Миссия челнока «Надежда»

стерильной, словно ее кто-то обработал.
- Но это невозможно! – воскликнул герр Штайгер. – Это же невозможно?
- Но это факт, - ответил Андрей. – Больше ничего нет.
- А что с его рабочей станцией? – спросил Артем, его слегка потрясывало от напряжения. – Трою удалось разобраться с его программой?
- Нет, - ответил герр Штайгер. – Программа застыла в одной точке и ни на что не реагирует.
- А что он считал? – спросил Гарри.
- Трой сказал, что Бруно хотел посчитать ресурс нашего челнока, - сказал герр Штайгер.
- Хм, тогда все сходится, - сказал Гарри и стал сморкаться. Закончив, он поглядел в вопросительные лица, смотревшие на него, и сказал. – Я думаю, нет, я уверен, что мы никогда его не найдем. Его больше не существует.
- Не понимаю, - сказал герр Штайгер, Андрей сел на стул и стал ждать разъяснений, начиная догадываться, к чему ведет Гарри. – Гарри, вы скажите толком, объясните вашу мысль.
- Мысль очень проста и очень сложна одновременно. Все, что мы видим вокруг – это эмуляция. Я это подтвердил по своим установкам, а исчезновение Бруно окончательно убедило меня в этом.
- И мы тоже, по-вашему, эмуляция? – раздраженно спросил герр Штайгер.
- Безусловно, мы центральная ее часть.
- А почему мы? За что нам такая честь? – ехидно спросил герр Штайгер, в груди у него все похолодело от слов Гарри, мозг неистово сопротивлялся волнам вскипающего сознания. Его начало тошнить, а в голове зашумел низкочастотный гул, словно он стоял возле огромного маховика, медленно вращающегося вокруг своей оси.
Гарри подошел к термосу и налил стаканчик кофе, обильно влив в него сахарного сиропа. Он протянул его герр Штайгеру и кивнул, чтобы тот выпил.
- Вы слышите его, я прав? – спросил Гарри. – Из нас всех пока его не слышал только Артем, но ему еще рано, он не готов.
- Что я должен слышать? – хрипло спросил Штайгер, от сладкого кофе стало значительно легче.
- Ротор, так звучит наш ротор, - ответил Гарри, прислонившись к двери. – Вы слышите то, чего нет, обманка эмуляции, чтобы мы могли ущипнуть себя во время сна.
- Но мы не можем его слышать, - возразил герр Штайгер. – Это просто невозможно. Мы не можем понять его относительную скорость, не то, что слышать его колебания.
- Все верно. Это действительно невозможно, но вы его слышите, и я думаю, что это было не первый раз, - Гарри заметил подтверждение в глазах Штайгера и кивнул ему, что он все понимает.
- Я не понимаю, объясните, - попросил Штайгер, он взглянул на Андрея и удивленно открыл рот, Андрей смотрел на всех с очень спокойным лицом, лицом человека, знающего, что происходит. – Андрей? Вы же что-то знаете, верно?
- Андрей знает все, - утвердительно сказал Гарри. – Но он не сможет вам ничего сказать.
- Но почему? – удивился Штайгер. – От этого же зависит наша безопасность.
- Нет, не зависит, - ответил Андрей. – А сказать я не могу, потому, что не знаю. Это Гарри решил, что я знаю все, но это не так. Чем больше я узнаю, те больше запутываюсь сам. Мне также нужны ответы, как и вам.
- Осталось несколько недель, может меньше, и мы все узнаем, - сказал Гарри.
- Почему вы так решили? – спросил Штайгер.
- Потому, что мои установки возвращаются в нулевую точку, то есть в начало, но для нас это будет означать конец.
- Конец чего? – Штайгер облокотился на стол, сильно сжав пульсирующие виски пальцами.
- Конец, - пожал плечами Гарри. – Звучит недостойно ученого, глупо, но по-другому я это определить не могу.
- Гарри, вы можете запутать кого угодно, - улыбнулся Штайгер, справившись с головной болью, перестав обдумывать, сказанное Гарри. – Я думаю, что нам всем стоит отдохнуть, а потом со свежей головой примемся за поиски.
