СТЕЖКА (Часть 2)

сейчас? Вика старалась отвлечь себя от мрачных мыслей. Но вдруг ее взгляд упал на яркую полоску движущегося платья. Материя модная, блестящая, наверное, шелк. Для нашего городка это что-то новенькое. Вика рассеянно следила за ярким силуэтом, не видя лица. Лицо было слишком далеко, чтобы его рассмотреть. Затем она флегматично перевела взгляд на другой силуэт, который был рядом с модницей. Но что в нем такое знакомое? Походка... заношенный пиджак... прическа... Да это же Иван! Как так, он же ко мне должен подъехать! На авто... И мы снова будем там, где никто не увидит... Нет, этого не может быть!
Вика забыла, что идет дождь, а странная парочка укрылась под женским пестрым зонтиком и плотнее прижалась друг к другу. Две слезы скатилось по щеке Вики, остальные смешались с дождем. Тушь оставила черные реки. Вика, не отдавая отчета своим действиям, скрылась в ближайшем кафе и стала наблюдать сквозь залитое дождем окно. Вот показался в нем силуэт Ивана. Он что-то оживленно говорил своей спутнице. Они стали на том месте, где только что стояла Вика. Ну, уж нет! Такого Вика выдержать уже не могла. Она хорошо помнила, как кто-то уже занял ее место один раз. После пылких фраз, ночей и ожиданий. После таких ночей... раз – и предательство. Рана от него осталась на всю жизнь. Вика уже не владела собой. Она выскочила из укрытия. Еще секунда и она уже стояла перед Иваном, не видя его спутницы. Глаза гневно говорили обо всем, что она думает. Иван вдруг замолчал на секунду и уставился на Вику:
-- Вика, это ты? Что с тобой? А я тут жду...
-- Кого ты ждешь? Меня? Я целый час под дождем мокну!
-- Ну, ты извини. Я немного задержался на работе.
-- С кем? С ней?
Вика не могла не заметить немного размашистые движения Ивана, его развязную речь. От него веяло хорошим вином, как то, которым он угощал когда-то Вику... Он пытался оправдаться:
-- Это сотрудница. Мы вместе в школе работаем.
-- И кого она учит, твоя сотрудница, в таком виде?!
Внезапно взгляд Вики упал на пышную грудь, обрамленную хрустальным ожерельем. Грудь всколыхнулась, и над ней прозвучал хрипловатый дамский голос:
-- Уж я за своим видом слежу, а вы, милочка, сначала свой в порядок приведите, прежде чем идти на свидание к преуспевающему мужчине.
-- Вот именно, -- хихикнул Иван.
От возмущения Вика просто потеряла слова, которые хотела выпалить в глаза незнакомке:
-- И долго же вы встречаетесь с преуспевающим мужчиной?! А известно ли вам, что у него сын и дочь.
На что незнакомка ничуть не удивилась:
-- Ну, сына я усыновлю. Ему нужна опека и достойная мать. А на счет дочери... – она вопросительно посмотрела на Ивана.
-- А у дочери есть отец, -- невозмутимо произнес тот и беспечно закурил.
Вика почувствовала, как в ее груди сжимается ледяной ком, так, словно холодное дуло фашистского автомата целится прямо в ее сердце. Удар по щеке звонко разлетелся по всей улице. Иван пошатнулся. Редкие прохожие стали оборачиваться. Вика этого не видела, она спешила к остановке. Не слышала слов Ивана у себя за спиной: «Вика, это не серьезно...» Не помнила, как оказалась в автобусе у окна. А перед глазами все время мелькали мокрые деревья и дома дождливой ранней осени, как тогда, в пятьдесят седьмом...

-- И Георг что-то не приходит. Его ведь дочь, что же он. Говорил, все равно, моя она...
-- Да не нужны мы никому, мама. Сами справимся...

