жизни всего человечества не может быть никакой другой, кроме как сохранение природы на Земле в первозданном виде, пока ещё мы целы не по собственной воле, и улучшение глобальной экологической обстановки в хрупком мире. А для этого надо, в первую очередь прекратить грубо и разрушительно вмешиваться в природу, потому как, сколько навредим, столько и в ответ получим. Так недолго достукаться и до убийственной драчки не за золото, нефть и уран, а за чистые воду и воздух, что получаем от природы, но не храним и не ценим. Не надо забывать, что не такая уж она беззащитная, и все лишние и вредные ей вымрут насильно, как динозавры, или по собственной инициативе, как киты. И мы – тоже, если будем действовать во вред. – И пояснил на некоторых примерах, как надо: - Течёт река, не сливай в неё своё дерьмо, а расчищай русло и берега, чтобы вода была чище и для тебя и для земноводных и водных. Не порть воздух чёрными выхлопами и сажистыми дымами без фильтров. Не ссылайся, строя дурочку, что лес горит от молний в жаркую сухую погоду, а не от нашей безалаберности и жадного вредительства, храни лёгкие Земли, оберегай от сжигающего пала и себя, и зверей. Не вырубай леса без острой необходимости, ради наживы, не делай из земли Арала. Храни зверей, санитаров природных, братьев наших, равных нам, не мешай им жить, как хотят, а не как тебе хочется по дурости, - пошевелился, разволновавшись. – Да что там гундосить по-крупному, взять хотя бы наши мусорные баки, урны, сортиры, улицы. Почему гадим мимо, почему всегда рядом помойная гора? С этого надо начинать, себя содержать в порядке. Не знаю, какой такой глобальный ориентир нам выдумают, и никто не знает, но знаю, что предназначение человека, слабого и зависимого – жить в гармонии с природой и со всеми в ней живущими. – Повертелся шумно, укладываясь поудобнее. – Одначе, вредно волноваться на сон – приснится ещё чёрт-то что, а то и вовсе не заснёшь, застопорив черепок, а нам, пигмеям природы, завтра гробить здешнюю могучую красоту. Так что – спокойной ночи, братцы!
-3-
А сам долго ещё лежал без сна, перебирая в памяти всё, что наговорил, не отчётливо воспринимая рождающуюся в себе сектантскую религию подчинения природе. Сейчас, когда не надо было объяснять необъяснимое, можно более цельно определить для себя, что же это такое и с чем его едят. Что же он уяснил пока?
Человек, как и всякие травинка, букашка, дерево, зверь – малая частичка природы с теми же правами на жизнь, что и у них. А потому не следует вредить природе ни в чём, ни в большом, ни в малом, не надо ничего менять в ней без острой жизненной надобности. Человек слаб и уязвим в природе, это она регулирует наше существование, а не мы её, зазнавшись гипертрофированным умом. И на каждый наш разрушительный шаг обязательно последует сокрушительный ответ, да такой, что малым не покажется. Человечишко калечит природу бездумно, добывая себе блага, а природа отвечает ему тем же. Природа нас, как любые растения, тоже регулирует, как надо ей, а не людям, катастрофами, климатом, болезнями, войнами. Человеки тщетно стараются как-то совладать с ней, приписывая себе редкие надуманные успехи и счастливо забывая о сопровождающих неудачах. Не задирай нос, помни о своей малой миссии в природе и никогда не вмешивайся в надуманные людьми наносные распри, не лезь в начальники и проповедники как репейник, а в распрях между природой и человеком всегда будь на стороне природы. Душа человека – мизерная частица энергетического поля природы и потому, надо признать, бессмертна, а тело – болезненно и смертно в той мере, в какой разум сохранил в нас эту уязвимую психическую внутреннюю энергию. Для спасения и развития нашего необходимо беспрекословно выполнять не человечьи законы разума, а наработанные веками инстинктивные законы природы, и главный из них – соблюдать равновесие во всём. В природе один бог, и название ему – Равновесие. Всего должно быть поровну и в меру: добра и зла, красоты и уродства, ума и глупости, и природа всеми силами уничтожает аномалии. И нам её не перебороть.