- Вы правы, - сказал Гарри. – Признаться, я и сам хотел бы уйти в свою камеру. Лучше уж эта чернота, чем обдумывать все это.
Гарри спрятал трубку в карман и с силой потер лицо. Артем сильно хмурился, не до конца понимая этого разговора, потом спросит у Андрея, когда никого не будет рядом.
- У нас есть еще полчаса. Мы пропустили обед, - сказал герр Штайгер. – Идемте в столовую.
- А другая группа? – с надеждой спросил Артем.
- Они ничего не нашли, - ответил герр Штайгер. – Все три группы ничего не нашли.
- Плюс мы тоже ничего не нашли, - сказал Андрей. – Стабильный результат. Странно, что мы не пересеклись друг с другом.
- И странно и ожидаемо, - сказал Гарри.
- Идемте, - приказал герр Штайгер. – Да, Андрей, у вас по плану продолжительная фаза сна за прошлые дежурства.
- Вот не хотелось бы, - начал Андрей, но Штайгер отрицательно покачал головой.
- Я не хочу лишний раз давать повод ему,  сами понимаете, почему, - Штайгер гадливо поморщился.
- Донесение в Центр уже отправили? – спросил Андрей.
- Да, отправили, - подтвердил Штайгер. – Нам на руку, что они его еще не скоро получат.
- Они его не получат, - покачал головой Гарри. – Как не получали и предыдущие.
- Может быть и так, но не стоит на это так надеяться, - Штайгер открыл дверь и вышел, ожидая, когда все выйдут за ним.
Через полчаса они разошлись по своим камерам. Камеры находились в длинном узком помещении с отдельными входами в личный отсек. Андрей подмигнул Артему, их камеры были рядом, и вошел в свой отсек.
На вешалке шкафчика висел давно нестиранный спальный костюм и потрепанный комбинезон. На полках валом лежали старые пневмоподушки, какие-то детали, назначение их Андрей уже не помнил, все это он вытаскивал иногда из карманов, когда ложился спать, а уносить забывал. Так и сложилась у него небольшая коллекция разных деталей. Переодевшись, он посмотрел на таймер программы, спать ему было положено три нормы. Рука потянулась скорректировать установку, но он вовремя остановился. Камера пропищала настойчивый сигнал, через минуту он должен быть уже в ней. Сильно заныла вена со встроенным катетером, все внутри него противилось этому. Он машинально схватил с полки одну из пневмоподушек, сам не осознавая, зачем.
Уложившись в камере, Андрей подумал об Ольге. Он еще раз увидел ее счастливое лицо, когда она смотрела на комету. Сияние кометы путалось в ее распущенных волосах, она часто оборачивалась к нему, блестя влажными от слез восхищения глазами, рот был слегка приоткрыт, словно она хотела ему что-то сказать, но из него вырывался лишь вздох восхищения.
Сконцентрировавшись на этом воспоминании, Андрей вставил иглу дозатора в катетер на левой руке и стал ждать, когда система впрыснет в него положенную дозу снотворного. Образ Ольги высветился в его голове настолько ярко, что он сел, ударившись головой о потолок камеры. Руки лихорадочно работали сами, снотворное уже начало впрыскиваться в кровь. Андрей успел выдернуть иглу из руки и вонзить ее в пневмомешок, большая часть снотворного влилась в него, но полученной дозы было достаточно, чтобы он упал в неудобной позе, сильно искривив шею, и отключился.
Очнулся Андрей позже остальных, соседние камеры были свободны, таймер его камеры не отсчитал и половины.  Любой другой, проснувшийся раньше положенного срока, должен был бы нажать аварийную кнопку, тогда дверь откроется. В камере Андрея была потайная кнопка, сделанная им еще в самом начале путешествия, обманывающая систему, позволяя выйти из камеры незамеченным. Андрей поправил пневмомешок, ощутив, как игла впрыскивает в него новую дозу снотворного, и закрыл дверь камеры.
