Последние мои слова остались без должного внимания, потому что плотный монолит подруг распался на отдельные составные части, одни из которых корчились от смеха на полу, а другие, скрючившись на стульях, давились тем же смехом, но пополам с крошками печенья.
Во мне же картина поглощения колбасы прекрасной гостьей не вызвала даже улыбки — своё я отсмеялся ещё тогда, в лесу.
После громадной порции полуистеричного смеха девчонки цепочкой потянулись к туалету, и я не преминул высказать некоторые мысли по этому поводу:
— Девочки, с вами всё в порядке? Может быть, согреть воду и принести стиральный порошок?
— Не переживайте, трусики наши сухи и ароматны! — бесстыдно отбрила меня блондинка-брюнетка. — Показать?!
— Да что я, женского белья не видел? — парировал я.
Просмотр продолжился. Теперь мы лицезрели на экране внутреннее убранство нашего домика на 122-м километре, в котором нам довелось пожить недели три. Всё шло хорошо, пока инженер второй категории не произнёс несколько слов на языке всем понятном, но не всеми принятом.
— Ужас, уши мои сейчас в трубочки скрутятся! — прошептала тихоня, но все мы посмотрели на неё с некоторым недоверием, памятуя её откровенные высказывания.
— Да, вырывалось иногда, что поделать, — попытался я оправдаться, — как говорится, в тесной мужской компании такое бывает.
Блондинка-брюнетка озорно сверкнула глазами и раскрыла ротик, чтобы сказать то, о чём я и сам уже додумался:
— В тесной мужской компании и не такое ещё бывает, особенно, если она очень тесная! — потом, немного поразмыслив, добавила: — Хотя, в женских компаниях те же заморочки!
«Да, откровенно, чёрт побери! Не дай Бог, попасть в компании таких деток на необитаемый остров — через неделю станешь высохшей мумией!» — почему-то подумалось мне, а вслух я сказал:
— А вот интересно, что вы можете сказать о моих коллегах, исходя лишь из того, что вы увидели?
— Это что, новая игра? — зевнула просто остроумная.
Я не ответил, а самая остроумная оживилась:
— А что, это даже любопытно! Я как раз хочу стать психологом. С кого начнём?
— Давайте начнём с самых главных, — предложила тихоня. — Мне кажется, что этот мужчина очень спокойный и справедливый. И очень умный.
— А ещё он — романтик, — добавила блондинка-брюнетка, — очень уж часто он задумывается, мечтательно глядя в потолок.
— А вот тот рыжий и лохматый, который вечно жрать хочет и матерится, как сто сапожников в перепое, совсем не похож на инженера, — с сомнением покачала головой самая остроумная.
— Это дядя Женя, он хороший! — заступилась за инженера Маша.
— Да я и не спорю, что он хороший, я просто говорю, что не похож он на инженера!
— А что, инженеры должны соответствовать какому-то стандарту? — удивился я.
— Конечно! Они должны быть аккуратны, опрятны и всё время находиться в творческом поиске!
— С такими требованиями, милая, тебе нужно нырнуть лет на сто назад и там поискать идеал. В наше время под этот критерий подходят разве что бандиты.
— Я просто высказала своё мнение.
— А вот этот мужчина наверняка нагло ведёт себя с женщинами, — выпалила тихоня.
— Да, что-то есть в его взгляде такое, что заставляет задуматься об этом! — поддержала её самая остроумная. — Да ещё он и готовит хорошо — это тоже настораживает.
— Если мужчина хорошо готовит, это настораживает? — я просто обалдел от такого расклада. — Наоборот, это же великолепно, а для жены его — истинное счастье!
— Нет, я думаю, что мужчина должен наслаждаться женской работой, а женщина — мужской, а если всё наоборот, то в этом спрятан чей-то интерес.
— И что в этом плохого? — продолжал недопонимать я.
— А то, что интерес в общении полов должен быть только один! А для этого женщина должна быть женщиной, а мужчина — мужчиной!