Нет, он не из «зелёных», они политизированы, а он – сам по себе, но одновременно и былинка природы, чурающаяся сорнякового скопления. И не гольный индивидуалист, это присуще ему только в мягких чертах – в виде духовной автономии. И он не против главных моральных ценностей – добра, правды, справедливости. И не бездеятельный приверженец судьбе, которая всего лишь удел слабых, неуверенных в своих силах и потому не нужных природе. Нет Человеко-Бога, а есть одно божество – Планета, и она – наш Бог, и мы должны ей поклоняться и обустраивать, а не разрушать наш Дом. С тем и заснул, наконец.
А по утрянке с помощником Керимом из солнечного Таджикистана – второго помощника, русского, учителя истории, непригодного к ручному физическому труду, отослали в контору – приступили к облагораживанию сортиров, чтобы не было стыдно природе за своих уродливых гадёнышей. Трудились не торопясь, обстоятельно, по-хозяйски, но и без перекуров, изредка присаживаясь. И тогда Керимыч со слезой в голосе рассказывал о родном кишлаке, родичах и семье, что ждёт его впятером. О том, как у них тепло и нет комаров, какие красивые горы, особенно на закате, когда далёкие снежные вершины подкрашены на фоне синего неба солнечным золотом, какие чистые журчащие ручьи, много веков перемывающие огромные валуны и звонко перекатывающие гальку. И высоко-высоко парит орёл, сторожа покой кишлака. Как вкусен вечерний чай с лепёшками за неторопливой беседой с родичами у костра под тысячами мерцающих на тёмном небе серебристых звёзд, сохраняющих души ушедших от нас в мир иной. И ещё многое рассказывал, ностальгируя чуть не до слёз в тоске по родине, не ведая ни о каком патриотизме, а Василий слушал, молчал и думал: «И какого чёрта травит свою душу, сорвавшись в северные неуютные холодные дебри в поисках эквивалента счастья – денег, чтобы нахапать, как все, всяких красивых ширпотребок, без которых предки его жили не тужили, не жалуясь на бедность, тем более, что штука эта очень относительна. У этого тоже отравленная душа стынет, и разум перекошен заманчивыми проблесками цивилизации, и нет у него уже тесного контакта с умиротворяющей природой, в которой родился и с которой почти сроднился. Снялся с родного места, подстёгиваемый неясными слухами о северном денежном рае, и потерял природное нутро, как и многие тысячи и тысячи оголтелых молодых мигрантов, что бездумно прут в Европу и Америку, обманно ссылаясь на то, что боятся быть убитыми, что в родных краях, объятых кровавыми междоусобицами, нет работы и нет достатка в семье, хотя у каждого в загашнике найдётся немало евро и долларов, чтобы оплатить бегство, пересечение моря и границы, обжиться на новом месте, не очень-то стремясь к работе, которую не хотят осваивать, но хотят материального обеспечения как европейцы. Что-то в этом не так, разум человеческий не к добру пошёл вразнос с природой. Однако, жилистый, задубелый под южным солнцем на горных ветрах, теплолюбивый мужик вполне и быстро приспособился к северному невзгодью, умело обращался и с топором, и с пилой, и с молотком, и с лопатой, и с ломом, и с тачкой, и понукать не надо было, и ссориться из-за частых перекуров. Работалось им в тандеме легко и слаженно так, что добротные отхожие места росли одно за другим, поражая пользователей чистотой и удобством, даже неудобно стало целить мимо дыр. Строители, стараясь, сделали подобие стульчаков и вытяжные трубы: любо-дорого, сиди, не выходя, в тепле, уюте и уединении, спокойно и широко, по-нашенски, предаваясь освобождёнными мыслями о бренной глобализации всего человеческого. Заботил Василия только сосед, которого направили на лесосеку обрубать ветви у поваленных