Записки Сменщика

созданию абсурдных ситуаций. Без последующих запоев Петровича его визиты никогда не обходились. Эти щелчки сверху были самыми тяжелыми моментами для губернатора, и, следственно, для его ближайшего окружения.







Сначала с Москвы звонили – встречайте, мол, без грубостей – а потом и привозили самого инструктора. Оглядев всех тем взглядом, которым Дарвинюк смотрит на кочегаров, не вникая в сложившийся на тот момент придворный этикет, он шел в кабинет губернатора и долго о чем-то с Петровичем говорил.







Последний столичный визит огорчил Петровича больше всего. Оказалось, что в связи с новыми задумками столичных клоунов нужно срочно, причем на деньги не бюджетные, а на как бы пожертвования, построить на каком-нибудь почетном месте молитвенный комплекс. Состоять он будет из трех храмов трех традиционных религий, и объединит обывателей и культурно и религиозно.







– «Ты вот пьянствуешь в своей дыре, вместо себя весельчаков каких-то в Москву посылаешь, и не знаешь, что во всей остальной стране главные проблемы – это сепаратизм и экстремизм на межрелигиозной почве» - сказал инструктор – « Да еще и терроризм голову поднимает… Что это такое? Долго сейчас объяснять, ты строй главное срочно, и это твое дело, как бы из народа изошедшее, все эти тенденции угасит…  У тебя нет ничего такого в губернии? Будет. Я, знаешь ли, тоже без дела не сижу».







В общем, сейчас, перед твоими губернаторскими выборами, тебе нужно за дело браться как можно порасторопней. Мы посмотрели по карте – за городом, в лесу, был монастырь. Лучшего места тебе не найти, как нам кажется. И дабы не понаехали на выборы наблюдатели из столицы, способные результаты твоих выборов в судебном порядке оспорить, тебе нужно не брыкаться, как ты это любишь делать, а дело делать, хотя ты таких дел и не любишь.







Вдохновителем в народных массах будет новый настоятель, выпускник Варшавской академии – ты с ним  и не познакомился даже, нехорошо… а между тем он для нас большие надежды подает. Идеологом людей светских будет Дарвинюк… Инструктаж он уже прошел, ждет твоего благословения. Ну и порядки тут у тебя! И Москва без тебя не указ! Ну, давай, действуй, мы смотрим и выводы делаем. Да, и еще, Петрович… Чтобы между нами недомолвок не было… Устал я к тебе ездить – хотя и весело ты живешь, не то что другие… Так вот, Петрович, этого твоего Дарвинюка на вновь основанную должность моего зама руководство уже утвердило – ты уж не бросай его в окошко больше, пожалуйста… Понятно, что ты всему этому не рад. Мы бы поручили всю эту стройку настоятелю с удовольствием – да он, во-первых, не слишком чист на руку, а во-вторых, строить синагоги приходской устав пока не позволяет»…







Пережив щелчок сверху с помощью мощного запоя, на самом выходе из него, Петрович хмуро начал отдавать первые распоряжения насчет молитвенного комплекса. Вкладывать в это дело еще какие-то народные пожертвования, то есть, принимать участие в их учете – он просто брезговал. И так же брезгливо вызвал на ковер Дарвинюка – как там черти эти его в газетах распишут? Проницательным политиком, в корне пресекающем межрелигиозные розни…







Итак, посидев на лавках совсем недолго,(я еще помню о чем речь, редактор), Дарвинюк глянул на часы и пошел домой собираться. Визит к губернатору – дело не шутка; нужно быть во всеоружии. Если точнее – нужно в подробностях знать, что за эпоха на сей раз Петровичу полюбилась. Ошибка могла обойтись дорого, но Дарвинюк волновался не сильно: во-первых, теперь у него за спиной была Москва, а во-вторых – одна его студентка работала поливальщицей цветов у  Петровича;  время от времени она сообщала Дарвинюку, (за зачетки), подробности новых дворцовых этикетов. Сейчас был Рим, первый век нашей эры. Ничего сложного. Студентка, правда, была рассеянной…