Глава 22

Стешка сидела на своем диванчике и теребила локон курчавых волос. Она в напряжении ожидала, когда придет кто-нибудь домой из родителей. Сегодня ей не повезло, она разбила в школе окно. На втором этаже. Стекло со звоном упало на асфальт. А зеваки со всего двора сбежались посмотреть, кто же на этот раз отличился. Стешка испугалась, снова она виновата.
Мама должна была прийти не скоро, только три часа дня. Ее рабочий день заканчивался в шесть вечера, а то и позже. Но вот загремел ключ в старом, давно не смазанном замке. Это бабушка. Она была давно на пенсии и в ее обязанности входила вся домашняя работа. Но недавно она устроилась подрабатывать уборщицей в Стешкиной школе. Сегодня взяла выходной.
Бабушка заглянула в комнату и испугалась:
-- Стеша, ты давно дома? А что такая тихая, уж не заболела ли?
Стешка боялась обернуться и показать испуганный вид и заплаканные глаза. Бабушка подошла ближе:
-- Да что с тобой? Обидел кто?
Стешка не сдержалась и заплакала во весь голос:
-- Не-е-е... – выла она, -- Я обидела...
-- На кого ты обиделась?
-- Я не обиделась... Я обидела....
-- Кого, кого ты обидела?
-- Он драться ко мне лез, толкал. А я не вытерпела и его толкнула. А он упал и лбом стекло в окне вышиб... лбом прямо вышиб...
Бабушка всплеснула руками:
-- Ну, вот, четвертый класс начался! Только сентябрь, а уже приключения... Ну, ладно, не плачь! Вместе вышибли, вместе и поставите.
-- Не-е-е... Тут учительница прибежала и увела его, чтоб родители не узнали... что я его побила.
-- И здорово ты его побила?
-- На лбу царапина осталась. А у меня – вот, синяк на плече.
Стешка подняла короткий рукав клетчатой рубашки и показала синее плечо. Бабушка всплеснула руками опять:
-- Господи, что я матери скажу! Ну, ладно, стекло я завтра вставлю. Пойду, трешку плотникам дам, они и вставят. А к пацану ентому больше не походи. Хулиган он. Дерется сильно. Еще раз полезет, я к директору пойду.
-- А меня учительница на урок не пустила, сказала, чтобы с родителями пришла. Что я негодяйка и от меня кроме бед нечего больше ждать. Какие родители, такая и я... Ба, а ты же сама говорила еще в садике, когда на меня мальчишки нападали, что надо быть бойкой, надо отбиваться уметь. Так я и отбиваюсь, как ты научила.
-- Отбиваться надо, но лучше ты к ним не подходи. Играй с девочками.
-- А я играю с девочками, а они сами подходят. А девочки не хотят со мной дружить, говорят, я какая-то не такая, как они...
-- То есть, как, не такая. Ты ни чем не хуже других... В общем так. Пошли к директору.
От слова директор, Стешка снова пронзительно завыла:
-- Не-е-е...
-- Что не, сказали с родителями прийти, вот и пойдем, разберемся. А что, если завтра на уроки тебя учителя снова не пустят. Умные больно. Или же опять кто нападет. Нет уж, пойдем. Матери все одно, некогда. Она работает, чтоб тебя обеспечить. Ох, Степан, Степан, его гены...

Вика снова задерживалась на работе. Иван был пунктуален. Он тайно увез ее в укромное место, чтобы быть наедине. Вика не раз вспоминала тот случай:
-- Ну, как мой сын? Новая мамаша его не обижает? Не то я ей голову снесу!
-- Да не признает он мамашу-то... Все ко мне жмется да одно вспоминает, когда мама придет? Я ее так завел себе, для редких встреч, чтоб никто ни о чем не догадывался. Для конспирации.
Вика снова сдержала горький ком у себя в горле:
-- Так, когда же я снова увижу своего мальчика? Он уже взрослый...
-- Увидишь... Он тоже ждет...

