тоже не загреметь?
Дома Николай спросил Лизу об арестах среди анархистов. Она сказала, что это коснулось только отдельных людей. В Екатеринославе все спокойно. И это было правдой. Она по-прежнему в определенные дни ездила на Военную улицу и выдавала людям, приходившим от Борисова, деньги.
Жизнь организации била ключом: кто-то доставал сырье для бомб, кто-то заказывал для них оболочки, кто-то привозил оружие и литературу из Швейцарии, печатал листовки и распространял их. Другие люди развозили все это по другим городам.
Лиза еще в декабре прошлого года спросила Борисова, нужно ли везти учет выдаваемых денег. Он удивился: «Зачем? Это опасно!» Потом подумал и предложил вести записи с указанием дат и сумм, чтобы знать расходы и рассчитывать их на будущее.
Николай внимательно присматривался к Лизе. В ее поведении он не видел никаких изменений, кроме появившейся после смерти отца серьезности – она стала реже улыбаться. Никто из ее друзей дома у них не бывал, во всяком случае при нем. В ее отсутствие он тщательно просмотрел все книги и тетради, перебрал каждую вещь в шкафу и сундуке, прощупал матрас, подушки, простучал стены и пол, – и не нашел ничего компрометирующего. Свою политическую литературу он дома никогда не держал, рукописи и вырезки из газет со своими статьями давно выбросил, а конверт, переданный ему доктором Караваевым, отдал на хранение Зинаиде.
ГЛАВА 11
Борисов побоялся приглашать Тетельмана на совещание в Екатеринославе. Его по-прежнему что-то в нем настораживало. Однако он продолжал общаться с супругами и вскоре предложил жене Леонида – Элине Слувис срочно съездить в Париж за крупной суммой денег, которую Штокман нашел для отряда дополнительно к той сумме, которую привезла Люся Янкелевич. Тетельман стал категорически возражать, чтобы жена ехала одна, без него за границу.
Между ним и Сергеем произошел крупный разговор, но Леонид поспешил сгладить ситуацию, объяснив свое нежелание
отпускать жену тем, что они вместе ведут наблюдение за Каульбарсом, и, если она уедет, придется начинать все сначала. В результате он выпросил у Борисова еще деньги на расходы: гостиницу, одежду, которую надо часто менять из-за тактических соображений, транспортные поездки и т.д., а в Париж вместо Слувис поехала Мария Завьялова.
Милая Машенька! Он был вынужден теперь обращаться к ней со своими поручениями, и она беспрекословно их выполняла. Для нее это было, как пропасть, в которую она бросилась с головой, зная, что он сам летит туда, и она хотела быть с ним рядом до самого конца.
После возвращения из-за границы Мария вернулась в Одессу и жила несколько дней в гостинице у Тетельманов, пока не появился Борисов. Сергей отдал Леониду очередную сумму денег, сказал, что ему в помощь назначен Арон Могилевский и назвал точное число начала задуманных терактов. При этих словах Слувис испуганно посмотрела на мужа.
– Как вам Тетельманы? – спросил Сергей Марию, когда они вечером встретились на другой квартире.
– Милые люди, – уклончиво ответила Мария. – Очень любят друг друга. Оказывается, она здесь, в Одессе была замужем за казенным раввином, встретила Леонида, у них родилась дочь, и они уехали в Париж в поисках лучшей жизни. Только девочка у них серьезно больна, что-то с сердцем. Жаль малышку. Сережа! Это не мое дело. Но мне кажется, они живут не по средствам и слишком много денег тратят на врачей и лекарства. Откуда они у них, если они оба не работают?
– Вы думаете, они тратят наши деньги?
– Наверное. И еще я обратила внимание, что Леонид, за все время, пока я у них жила, выходил из гостиницы только за продуктами и в аптеку, а она вообще от ребенка не отходит ни на шаг, так что, когда они успевают следить за Каульбарсом, не понятно…
– Это уже серьезно. Но ничего. В Одессу приехал Могилевский. Он с ними быстро разберется.