Чувство свободы пришло не сразу. Сначала он хотел вернуться к поискам Бруно, но решил не светиться лишний раз. Андрей вышел в коридор и, неторопясь, желая не вспугнуть удачу, направился в сторону мастерской, как назвал ее Гарри. На самом деле это было просторное помещение для свободных занятий. Каждый по своему желанию мог определить себе небольшой участок, отгородиться от любопытных взглядов и заняться творчеством, так планировалось разработчиками. Были здесь всевозможные музыкальные инструменты, камни, глина, холсты, краски – всего и не перечесть, но вот только не было желающих. Комната напоминала пустой ангар, где в самом ее конце было отгорожено несколько мастерских, одна из которых была Андрея. В ней же находился и стол Артема, он не захотел строить свою мастерскую, чтобы не привлекать лишнего внимания, а Андрей пожадничал с местом, отгородив себе приличный уголок, в котором он не занимал и половины. Рядом пустовали мастерские других членов команды, две музыкальные студии, простаивавшие уже много лет. Гарри и Санчес сразу отказались этим заниматься, справедливо считая, что их мастерская это лаборатория. Ольга несколько раз пыталась заглянуть в мастерскую Андрея, но он ее не пускал, чем сильно обижал сначала, сейчас же Андрей твердо решил, что он пригласит ее сюда в ближайшее время, как закончит работу.
Он прошел мимо стола Артема, бросив взгляд на небольшую скульптуру, выточенную Артемом из синтезированного мрамора лазерными резцами и накрытую тонкой белой тканью. Скульптура была совсем небольшой, не более тридцати сантиметров в длину и почти столько же в высоту, но очень тяжелая. Андрей шутил, что когда Стелла захочет поставить ее к себе на стол, то он провалится вместе с ней вниз, пробив дырку в роторе. Это была безобидная шутка, скульптура была выполнена мастерски, но Артем все боялся подарить ее Стелле, а Андрей перестал настаивать, сам должен разобраться.
Он подошел к своему мольберту и откинул простыню. На холсте проступал  размытый облик женской фигуры, смотревшей прямо на художника. Андрей замотал головой и снял холст с мольберта. Нет, это не Ольга, это он все пытался нарисовать Аню в образе Ольги, этого больше не должно было быть. Он поставил чистый холст на мольберт и схватился за кисть, но откинул ее обратно на стол к палитре. Подбежав к шкафу, пока еще у него не пропало вдохновение, он стал искать коробку с мелками. Вот она, запрятанная глубоко в недра шкафа. Руки дрожали, первый мелок он просто раздавил в пальцах, не сделав ни одного штриха на холсте. Надо было успокоиться, сосредоточиться, к чему спешить? Но он хотел закончить портрет именно сегодня, хотя бы в эскизе, чтобы не забыть, сохранить то чувство, которое рвалось из него.
Работа шла хорошо, он впервые знал, что хочет нарисовать. Это было уже не копирование чужих работ, компиляция чужих идей, которыми он занимался до этого, не в силах найти своего сюжета. И даже земной портрет Ани он тоже подсмотрел у другого художника XX века. Он работал радостно, воодушевляясь еще больше от каждого штриха, каждой линии, тени. Он уже видел Олю, она уже жила на этом холсте, настоящая, живая. Пускай она и была нарисована углем, пускай он не мог передать чистоту неба ее глаз, золотистый цвет волос, но именно в этом минимализме он сейчас видел ее настоящую красоту.
В дверь постучали, но Андрей не услышал. Постучали еще раз, а потом вошел Гарри. Он прокашлялся для вида, но Андрей, занятыйпрорисовкой кометы, не слышал его. Он сейчас ничего не видел и не слышал вокруг – только холст и он. Гарри послушно сел в стороне, подальше от холста так, чтобы ему не было видно. Он уважал чувства художника и не хотел нарушать эту хрустальную гармонию вдохновения и ранимости. Наконец, Андрей закончил, у него болела от напряжения рука, свело мышцы ног, спины, он глубоко дышал, как после тяжелой тренировки. Сколько уже прошло времени? Час, два, а, может, и больше, он был чертовски голоден и счастлив.
-