Живём, как можем. Глава 4. Василиса.

Живём, как можем
Глава 4
Василиса

-1-
Проснулась как обычно, чуть за шесть – деятельный организм не терпел пустой траты времени даже после безобразной пьянки, что случилась вчера вечером и продолжалась до глубокой ночи. Может и потому ещё проснулась рано, что спала неудобно, на спине, по диагонали широкой кровати, спустив одну ногу на пол, а второй упираясь во что-то мягкое. И теперь вот голова гудела как испорченный трансформатор, болезненно отяжелённая чем-то вроде свинца, а изо рта разило густыми помоями. Срочно необходим взбадриватель. Тяжело приподнявшись на локтях, попыталась столкнуть одной ногой спавшего поперёк в ногах Калгана, но дядя был слишком тяжёл для её ослабевших силёнок, да и размяк вдобавок в глубоком сне. Она с ненавистью и отвращением посмотрела на него, нелепо скорчившегося на боку в углу кровати у стены, подсунув под грудь скрюченные руки и поджав длинные ноги, ткнула что есть силы пяткой в колено, но засоня только глухо замычал, с хлюпаньем дыша и чуть не захлёбываясь скопившейся густой слюной. На разлохмаченной голове отчётливо проступила едва прикрытая редкими длинными волосинками серая плешь.
- Скотина! – обозвала в сердцах, села, утвердившись ватными ногами на полу, схватилась за ноющие виски, посидела несколько минут, закрыв глаза, пока не исчезли в них красные искорки, и решительно поднялась, не давая себе расслабиться и снова плюхнуться на манящую кровать. Прошаркала к столу, сморщив половину лица и стараясь поменьше вдыхать сивушных запахов, исходящих из откупоренных пустых и недопитых бутылок с водкой, портвейном и пивом, скопившихся за вечер. Отвернувшись, почти не глядя, налила полстакана водки, выпила в два глотка, насилуя себя, приставила к мокрым губам и носу ладонь тыльной стороной, восстанавливая нормальное дыхание, не торопясь зажевала горечь долькой кислющего лайма. Полегчало. Хотела было посмотреть в окно, поинтересоваться, что там снаружи с погодой, но размягчённый ослабевший взгляд сначала упёрся в фигуру Вени, вольготно устроившегося в мягком кресле у окна. Оглядела себя – одета в тесные джинсы – захочешь, не снимешь, в вельветовую ковбойку навыпуск, в шерстяные носки. Всё вроде бы в порядке, правда, мято-перемято, но чисто. Можно начинать жить.
Веня, ощутив, что на него смотрят, открыл глаза, приподнял голову.
- Как он? – спросила, небрежно кивнув в сторону сопевшего Калгана.
Веня сел, потянулся, не вставая, и ей страсть как захотелось прижаться к широкой груди и забыться, не начиная хлопотного дня.
- Да так, - неопределённо пожал плечами. – Скользкий. – Встал, оказавшись на голову выше Василисы. – Думаю, и покупать-то ему не на что. Темнит дядя.
Она улыбнулась, порадовавшись схожести их мнений о конкурентном покупателе цветочного бизнеса и оранжереи.
- Засветим, - пообещала уверенно. – А насчёт несостоятельности жмота – это ты зря. Ошибаешься, есть у него капитал, но жаден дядя, скуп, и вытянуть из него настоящую цену будет трудно. – Дядя усиленно засопел и зачмокал, словно подтверждая Василисину догадку. – Но что делать, другого нет, надо этого умненько доить.
- Упираться будет, намучаешься, - предрёк Веня, нахмурив почти квадратное лицо, обрамлённое сверху русым бобриком, свойственное мужественным, но бессердечным людям, отличающимся настойчивостью, решительностью, прямолинейностью, себялюбием и неутомимой жаждой успеха. Такие обычно бывают хорошими исполнителями чужой воли, но для реализации своей ленивы, предпочитая оставаться в тени. – Смотри, ты – хозяйка, тебе виднее, что и как. – Всем был хорош парень, только вот глаза подкачали – водянисто- зелёные, неподвижные, маленькие и глубоко посаженные, злые, как у всех замкнутых, упрямых, самодовольных и жестоких типов, предпочитающих, однако, бить исподволь, втихаря, из тёмного угла. – Я бы, всё же, поопасался ему доверять. – Он не хотел брать на себя инициативу, будучи типичным приспособленцем, прилипалой, кормящимся подачками. – Зря ты затеяла эту продажу.