деревьев, оттаскивать обрубки в кучу, поддерживать костёр и постоянно подтаскивать воду и кипятить в ведре для смачивания крепким чаем пересыхающие кишки лесорубов, очумевших от варварского занятия, гуда бензопил и тарахтенья деревоукладчика. Возвращался Тимоха-лесоруб весь взмыленный, прелый и дрожащий от усталости, пытался сходу завалиться на нары без ужина, но Василий не давал, почти силком отволакивал к умывальнику, заставлял разоблачиться до трусов и тщательно осматривал употевшее и покрытое красными пятнами интеллигентское тело, снимая клещей и обжигая царапины «Тройным». А заодно и материл навязанного приятеля за то, что тот, стесняясь то ли от гордости, то ли от упрямства, не смел попросить кого-либо на просеке сделать то же для профилактики и терпеливо парился в энцефалитном скафандре на благо проникшим внутрь кровопивцам. Вдвоём кое-как обмывали мягкое дебелое тело неумехи, вздрагивающего от каждого прикосновения, кормились, чем бог послал руками армянской пары, присосавшейся к общему очагу, и только тогда вконец обессилевшему социологу, напрочь запамятовавшему о всяких взаимоотношениях личности и общества, удавалось брякнуться на постель и забыться тяжким беспробудным сном. Конечно, ни о каких дебатах на мировые животрепещущие темы и речи быть не могло. Василий тоже засыпал рано, но часто просыпался глубокой ночью, даже выходил из будки, вглядываясь в кромешную темь и вслушиваясь в тревожную таёжную тишь, а возвращаясь, маялся с часок прежде, чем заснуть до рассветного утра. С братьями-славянами не искрящего контакта как-то не получалось. Они, лёжа, всё перебирали вполголоса, что нужно дома по хозяйству, и сколько надо для этого грошей. Им до лампочки были мировые проблемы глобализма и идеологических поисков жизни, и если случались разговоры об общественных потребностях, то больше на противопоставлениях и не в пользу москалей. А через три дня оба совсем ушли к своим, невнятно объяснив, что скучно слушать непонятные страхи стариков, да и начальники стали косо глядеть, подозревая, что братья на стороне отверженного скандалиста Василия Ивановича. Можно бы попробовать перетащить Тимофея к себе, третьим, переговорив кое с кем жёстко в конторе, но, поразмыслив, Василий оставил всё как есть, решив, что социологу стоит вытерпеть краткое испытание природой, чтобы в долгом последствии у себя дома быть крепче духом. И зря: где-то в середине вахты природа отомстила слабому, неприспособленному к естественному существованию, и беднягу в пламенном жару и невнятном бреду увезли в город с явными признаками, по словам фельдшерицы, клещевого энцефалита, увезли – и с концами, больше о нём не было ни слуху, ни духу, и больше они с Василием не пересекались. Природа расправилась со слабым не потому, что он слаб, а потому, что никому не нужен. Оставалась только одна невыясненная глобальная тема: быть скорой войне или не быть?
Пришлось додумывать её одному, поскольку больше никто не желал подселяться к сортирщику, от которого не только дурно, но и опасно пахло, и, к тому же, никому не хотелось занимать место в балке, из которого только что увезли, может быть, смертельно больного, а зараза осталась. Вот и коротал отверженный долгие мутные вечера и туманные ночи наедине с собственными бегучими мыслями. Впрочем, чтобы насыщенно мыслить, вовсе не обязательно иметь поддакивающего или всё отрицающего собеседника, достаточно
Реклама Праздники 20 Октября 2024Работников пищевой промышленностиРаботников дорожного хозяйстваДень военного связиста 30 Октября 2024День моряков-надводников 22 Октября 2024Праздник Белых Журавлей 1 Января 2025Новый год 7 Января 2025Рождество Христово Все праздники |