— Ой, да хватит тебе мозги нам мукой посыпать! — не выдержала Маша. — Вот поступишь на свой психфак, там и практикуйся!
Самая остроумная обиженно замолчала, и обсуждение персонажей закончилось из-за скоропостижной утраты интереса к данному занятию.
— А что дальше? — прервала неловкое молчание блондинка-брюнетка и, видя общее непонимание, прибавила: — Я говорю про геодезические работы.
Я высоко оценил то, что ей удалось правильно выговорить непонятное словцо, и пояснил:
— А дальше, вернее, следом за нами, идут геологи, гидрологи, экологи, археологи… Господи, сколько же всяких «ологов» на шее заказчика сидит! И ведь всем нужно не работы, а денег!
— А что они делают?
— Да ни хрена! — резко махнул я рукой. — Я же говорю, все лишь деньги тянут с заказчика!
— Это понятно, папа, что только вы одни работаете и приносите пользу, но всё же, что делают и другие участники этих… — Маша задумалась, подыскивая нужное слово.
— Изысканий, — подсказал я. — Ты правильно сказала, что одни мы работаем. Ну, посудите сами. Едут на вездеходах экологи и разглядывают окружающую местность. Там тормознутся, водичку понюхают, там землю поковыряют. А потом приедут в свой офис, понапишут чёрт те что и принесут заказчику — вот, мол, всё в порядке, заплатите нам и экологию вы не нарушите, даже если пустите нефть самотёком! Таким же макаром работают и археологи. Тоже гуляют себе по лесам и болотам, якобы выискивая следы древних цивилизаций. А потом скажут: вот, нашли мы такую древность, что и шумеры ей в правнуки не годятся! Но дайте нам денег, и хрен с ней, с древностью!
Я перевёл дыхание, сбитое справедливым гневом ко всяким халявщикам, и продолжил:
— А вот и гидрологи ползут — безо всякой техники, а порою и без еды. Но тоже что-то в ручьях и речках выискивают, определяют, когда был всемирный потоп и хватит ли окружающего леса, чтобы соорудить из него новый ковчег! А ещё налепят корявых реперов, которые нам же потом нужно привязывать!
Девчонки услышали знакомое слово:
— Это такой пенёк, что выпиливал молодой шустрячок? — уточнила блондинка-брюнетка.
— Совершенно верно, — кивнул я, — с одной лишь разницей: Шомес сделал это пилой и аккуратно, а гидрологи свои репера выгрызают, как бобры после посещения самозванного стоматолога! И вот, наконец, прут на своих дребезжащих тягачах буры!
— Кто-кто? — в унисон воскликнули девчонки.
— БурЫ. Буры — это варвары! В смысле, они, конечно, геологи, но последствия их жизнедеятельности таковы, что и гунны на римских развалинах перед ними сняли бы свои шлемы! С приходом буров исчезает вся живность в пределах полёта ракеты комплекса СС-300, а местное население, если таковое имеется, спивается молниеносно и бесповоротно! Но буры всё-таки выполняют свою работу: они бурят разведочные скважины, правда, в основном, не там, где нужно и на глубины, определённые лишь их желанием.
— Бедные вы, бедные, — «пожалела» меня Маша. — Как же вам, таким интеллигентным и чистым, тяжело приходится!
А самая остроумная не упустила случая блеснуть своими извилинами:
— Итак, из всего нами услышанного можно сделать следующий вывод: любое строительство имеет друзей и врагов. Причём, если врагов у него завались, то друг лишь один — топики. Они, не жалея сил и тел, денно и нощно пыхтят и надрывают пупки для блага оного! За то вам честь, хвала и аминь!
— А дичи вы там, наверно, полопали! — облизнула красивые губки блондинка-брюнетка.
— Нет, мы не убили ни одного животного! — гордо отчеканил я.
— Вы все такие гуманисты?! А вы, случаем, не зелёные? — почти ужаснулась самая остроумная.
— Нет. Мы не только не зелёные, но даже и не голубые. Да и ружей-то у нас не было.
