спасите-помогите! Тебя это заводит ещё больше, ты просто виз-жишь от азарта!.. А потом кручу тебя на палке – это же наше самое любимое развлечение! Беру самую большую палку двумя руками, ты впиваешься в неё зубами – и я кружусь с палкой и с тобой, словно с маленькой чёрной бомбочкой, приделанной к палке-металке. Потом со всего размаху, подбежав к берегу, бросаю тебя в реку! Твои уши развеваются на лету, как дет-ские флажки, пасть растягивается в улыбке – и тысячи брызг взрываются в воздух! Я бегу и со всего маха прыгаю за тобой с берега!.. Только сейчас я понял, какое это было счастье! Максик, милый мой!.. Прости за всё, что сделал плохого, за то что иногда хлестал поводком, за то что ленился менять тебе чистую воду в миске… За то что не спас тебя… тогда… Прошляпил, ду-рак!.. Прости!..
Дальше я говорить не смог. Просто зарыдал, как ребёнок…
Звёздочка села на носок моего левого ботинка, и почудилось, будто Макс положил свою голову. Я любил, когда Макс, видя, что хозяин занят за компьютером, подходил не-слышно и клал голову мне на тапочки. Обычно он это делал, слегка покряхтывая или вздыхая: сочувствовал – ведь это ж надо столько часов сидеть без движения!
Затем звёздочка подлетела к левому плечу, и я ощутил необычайную лёгкость. Ненаг-лядная звёздочка будто предлагала взлететь вместе с ней. Не знаю, как я понимал её – это были не слова, даже не мысли – какие-то чувства, которые заставляли им подчиняться. Я при-встал на цыпочки и – неведомая сила подняла меня вверх. Звёздочка висела рядом с левым плечом, и я догадывался, своей способностью летать я обязан именно ей… Так и хочется ска-зать, ему, Максу. Что ж, буду говорить «он», так привычнее.
Когда мы взлетели, я испытал такой прилив радости, который невозможно описать! Наши души сплелись тонкими нитями, мы понимали друг друга без слов.
Мы свернули в мегатоннель, из которого вылетали другие звёздочки и столько же вле-тало обратно…
Страшновато!
Макс тут же успокоил, мол, он всего лишь хочет сделать экскурсию для меня. Я согла-сился.
Мы влетели под своды огромного тоннеля, где не было такого яркого света, как снару-жи.
Было видно, что тоннель был не прямой, а изгибался по кругу, по очень большому кру-гу. В облачных стенах темнели кротовые норы, уходя внутрь.
Я ещё подумал: «Наверняка, там живут все эти маленькие звёздочки». Макс тут же по-правил меня, это не жилище звёзд, это…
Но не стал объяснять дальше, видимо, решил показать на примере, и – мой маленький «моторчик» свернул в сторону стены...
Издалека эти кротовые норы казались маленькими сырными дырочками, но вблизи оказались довольно большими, туда мог запросто влететь военный вертолёт.
Мы полетели вдоль стены с невероятной скоростью – аж захватило дух от восторга! Я заметил, что в мелькавших «норах» было гораздо темнее, вернее сказать, сумрачнее. Почу-дилось, будто бы внутри силуэты каких-то людей… «Странно, откуда здесь люди, – удивился я тогда. – Неужели такие же случайные гости?»
Так прошло несколько минут, пока вдруг необъяснимый трепет не возник в груди. Макс тут же свернул в одну из нор – стало тревожно и любопытно.
Скоро тоннель неизвестным образом сузился, словно чувствуя свою неуютность, и пре-вратился в узкий коридор, который быстро закончился и вывел нас в город на незнакомую улицу…
Нет, это была не улица, больше походило на двор посреди городских многоэтажек: каждый дом опоясывали длинные клумбы, огороженные невысоким металлическим забор-чиком, а вдоль заборчика шёл тротуар. Неподалёку стояло трое мужчин: они пыхтели папиро-сами и как-то угрюмо молчали, их руки чуть не по локоть сидели в карманах брюк.
Её-богу, у меня возникло дежа-вю, эти лица показались знакомыми, да и сама мест-ность… Я здесь когда-то уже бывал. Хотя, у нас такие однотипные дома, Воронеж мало чем отличается от Липецка или Магадана.