Василиса хорошо понимала его: с продажей цветочного дела в другие руки и отъездом хозяйки дела, души и тела, он лишится свободного и хорошо оплачиваемого рабочего графика, вольного существования без гнусных мыслей, где добыть бабки на сигареты и пиво, к которому пристрастен в неумеренных количествах. Исчезнут и щедрые денежные и вещевые подачки, и удобный, ни к чему не обязывающий секс на удобной постели в хорошей квартире после вкусной жратвы. Надо будет снова пристраиваться где-то к кому-то, поскольку сам он не способен и не хочет быть лидером. Только красивым и способным самцом для богатых дам.
Он сразу понравился ей, как только вошёл в магазин и попросил сообразить недорогой букет на день рождения матери. Василиса поинтересовалась, улыбаясь широко и радушно, словно нашла что-то приятное, какие цветы любит мать. А он не знал, не знал и какой её любимый цвет, даже не помнил, какого цвета у матери глаза, знал только, что очень добрые. Пришлось Василисе самой в женской догадке под свой вкус набирать букет, в основном, из неярких полевых цветов с добавкой полураспустившихся оранжевых тюльпанов. Пока набирала, советуясь, выведала мимоходом, что он недавно отслужил срочную и контракт – не понравилось, вернулся домой и хотел бы устроиться водителем, но пока подходящего места не нашёл.
- А чего искать-то? – обрадовалась она. – Иди ко мне, - предложила мягко и даже порозовела, чего с ней давно не бывало, словно предложила не работу, а себя, - будешь на «Соболе» развозить цветы по киоскам, да и так кое-что, включая меня, - рассмеялась натужно, разглядывая крепыша жадным, зовущим взглядом. – Работёнка не пыльная - сам себе и машине хозяин, - посулила шофёрскую свободу и возможность левака, - заработком не обижу. Держи, - подала совсем не бедный букет, - пусть будет задатком будущей совместной работы… и дружбы, если захочешь, - добавила, снова зардевшись. – Ну, а не понравится – гуляй, удерживать не стану, - добавила с замиранием сердца, убрав улыбку.
Тогда он ничего не ответил, как и вообще впоследствии не торопился с каким бы то ни было согласием, выдерживая паузу, то ли туго соображая, где выгода, а где прогадка, то ли выжидая большего. Однако на следующий день пришёл, попросил посмотреть машину. В гараже у Василисы уже с неделю томился бесхозный «Соболь», приобретённый ещё Сергеем и обслуживаемый старичком-пенсионером. Но старикан, скрученный ревматизмом, ушёл, сама она за руль садиться не хотела, и замены не было. Машина, конечно, не из новых, но, стараниями пенсионера, вполне на ходу, да и Вениамин оказался классным шофёром, прошедшим добросовестную армейскую выучку. А каким он был человеком, разбираться не стала – её устраивал такой, какой есть, не любила, в отличие от братца Виктора, копаться в чужих душах, когда и своя – потёмки.
И всё же, какой он? Нравилось, что замкнут, скрытен, себе на уме, но послушен, не лезет в бутылку и без всяких закидонов. Армия воспитала, научила дисциплине. Никогда не настаивает на своём мнении и вообще редко высказывается определённо, предпочитая отмолчаться, затаиться, словно зверь, подстерегающий добычу. И совсем растопил её зачерствевшее сердце, когда, спустя несколько дней, поднимая к ней в квартиру покупки, без излишних притворных эмоций остался на чай, нисколько не сомневаясь, что оставлен не для этого. Но водку пить не стал, объяснив, что вообще не терпит алкоголя, обходясь хорошим баночным пивом. Ей даже подумалось сгоряча, что вот с ним-то она и сама избавится от пагубного пристрастия. Не избавилась. А тогда он без смущения, будто это привычно, остался на ночь, а потом и на всё время, не стесняя её и себя ничем. В общем, зажили дружно, но всё же порознь, сохраняя дистанцию: она – начальник и лидер во всём, а он – подчинённый и прилежный исполнитель. Так было удобнее обоим. Иногда, правда, особенно под жесточайшим газом, ей хотелось выставить его, равнодушно и молча терпящего её пьяные причуды, за дверь, но всякий раз, вспомнив, что ей уже скоро под сорок, и вряд ли найдётся такая же удобная и послушная замена, мирилась, проклиная судьбу, что провалила её на муниципальных выборах и окунула в запойный омут. Отъёзд Сергея ещё шире открыл кое-как сдерживаемые клапаны нервной грязи.