– Сережа, мне кажется, вы спешите и делаете много необдуманных поступков. Тыша и других товарищей не зря арестовали. Кто-то выдал время и место его прибытия в Казатин.
Она смотрела на него с нескрываемой любовью, ее лицо светилось от счастья.
– Поэтому, Машенька, мы и спешим, что провокаторы еще не все узнали. – Он привлек ее к себе и крепко поцеловал. – Я так рад, что сейчас вас вижу. Даже если наше дело провалится и меня арестуют, я счастлив, что вы мне помогали, и мы с вами смогли побыть вместе, хоть несколько часов.
Сообщение Борисова о Могилевском и точной дате убийства Каульбарса до смерти напугало Тетельмана и его жену. Мария верно подметила, что супруги живут не посредствам и редко выходят из гостиницы. Большие суммы, которые каждый раз передавал им Борисов, одурманили Леонида. Значительную часть их них он сразу потратил на покупку векселей, двух выигрышных билетов 2-го займа и пять билетов Бессарабско-Таврического земельного банка, некоторые суммы положил на два разных счета – свой и жены. Все остальные тратил на больную девочку и проживание в гостинице.
Когда он в Париже сошелся с Борисовым и тот предложил ему участвовать в терактах, то был готов пойти на что угодно, лишь бы получить деньги и спасти дочь. Потом он увидел, что его особенно никто не контролирует. Борисов принимает на веру все его доклады о наблюдениях за Каульбарсом и дает все новые и новые деньги. Он был уверен, что так будет длиться до бесконечности и до конкретных действий не дойдет. Но вот, оказывается, у них все готово и назначено число для начала терактов. О Могилевском Леонид был достаточно наслышан и не сомневался, что тот быстро раскусит Леонида, и тогда наступит конец не только их беспечной жизни, но и им самим.
Он стоял в дверях спальни и смотрел, как жена кормит дочку крупным черным виноградом. Врач советовал давать обязательно этот сорт винограда для укрепления сердечной мышцы, а он на рынке стоит очень дорого. И сам врач был очень дорогой, лучший в Одессе, и лекарства выписывал ребенку самые лучшие, а значит самые дорогие.
– Элина, – он подошел к жене и обнял ее худенькие плечи. – У меня созрел план.
Она удивленно посмотрела на него печальными глазами.
– Не сегодня-завтра откроется, что мы растранжирили все деньги Борисова. Поэтому надо срочно предупредить полицию о готовящихся преступлениях. Борисов и его компания окажутся в тюрьме и попадут на виселицу. Отсюда эти письма отправлять опасно, а я теперь буду связан с Могилевским. Придется тебе одной отвезти их в Киев.
– Леня, ведь и нас арестуют.
– Тогда я предъявлю полиции копии этих писем. Анархисты никогда не узнают о нашем поступке, а если и узнают, мы будем отсюда далеко, уедем в Америку или Аргентину. За эти дни надо срочно забрать из банка все наши деньги и продать векселя.
– На время моего отсутствия позови мою сестру. И вообще скажи ей, что если с нами что-то случится, так на всякий случай, – прибавила она, увидев, что Леонид при этих словах помрачнел, – пусть она заберет малышку к себе.
– Элина, верь мне. Все будет хорошо. И, пожалуйста, веди себя в дороге осторожно. Я буду очень беспокоиться.
В середине февраля в Екатеринославском жандармском управлении произошли изменения: Богдановича перевели в Петербург, а на его место назначили ротмистра из Кременчуга Прутенского – молодого, энергичного человека, который быстро включился в дело боевого отряда. Для Попова это уже не имело значения: в его руках находились все необходимые сведения об отряде Борисова и анархистских группах, насчитывающих в целом 200–300 человек. Однако он не спешил их арестовывать, так как каждый день открывались новые обстоятельства и новые имена, и до сих пор себя никак не проявили появившиеся в Киеве Ольга Таратута и Александр Гроссман. Об их приезде сообщил Иоста, но Кулябко не мог выяснить их место нахождения. Также до сих пор нигде не было видно «Стуни» и Янкелевич. Создавалось впечатление, что они временно где-то отсиживаются.
