вне человека есть мир вне сознания. Вне человека дух пребывает в себе. То, что дух находится не только в человеке в качестве души, но и в мире. Человек представляет как мир вне сознания. Что же связывает мир в сознании (дух в человеке в качестве души) с миров вне сознания (дух в себе)? Становление как движение воплощения (возникновения) и развоплощения (исчезновения). Это становление сущего в бытии. Само становление и есть развитие духа в духе и в душе. Дух в душе пребывает в качестве разума. Точка разума в душе есть самосознание. Оно и есть разумная душа. Дух разумен. Он не материален, а идеален. Он является сознанию в качестве идеи. Явление идеи сознанию есть мысль. Сущий духа есть идеал, его сущностью является идея, а бытие духа есть разум. Сам дух есть Я. Он как сущий, существующий есть его разумная подставка, сущностью которой является идея, притягивающая того, кому она является, а является она познающему существу (человеку), к нему как к идеалу. Человек стремится быть таким, каким ему является дух в идее, - идеальным, похожим на идеал в качестве Я, вокруг которого все вертится, накручиваясь на него в качестве мира.


        Мистика. С точки зрения философии мистика есть своего рода умудренное неведение, или ученое незнание. Есть ученое знание или знание ученых, которое можно усвоить, занимаясь наукой, обучаясь ей в университете. Но есть мудрое незнание или незнание мудрецов. В чем заключается мудрость незнания. В том, что не мудрец обладает им, а но обладает мудрецом. Когда человек обладает познанием, то это познание становится знанием, но когда познание овладевает человеком, то оно становится незнанием.  Незнанием овладевает человеком, становится его страстью. Он выполняет любые желания познания и сам становится не просто познающим, а самим познанием. Он перестает различать, что знает и что не знает. Для него знание становится незнанием, незнание становится знанием. Так он знакомится с незнанием, узнает его как знание, а знание соответственно узнает как незнание. Мудрость заключается в этом, - в незнании знания и знании незнания. Напротив, ученость заключается в знании знания и незнании незнания. Разумность же заключается в знании знания и незнания. И, наконец, глупость заключается в незнании незнания и знания. 
        Мистики говорят, что они непостижимостью, незнанием постигают непостижимость, незнание, оставляя знание знаемого, а незнаемого ученым. Мыслители не могут удовлетвориться незнанием, как мистики. Но, впрочем, они не могут удовлетвориться  и знанием, как ученые. Поэтому философы пытаются узнать и то, и другое, быть своими и в знании, и в незнании. В результате появляется философская мистика как ученое незнание.


        Желание и страсть. Человек обладает желанием, а страсть обладает человеком. Любовь есть страсть. Она делает человека в той же мере счастливым, удовлетворенным в какой несчастным, зависимым. Желание же, то есть, секс делает человека приятным. Секс приятен, любовь полезна. Необходимо научиться получать приятное от любви, от зависимости. Это возможно, если любовь превратится в потребность. Но трудно получить полезное от приятного. Главное в желании не получить полезное, а не причинить вредное. Для этого требуется мера. Легко нарушить меру, и тогда желание превратится в страсть. Желание в меру может стать не любовью, а приглашением к ней, увертюрой, вступлением в любовь. Можно быть счастливым в любви, только если зависимость станет взаимной.
           


        Идея и идеал. Идея реально идеальна как сущность, а идеал идеально реален как существо.


       
        Положительный, амбивалентный и отрицательный типы героя романа. Те люди, которые любят читать романы, не могут не встретиться на страницах романа с персонажами, к которым они испытывают как определенные чувства – положительные или отрицательные, - так и неопределенные чувства, заставляющие их колебаться в своем симпатическом или антипатическом отношении к ним. Положительный герой возвышает читателя, помогает читателю стать лучше себя, хотя бы у него на уме, в мыслях, в желаниях. Напротив, отрицательный герой соблазняет его стать не лучше, а хуже, то есть, не развиваться, а развлекаться, довольствоваться тем, что он имеет, а не задумываться над тем, что он есть.
        Положительный и отрицательный герой олицетворяют собой статические позиции ставшего состояния – пределы развития и соответственно анти-развития, прогресса и регресса. Читатель же выступает в своем отношении к ним как к постоянным величинам (абсолютным константам) в качестве величины переменной (относительной величины). Положительный герой есть максимум позитива (пользы) и минимум негатива или негатив негатива. Отрицательный герой