При самом входе в усадьбу Петровича, (где и располагалась приемная губернатора), несколько сбоку, стоял небольшой домик, назначением своим имеющий подготовку посетителей к приему. Называли его по-разному: кто гримеркой, кто предбанником. Туда и вошел привычно Дарвинюк, на охранника даже и не посмотрев… а охранник, Васек, на него не посмотрел тоже и только с пульта переключал в телевизоре каналы. Дарвинюк чувствовал большой заказ… Да что заказ! Здесь такой неожиданный поворот в карьере! Теперь он будет, если все срастется, кем-то вроде особиста в губернии – как и дед его в полку. Вот он, зов предков!







- Великому Кесарю – радоваться – бормотал про себя Дарвинюк, настраиваясь на нужную волну и выкладывая на стол плащ и меч – привыкши видеть успехи в градостроительстве твоем, мы радуемся, что будут храмы богам нашим. Рим вечен, и боги его вечны, и да будет вечным правление твое, Великий Кесарь!







- Ты че, скотина? – спросил, наливаясь гневом, охранник. Он выключил телевизор и смотрел на Дарвинюка в упор, как перед боем – ты че, меня под пресс подставить хочешь? Так я давай тебя здесь прессану, и Петровича беспокоить не надо… Васек любил Петровича от всей души, и любовь эта выражалась тем, что он всей душой ненавидел всех, кого Петрович даже слегка  недолюбливал. Не нужно думать, Редактор, что отношения у дворни с Петровичем были как у холопов с барином. Это – только официально. Это когда зарплату получали, в ведомостях отыскивали свою графу «Прошки-скорняжника» или «Николки-кузнеца». А так отношения Петровича с ближайшим окружением были… Как бы сказать… Как у князя со своей дружиной, наверное. Широкой был души человек.







Дарвинюк поежился от плохих предчувствий. В предбаннике уже не было бюстов ни философам, ни полководцам… Одет охранник был во что-то на вроде юбки…  Ни щита, ни меча, только топор корявый… Линолеум «под мрамор» убрали, постелили камышовую циновку… Появилась новая мебель – вдоль стены стоял громоздкий длинный ящик, на вроде сундука, который Дарвинюку не то что бы не понравился сразу, но даже сразу стал действовать угнетающе. На крышке сундука, во весь рост, была нарисована худая забинтованная  матрешка; но она не улыбалась, а как-то мертвецки скалилась. И еще – стенд с инструкцией по поведению в приемной губернатора был уже не латиницей написан, стилизованной под письмо начала нашей эры - а нарисован рисунками, графически схожими с гадательными надписями династии Инь!..  Человечки входили, ложились, уползали задом…







- А что? Уже не Рим разве?







- Не Рим… Охранник выдержал весомую паузу.







-А что? Шумеры? Аккад?







- Ниакад…







- А что?







- Ниакад, скотина… Пришел с плащем своим и бляхой, как в том месяце, а уже не Рим давно! Иди отсюда, не зли меня…







Пришлось дать бойцу двести американских шекелей. Тот глянул на них вяло.







- Египет давно уже.







- Но это – не египетские иероглифы!







- Знаю. Петровичу не говори. Нашли египтянина, привезли – а он иероглифы эти сам не знает, у них давно по-другому пишут.







Китайца привезли с базара. Он нарисовал инструкцию. Говорит, что в Египте, в Раннем и Среднем Царстве, очень похоже писали. Пытки показал хорошие...







- Среднее Царство? А культ какой?







- Не знаю. И Петрович не знает. Просто он в кино увидел, как предателя одного в футляр с тараканами закрыли – ему и понравилось. (Думаю, это фильм "мумия", эпизод с жуками-скарабеями).







- Так что Египет у нас. Вчера одному… Начальник рынка, рожа наглая! Как вызвали – побежал в свое Баку сразу. Ничего, сняли с самолета. Доставили. Петрович ему и говорит: «Нил разлил в этом году воды свои щедро. Так? Так. Илом удобрены поля каждого. Так? Так. Великий Ра всем светил равно. Так? Так почему же ты, гадина жадная, только своим разрешаешь продавать на рынке плоды редиса обыкновенного? Почему гоняешь наших бабок, которым сам Ра лил свет на огороды?»