Попов надеялся на своего личного осведомителя Шубина. Однако Шубин неожиданно исчез: уехал на несколько дней по личным делам в Екатеринослав и как в воду канул, а без него оборвалась связь с боевиками и группой анархистов. Богрову-Аленскому Попов по-прежнему не доверял.
Исчезновение агента показалось Попову подозрительным, и он принял решение: немедленно арестовать в Киеве всех известных им боевиков и анархистов. В ночь на 25 февраля в Лукьяновской тюрьме оказалось свыше 30 человек. Сбежать удалось только Гроссману и Таратуте. Богров, естественно, остался на свободе и немедленно уехал в Баку.
О том, что Попов принял правильное решение о начале арестов, подтвердили три анонимных письма, полученные почти одновременно в Киеве Сухомлиновым и Кулябко и в Екатеринославе – Прутенским. Неизвестный «доброжелатель» полностью раскрывал все планы «Боевого интернационального отряда», называл точную дату начала терактов и указывал гостиницу в Одессе, где можно застать самого Борисова. Ждать дальше оставалось опасно, и Попов с одобрения Трусевича приказал начать аресты анархистов по всей Украине и югу России.
Борисов в эти дни ездил по всем городам, раздавая последние указания и проверяя боевую готовность. 26 февраля он приехал из Николаева в Одессу и, ничего не зная об арестах в Киеве, с вокзала направился в гостиницу «Новая Италия» к Тетельманам. Оглядываясь по сторонам и не видя за собой «хвоста», он поднялся на третий этаж, повернул с лестничной площадки в коридор и споткнулся о чью-то выставленную ногу. От неожиданности он упал, на него тут же навалились четверо жандармов и связали его веревками. Когда он лежал на полу, ему показалось, что из номера Тетельмана выглянула Слувис и тут же исчезла. «Предатели! – пронеслось в его голове. – Сообщили о моем приходе полиции».
В этот же вечер большая группа анархистов – 15 человек собрались у Розалии Тарло на дружескую вечеринку. Тарло часто приглашала к себе друзей сына, искренне любивших и помнивших ее Леона. Были здесь и супруги Тетельман. Их лично пригласила Тарло, и они не могли не пойти, чтобы не вызвать подозрение у остальных товарищей.
У Розалии было хорошее настроение: она знала, что Борисов в ближайшее время готовится организовать покушение на Каульбарса. Собравшиеся в гостиной молодые люди и девушки вспоминали Леона и его лихие подвиги, державшие в напряжении всю полицию Одессы. Ведь ему тогда было всего 16 лет.
Рядом с Тарло сидел тот славный мальчик, болгарин Георгий, который написал стихотворение в память о ее сыне. Чтобы не расстраивать лишний раз Розалию, он прочитал из этого стихотворения только последний куплет и познакомил всех со своими последними стихами о свободе. Одно из них так всем понравилось, что Георгий прочитал его два раза, а одна из девушек, Татьяна Марченко, подошла к роялю и стала подбирать к нему музыку.
– Это стихотворение может стать нашим «Гимном свободы», – сказала она и спела под эту музыку запомнившиеся ей слова.
Был тут и Яков Кучура. Он решил всех рассмешить стихами о Каульбарсе, которые сам недавно сочинил.
– Только прошу вас: не судите меня строго, – предупредил он, – это написано по настроению.
Жил в лесу свирепый барс,
А в Одессе – Каульбарс.
Дикий барс зверей съедал,
Каульбарс в людей стрелял!
Барс лишь сытым быть хотел,
Каульбарс людей не ел.
Барсу