Пока размышлял, незаметно оказался рядом с этой компанией, а Макс фантастическим образом испарился. Один из троицы, что постарше, повернул ко мне рябое лицо с рыжими усами.
– Тебя только за смертью посылать, баклан, – сказал он, как-то криво и ехидно ухмыля-ясь. – Принёс?
Я обернулся назад, думая, что это говорят не мне, а тому, кто стоит за моей спиной – позади никого не было!
Долговязый мужик в кепке с серым невзрачным лицом как-то икающе засмеялся:
– Дурачка включил. Типа не врубается… Сюда иди! – он ткнул указательным пальцем в землю, приказывая оказаться рядом, как по мановению волшебной палочки.
– Вы это мне? – спросил я, стараясь не смотреть в глаза, как хищнику, который от пря-мого взгляда может впасть в агрессию.
– Не, слушай, он в натуре где-то уже нашты́рился, – долговязый явно невзлюбил меня. – У тебя человечьим языком спрашивают, ты принёс?
– Скажите, а что я должен принести? – спросил я простодушно.
Мою простоту они почему-то приняли за бесстрашие и это серьёзно задело их самолю-бие.
Рябой с рыжими усами подошёл ко мне совсем близко и пропыхтел в лицо, оттопырив нижнюю челюсть и показывая жёлтые прокуренные зубы:
– Ты в натуре совсем охренел, баклан. Если сейчас же не отдашь, я тебя на немецкий крест порву, понял!.. – он кивнул своим приятелям головой, указывая на меня. – Он, сука, чё – свалить хотел с бабками?!
В это время третий из них, короткий плотненький мужичок, чем-то похожий на лесови-ка, в смешной дачной шапке, вразвалочку подошёл ко мне и отодвинул в сторону рябого.
– Ты это, дурью-то не майся, – сказал лесовик рябому. – Что ж пацана теперь убивать за это?.. Всё он принесёт, я обещаю. А если не принесёт, я сам свои деньги вложу.
– Жёлудь, ты чё, совсем мозги пропил? – долговязый даже вытянул шею в сторону ко-роткого.
– Ничего не пропил, – Жёлудь упрямо стоял на своём и подталкивал меня в сторону. – У всех у вас или есть дети, или будут, зачем же пацану жизнь ломать, пугать его… Вы бы лучше другое что-нибудь придумали…
Жёлудь толкал меня довольно сильно и шёл рядом, пока я не оказался в приличном отдалении от его дружков. Напоследок он дал мне хороший тычок в спину и тихо сказал:
– Давай беги отсюда и больше никогда здесь не появляйся! Я их попробую задержать. Иди домой и не выходи на улицу дней десять. Понял?
Я кивнул головой и бросился бежать.
Не знаю, что произошло там дальше – всё вокруг померкло, и впереди закружилась большая чёрная воронка, которая всосала меня внутрь, словно пылинку в хобот пылесоса. Я не успел испугаться, тут же рядом возникла моя драгоценная звёздочка, она опять была наравне с левым плечом.
Мы выскочили из коридора в мегатоннель довольно быстро, обратный путь оказался раза в три короче.
«Что я должен был принести для них?» – мысленно спросил я Макса.
«Какая разница, – ответил он. – Самое главное, чтобы потом с ними никогда не встре-чаться».
«Что это, моё будущее или прошлое?»
«Как тебе сказать, – Макс горел, как светлячок, испуская тонкие лучики в моём боковом ракурсе. – Это уже происходит с тобой где-то в другом мире. Только не спрашивай в каком, я всё равно не смогу объяснить!»
«Параллельная реальность?»
«Фух, не люблю умные слова. Называй как хочешь».
«Почему этот Жёлудь отпустил меня? Кто он такой? Он ведь спас меня. Зачем?» – не унимался я.
Макс ничего не ответил, но я почувствовал, он ужасно доволен, его радость просто фи-зически горела в моей груди.
«Это был ты? – озарение вдруг снизошло на меня. – Неужели такое возможно?!»
Моя драгоценная звёздочка, мой Максик, видимо, застеснялся и не стал отвечать. Его скромное молчание было красноречивее слов.