- Так что? Говоришь, этот тебе не нравится? – указала головой на дрыхнущего купца.
Вениамин привычно пожал крутыми плечами.
- Нравится – не нравится, мне с ним не под венец. А только не верю я ему. Лажу гонит дядя, облапошить хочет с прибылью. Смотри, как бы тебе не обмишуриться по пьяни.
Лучше бы не напоминал! А так пришлось ещё заглотить полстакана.
- Гнать, что ли? – спросила так, не для поддержки, уже решив, что парень, пожалуй, прав.
- Кого это гнать? – поднялся вдруг гонимый, будто и не спал, прислушиваясь. – Ещё и цены разумной не называли, по рукам не ударили, не дербалызнули за удачную сделку, а вы уже – гнать! – Шатаясь, подошёл к столу, потирая мятое, заросшее седой щетиной лицо и зорко поглядывая на пару злыми сверлящими глазками. – Ты, что ли, собрался гнать? – набросился на Веню. – Сам – пятое колесо в телеге, а туда же! Самого надо гнать! – Точно угадал главного противника его потаённому делу. – У нас с ней дело, - кивнул на Василису, зачарованно смотревшую на разбушевавшегося конкурента, - а ты постой в стороне молча, - презрительно, по старшинству, поучал молчащего парня. – Тоже мне – гнать! – Налил чуть ли не полный стакан водки, выпил, противно хлюпая и пуская по подбородку капли, стекающие из дырявого рта. Выдохнул с силой, утираясь тыльной стороной ладони, поискал глазами, чем бы заесть, нашёл приглянувшийся замаслившийся кружок колбасы, зачавкал, переводя внимательный взгляд с одного оппонента на другого, очевидно, соображая, как их уесть, присел по-хозяйски к столу, со скрипом подвинув стул. – Можно и потолковать разумно, - и к Василисе: - Ты вчера, вроде бы, называла какую-то первоначальную цену всему этому чохом, - повёл одной рукой широко в сторону, словно по панораме всего, выставленного на продажу. – Не та цена, - определил жёстко, почмокав мокрыми губами и отрицательно покачав раскудлаченной головой, - не божеская, - и, сделав паузу, выстрелил: - Сбавь хотя бы четверть.
Веня пошевелился в кресле, хотел сказать что-то, но удержался, ухмыльнувшись ядовито.
- Может, задаром отдать? – предложила, заводясь, Василиса и ещё добавила полстакана.
- А что? – обрадованно встрепенулся купец. – Задаром – не задаром, а по цене, что к выгоде… обоим, - добавил, улыбаясь одними растянутыми в плоской улыбке губами. – Или не хочешь? Есть другое предложение, - и опять выдержал паузу, чтобы заинтриговать партнёров. – Выходи за меня. – У Василисы непроизвольно полезли глаза на лоб, а Веня, чему-то радуясь, хлопнул ладонью по подлокотнику. – А что? – Начал перечислять заманчивые обоюдные выгоды ушлый деловой торговец прекрасными дарами природы. – Объединим твоё и моё, напишем контракт – всё поровну, чтобы без обмана, и будет у нас самое большое цветочное дело в городе. Конкурентов задавим, сами будем править цену товару, через нас пойдёт издалека, а там, глядишь, и в область выйдем, оптом займёмся, не мелочёвкой. Что тебе ещё?
- Через годик-другой ты, гнида,