Тот на измене – «не знаю, не помню!» Ну, Петрович и приказал поправить ему тот отдел мозга, который за память отвечает. По-египетски.







- Как?







- Через ноздри.







- Поправили? Вспомнил?







- Куда там! Зря только старались. Нет теперь того инструмента… Я вот нагоняй получил... Что просто отвертки с машины принес. А где я им с ходу щипцы все ихние достану? Но тело бинтами обмотали хорошо, по египетски. Прям как мумия стал. Но подрыгался, гадина, сильно - устали с ним.







А вотэта – заговорил Васек порадостней и с довольством – барон цыганский! Неделю стоит – не воняет! Моя идея, от начала до конца! Египет пройдет – дадут премию! Живьем бальзамировать – милое дело!







Дарвинюк всегда боялся мертвецов; он с трудом перевел взгляд на  гнетущий  длинный ящик.







- Бальзамировать?







- Ну да. Сыпем на дно его же героин. Его ложим. Сверху опять героин, под завязку сыпем, и забили крышку! И все! И ни шума тебе, и культурно, и спецовку стирать не надо, и героину утилизация! И по книге мертвых все – со своим имуществом, богатством, как положено, в мир теней путешествие начал. Пусть там теперь сбыт ищет. На вот тебе повязку набедренную, иди, прости, если что…







Пришлось дать еще тысячу. Васек достал из тумбочки банку тонального крема и стал инструктировать по-настоящему.







- Снимай все. Мажься весь. Смотри, чтоб жир от крема нигде не блестел. И пятна белого не было. Бычок сразу потушат об это место. Ты – загорелый под солнцем Египта. Природный Египтянин. Копт, по-нашему. Часы сними. Часов не было. Скормят. Ты по жизни кто будешь?







- Ректор в…







- Забудь. Не пойдет. Еще умеешь что делать?







- Веду по радио аналитические передачи…







- Глашатай… Рупор тебе дать, что ли…







- Статьи в газеты даю…







- Во! Писарь! Пойдет. Смотри, диктовать будут – не пиши, а как бы рисуй. На тебе доску, и кисть, и чернильницу…







- А чернила?







- Чернила не дам. Девки просили не давать чернила. Мало того, что по всем коврам кровь вашу моют, так давай мы еще и чернилами плескаться начнем! Хорошо как!







Крем на горбу полотенцем этим размажь. Носки тоже снимай. Носков не было. Сандалии вот тебе. Повязку булавкой пристегнуть можешь. Бусы одень вот эти. Не феллах все-таки, писарь. Короче, так. Откроют дверь. Сам не лапай. Откроют дверь. Заходишь. Он там же будет сидеть. Только нет уже консулов, сенаторов. С наложницами он. В Египте жарко, все раздетые. Смотри не глазей, в глаза перец красный сразу насыпят. Слева – виночерпий, может, за него говорить будет. Говори, как с фараоном. Не расслабляйся.







- Виночерпий?







- Да. Козел из Москвы приезжал, строить в лесу дурдом заставляет, все настроение Петровичу испортил. Неделю пьет. А как жили! На охоту ездили. На рыбалку. Девки хоть и одетые, а красивые, а теперь только в бусах, мулатки коричневые. Смотреть противно. Из-за вас, из-за гадов, Египет весь этот. Ты не по этому делу?







- По этому.







- Смотри, не усердствуй. Короче, заходишь. Никаких приветствий, как кесарю. Ты – не человек. Он – тоже, но в другую сторону. Смекнул? Заходишь. И, ослепленный величием фараона, падаешь на живот…







- У меня печень…







- Тебе вырвут  печень. И падаешь, скотина, на живот. И лежишь. Ты омертвел перед могуществом. Спросят – говори, не спросят – молчи, потом с консультантами