«Прости, что я тогда не спас тебя», – мысленно сказал я.
«Не переживай, – ответил он. – Всё равно я люблю тебя».
«Я знаю… Извини… Я думал, что ты относишься ко мне как к Богу, когда смотрел на ме-ня там, под капельницей. Ты думал, я обязательно спасу тебя».
«Да, я очень надеялся, – ответил Макс. – Маленькие собаки тоже любят Бога и эта лю-бовь, как ниточки связывает нас всех. Чем больше я люблю тебя, тем больше я люблю Бога – это всё одно».
Чем больше он любит меня, тем больше любит Бога. Значит, чем больше я люблю Макса, тем больше люблю Бога…
Тотчас вспомнилась женщина из родного города: всегда с потрёпанной старомодной сумкой, из которой подкармливала бродячих собак и кошек, кормила голубей, рассыпая мок-рый хлеб на канализационных люках. По её поведению быстро догадывались, что она психи-чески нездорова, женщина могла подойти к незнакомому человеку и заговорить с ним о чём угодно. Юный Макс вызывал у неё прилив умиления и, хотя был не бродячим псом, иногда при мне покровительница животных давала ему дешёвую сосиску, ворча при этом на неради-вую молодёжь, которая обижает «животинок» и умеет лишь «гло́хтать вино». Частенько пере-скакивала с одной мысли на другую, путалась, но я терпеливо выслушивал её и согласно ки-вал головой.
Было жаль эту одинокую больную женщину, хотелось как-то помочь.
– Вам бы надо в церковь ходить, молиться, – посоветовал я однажды.
Она взглянула на меня снизу сверлящим взглядом, копаясь в своей сумке, и твёрдо произнесла:
– Зачем мне в церковь, я голубей кормлю.
Эта фраза меня пронзила, как стрела! Она не просто кормит голубей, это её молитва, которая, может быть, быстрее дойдёт до Господа с этой заброшенной улочки, чем из позоло-ченного храма.
Я голубей кормлю…
Макс вдруг нырнул в одно из отверстий в стене тоннеля, которое вынесло нас в ночной город под одинокий тусклый фонарь. Я оказался рядом со знакомой скамейкой и увидел себя, пьющего пиво из алюминиевой банки.
Макс растворился в воздухе, видимо, решив оставить нас наедине, дабы не мешать моим эмоциям упорядочиться без посторонней помощи.
Трудно передать словами, какие ощущения и мысли овладели мной! Во-первых, меня ужасно испугало, что я именно и есть тот самый толстяк с обрюзгшим лицом в кожаном плаще от первой жены, который возник сегодня на этой скамейке. О, нет, только не это! Не хочу быть спившимся неудачником!
Я резко развернулся, чтобы уйти, прежде чем меня заметят.
Но «моё отражение» даже не пошевелилось в мою сторону. Я помахал рукой – опять никакой реакции. «Неужели так надрался?» – я подошёл ближе. Опять никакой реакции. Вот тогда я присел на край скамейки.
Не поворачиваясь ко мне, мой двойник пробормотал что-то под нос и всхлипнул. Я разобрал только «попрыгуньчик» и «куда пойти».
Что ж, надо было набраться смелости и как-то утешить себя самого, то есть его.
– Вы напрасно плачете, – сказал я негромко. – Мы очень часто плачем от обиды как де-ти из-за того, что не можем понять чего-то в нашей жизни.
Он чуть приподнял голову и, не поворачиваясь ко мне, грубым тоном произнёс:
– Я ничего не хочу понять. Я просто кое с чем не хочу согласиться.
– Да, это ужасно – потерять своё любимое маленькое существо… Тем более, если оно было твоим единственным другом.
– Вот-вот, именно этого я и не хочу! – мужчина шумно отхлебнул из банки.
– Прекрасно вас понимаю, – сказал я как можно осторожнее. – Но если у него есть дру-гие дела? Может быть, эта разлука неизбежность во имя чего-то?
Наконец-то моё отражение повернуло голову и уставилось на меня как на идиота. Я от-вернулся, предчувствуя его изумление близкое к шоку, которое сам испытал при встрече с двойником…
Как ни странно, он нисколько не удивился и безразлично произнёс:
– Слишком