Стешка снова не спала, хоть бабушка заботливо уложила ее в постель и рассказала сказку. Только сказка оказалась уж слишком реальной. Все про немцев да про войну. Про деда Степана, который был очень ловок и умен, и немцев одурачить умел. И прогнал их из города прочь.
-- Ба, а где сейчас дед Степан? Он же тогда молодой еще был.
-- Нет его. Пропал без вести, когда дальше воевать пошел. Под Краковом.
-- Ба, а мой дед Матвей на Курской Дуге погиб? Ты сама говорила. А про него расскажи.
-- Да, это твой родной дед Матвей. Твою мамку всего раз увидел, когда домой отпустили. А потом опять на фронт и все...
У бабушки снова задрожал голос. Она украдкой потерла глаза:
-- Спи давай. Завтра расскажу. А то опять проспишь в школу и чего-нибудь натворишь.
-- Ба, а где мама?
-- В ночную осталась. Завтра отдыхать будет. А ты будешь учиться.
Стешка заснула. Но проспала не долго. Ее разбудил разговор на кухне. Стешка услышала мамин голос и хотела встать, побежать к ней. Но ее что-то остановило. Слишком громко мама говорила, словно ругалась. Бабушка говорила тоже, словно упрекала. Именно упрекала, не успокаивала. Стешка замерла на кровати, тревожно вслушиваясь в разговор. Она ничего не поняла из того, что говорилось, но внутри у нее снова образовалась темная тяжелая пропасть, после которой не хотелось ни спать, ни есть, ни жить дальше.
-- Разве так можно, Вика? -- приглушенным голосом говорила бабушка, -- У тебя же ребенок рядом...
-- А что мне делать? Я так больше не могу, -- почти кричала мама, -- Понимаешь, не могу! Тяжело мне. Как увидела его, чуть сердце не разорвалось. И не хотела я, да Иван налил... Потом уже... А так бы сердце бы стало. Это для меня как лекарство, не останавливай.
-- Для сердца валидол помогает.
-- Да не поможет мне теперь валидол, пей его сама!
-- А я тебе говорила, не нужно тебе замуж за него выходить и рожать. Вот и жизнь теперь такая. Ты бы лучше посмотрела по сторонам, Виталик на тебя смотрит все, смотрит...
-- Ах, мама, какой там Виталик, у меня ведь не только дочь от него. Как же я видеться с ними буду? Да и семье он все же помогает. Вот и Стешку одевает и стол письменный ей купили... А дочка вырастет, как я ей все расскажу, что она подумает.
-- Да то и скажешь...
-- Что я от своего ребенка отказалась... Как я ей это скажу?!
-- Ладно, спать иди. Завтра это обсудим, а то Стешка проснется.
Стешка услышала сдавленный плач, и ей так стало жаль маму, что у самой сердце сжалось до боли. Что ей должны рассказать? Какого ребенка бросили? Стешка так и не поняла, только ощутила снова холодную бездну у себя внутри. Потом услышала шлепанье босых ног. Бабушка ушла спать.
Стешка вскочила с постели и вбежала на кухню успокоить маму. Но едкий дым врезался в ее подсознание как подтверждение той беды, о которой она уже услышала, только не приняла своим детским умом. То, что она увидела, не могло быть рядом с ее радужными представлениями об этом мире. Мама сидела на табуретке, облокотившись об угол стола. В своей руке она держала длинный дымящийся предмет. Это была... сигарета. Да, та самая сигарета, которую держат в руках взрослые дядьки. А мама всегда говорила, что курить вредно, курение убивает... Стешка с плачем кинулась к Вике:
-- Мама, не надо, не губи себя, не губи, не кури...
Вика вытерла слезу:
-- Я себя и так уже погубила... это так, поминки...
-- Мама, не надо! У тебя есть я... я тебя не брошу!
-- Да, уж, как же мне вас бросить. Теперь только ты меня и держишь.
Стешка плакала и не могла остановиться.

Глава 23

Я опять был здесь. Возле этого двухэтажного домика. Там всегда открыта старенькая калитка. Мне уже двенадцать, шестой класс. Моей сестренке тоже. Только я знаю о ней, а она обо мне – нет. Я часто прихожу сюда. Они живут на втором этаже, и я должен влезть на дерево, чтобы увидеть их. Я могу посмотреть на нее всегда, когда мне хочется. А потом записать себе в дневник. Я стал вести дневник. Я все могу там рассказать. А другим не всегда. Даже отцу, даже маме. Почему, не знаю. Они никогда не спрашивают меня о том, где я был, где меня носило. Новая его жена, третья по счету после мамы, вовсе мною не интересуется. Ясное дело, ей нужны от отца только деньги и завидное положение в обществе. Мне на это наплевать. Она меня тоже не интересует. Меня интересует, что происходит здесь. Я опять стою мокрым осенним вечером под старым балконом и не могу уйти отсюда. На улице ветер срывает пожелтевшие листья, иногда шумит дождь, а там, в комнате тепло и уютно. Там натоплена печь. Стефани сидит за своим письменным столиком и что-то старательно пишет. Мама вяжет в кресле длинный шарф.