— Так вот почему вы щадили дичь, — стрелять не из чего было!
— Нам и тушёнки хватало.
— Но охота — это же прекрасно! — прошептала тихоня.
— И сколько же ты убила тварей божьих? — поинтересовался я.
— Да никого я не убила, просто так говорят многие.
— Знаю я таких многих! Есть у нас в Усинске один охотник. По совместительству он работает заместителем нашего шефа. Так вот, когда приходит весна, и гуси прут в тундру косяками, как американские самолёты на Багдад, Иваныч просто сходит с ума. Да, вообще-то, и весь Усинск умом трогается. Такое впечатление, что с прилётом гусей отменяется вся жизнь, как рабочая, так и интимная. Сотни человек, вооружённых на уровне небольшой армии, заполняют бескрайние тундровые равнины в надежде настрелять себе пропитания на ближайшие лет десять.
Итак, Иваныч, в компании с друзьями, такими же любителями природы, выезжают на охоту. Они забираются подальше в тундру и несколько суток палят по всему, что пролетает в радиусе километров трёх. Но однажды всё случилось несколько иначе. Мы как раз добивали очередную трассу, когда Иваныч с другом приехали к нам. Их «Уазик» был под завязку забит оружием и едой. Наш вездеходчик отвёз их к месту дислокации, и мы приготовились терпеливо ждать пару дней, чтобы потом вволю обожраться гусятинки. Но что-то в тот год у гусей изменилось — они взяли и не прилетели к положенному сроку. Иваныч с другом два дня нарезали круги и эллипсы по замороженной тундре, тщась надеждой отыскать если не гуся, то хотя бы кого-то похожего. Но кроме нас, пофигистов-топиков, никого не попадалось. Хорошо, что мы летать не умеем, а то охотнички враз бы нас срезали картечью.
Едва огорчённый Иваныч умчал в город, как гуси пошли сплошняком, даже солнце потускнело от их жирных тушек. Но в охотниках тоже недостатка не было. Целыми днями стояла такая пальба, что приходилось орать в рации, чтобы услышать друг друга. Очень странно, что после такой тотальной охоты вообще сохраняется какая-то дичь! Да, интересно было в тот заезд!
— Расскажите, расскажите! — затеребили меня девчонки.
— Да вообще-то, рассказывать и нечего.
— Рассказывать нечего, но было интересно? — не поверила блондинка-брюнетка.
— Ну ладно, кое-что, пожалуй, можно припомнить. Объект почти был закончен, и ребята решили устроить баньку. Банька — штука универсальная. Для кого-то — это способ очиститься от грязи и получить наслаждение, а для кого-то — просто оригинальный повод для получения наслаждения наиполнейшего. Хорошо, что мы жили в двух балках, иначе я бы вам сейчас уже ничего не смог поведать.
Послебанное застолье началось часов в девять. В одиннадцать я, сполна насытившись нетрезвыми заумными беседами, смылся потихоньку в свой балок и лёг спать. Но мне не спалось. Нет, не потому что меня грызла бессонница или давил на совесть тяжело набитый желудок. Просто рядом, в соседнем балке, где отмечался праздник бани, происходило что-то жуткое. У меня создалось такое впечатление, что там либо заколачивает сваи громадный механизм, либо кого-то долго и нудно убивают. Грохот так давил на мозги, что они выбросили из себя все мысли, кроме одной: срочно где-то достать гранатомёт и раздолбать этот милый балок так, чтобы не осталось даже пыли! Часа в три ночи притащился Валера-вездеходчик и, посмотрев на меня с прищуром, рухнул на кровать. Мой вопрос о происхождении шумов он проигнорировал так же молча, как наше правительство жалобы пенсионеров. В шесть часов приплёлся ещё один персонаж — наш любимый студент, который всё время учится, но никто не знает, где и чему. Он был более любезен, нежели Валера, и на мой вопрос ответил милой улыбкой. После этого он пробормотал что-то,
