Затем в ее планы входило приготовить к завтраку что-нибудь сногсшибательное, экзотическое. Ведь Вадим был необычной личностью и, наверное, простая яичница его вряд ли устроила бы. Но, вот только из чего будет приготовлен завтрак, Таня пока не знала, потому, что в холодильник еще не заглядывала и даже не знала, на какие средства живет ее теперешний ухажер. Но Вадим, словно предчувствуя Танины намерения, дождался, пока она примет душ и вышел к ней на кухню. Он обнял ее за плечи и поцеловал в тонкую шейку самым изысканным поцелуем, каким только мог. Таню это взволновало и слегка смутило. До сих пор так не целовал ее ни один из парней, которые были рядом с ней. Смутная неуверенность охватила ее, а стоит ли она этого поцелуя, а что, если это все предназначено не ей, или, скорее всего, не только ей. Чтобы скрыть смущение она спросила:
-- Вадик, что бы ты хотел на завтрак?
Вадик немного отстранился от нее с видом человека, которому неожиданно поломали все удовольствие жизни. Подвел глаза вверх, глядя на потолок, как вроде прося у него милости и снисхождения, и шутливо молящим тоном произнес:
-- О Господи! О чем думают эти женщины!
-- Но Вадик, я ведь хочу знать, чего хочешь ты.
-- Ничего, кроме тебя, -- и он снова осыпал Таню сногсшибательными поцелуями. Таня попыталась ему ответить тем же, переживая, что у нее так не получится, и что из нее любовница не очень хорошая для такого мачо, как Вадим.
-- Хлеб.
-- И все?!
-- Жаренный серый хлеб. И кофе.
-- И это все?!
-- Ну конечно! А разве мало?
Таня недоуменно смотрела на него.
-- Но ты же не ел со вчерашнего вечера.
-- И не хочу до сих пор.
-- Даже яичницу?
Вадик устало вздохнул, изображая скуку на лице. Он оперся локтем о подоконник, закурил, глядя в окно, и стал говорить, словно самому себе, стоя вполоборота к Тане:
-- Я привык так жить. Перебиваться с хлеба на воду. А были времена и поскрутнее. Днями ничего не ел. А серый хлеб стимулирует мышление, хорошо забивает голод, -- он как всегда был оригинален, привлекателен и непредсказуем, чтобы не делал, о чем бы не говорил.
-- Но ведь сейчас ты можешь жить иначе. И я рядом с тобой теперь, -- пыталась утешить его Таня, у которой готовы были навернуться слезы от жалости к страдальцу.
-- Да, могу. Но привычка осталась и я верен ей. Может, тебе и не понять, как это, когда за душой ни гроша, в животе пусто и только сигаретный дым наполняет легкие, мозги и окутывает туманом всю твою жизнь. Тем более, голодание полезно для организма, -- сделал заключение он в конце своей красивой речи.
-- Ну хорошо, хорошо, -- Таня взяла его за руку, искренне глядя в глаза , -- Я пожарю только хлеб и сварю кофе. Нам на двоих этого вполне хватит.
Вадим удовлетворенно удалился в ванную комнату заняться своим туалетом. Как раз в этот момент зазвонила Танина мобилка, с которой она, в целях осторожности, предпочитала не расставаться даже на кухне. Таня подняла трубку. Но не успела произнести:” Алло”, как услышала знакомый голос. Звонила Анфиса. Естественно, она знала, что вчерашняя ссора может повлиять на дружеские отношения с Таней. И, чтобы не потерять верную подругу, хотела уладить все дело как бы вскользь, между прочим. Конечно же, она не считала себя виноватой, как и все прошлые разы, а всю вину пыталась скинуть на взбалмошный детский Танин характер, который вообще трудно в чем-нибудь предугадать. Это было в стиле Анфисы, всех брать на понт и сухой выходить из воды при любых обстоятельствах.
На этот раз она звонила, словно забыла рецепт какого-то блюда, который она давала Тане недавно переписать, а теперь сама осталась ни с чем.
-- … То ли я его потеряла, то ли ты по рассеянности забыла мне его вернуть, -- почти кричала в отчаянии в трубку Анфиса, -- А вот теперь, представляешь, мне так необходимо приготовить этот салат. От него может, судьба моя зависит и вся дальнейшая жизнь. Ведь для любимого, чего только не сделаешь… -- в этот момент она как бы осеклась,– Ой, извини, Танюша, я не хотела тебя задевать.
Таня слушала молча, не говоря ни слова с той секунды, как нажала на кнопку связи. Говорила любезным тоном только Анфиса. Но Таня между слов читала её потайные мысли, понимала к чему все эти паузы и оговорки. Ведь рецептов никаких никогда Таня у неё не брала переписывать, всегда опираясь на собственную сногсшибательную память и фантазию в таких делах. Таня была отличным кулинаром, чаще готовила, придумывая что-нибудь самостоятельно, а все рецепты, вычитанные в книгах, переделывала по своему вкусу. Подруги завидовали ей и чаще сами просили рецепты. Таня, не жадничая, охотно делилась с ними, зная, что это блюдо в её ассортименте уже не повторится, а из исходного будет придумано ещё тысячу разных.
Таня слушала и понимала, что сейчас, где-то рядом с Анфисой находится Вадим, её бывший парень. Он, вероятно, если не слушает этот разговор напрямую, то может слышать, например, из соседней комнаты или из кухни. И всё, о чём говорит Анфиса, предназначено не только для Тани, но и для него. Несомненно, Анфиска, своим расчетливым умишком понимает, что с Таней нужно мириться, чтобы не замарать свою собственную репутацию перед остальными подругами и парнями. Да ещё желательно, чтобы Таня в их глазах выглядела не пострадавшей бедной овечкой, а скандальной дурочкой, которую добрая Анфиса всё же простила и хочет вернуть в компанию. Ведь нельзя отвергать человека, нужно спасать. А ещё в Анфискины планы входило подчеркнуть перед своим Вадимом, что Таня совсем не умеет готовить, всё время берёт переписывать чужие рецепты, да ещё и не возвращает их.
А для самой Тани Анфиса постоянно, будто заговариваясь, намекала, что у них с Вадимом настоящая любовь и к Анфисе он теперь относится намного лучше, не то что к Тане. Буд-то Таня сама виновата, что не сумела удержать рядом с собой такого классного парня.
Но сколько Анфиса не старалась, никаких угрызений совести или жалости, или зависти, на худой конец, у Тани не вызвала. Около пятнадцати минут та болтала, пока Тане не надоело и она спокойно, перебив пустую болтовню подруги, спросила:
-- Анфиса, ты зачем всё утро ко мне домой звонишь и спрашиваешь где я? Ведь ты же знаешь, что моей маме нельзя волноваться, у неё сердце.
-- Ой, Танюша, так ведь я сама волнуюсь за тебя, аж за сердце хватаюсь. Вот, не веришь, всё утро на валидоле сижу, Вадик подтвердит, -- имя Вадика не сходило с её языка, -- А на мобилку к тебе звонить не решалась, вдруг ты её отключила. Ведь мы вчера так глупо поспорили, а у тебя очень ранимый характер, я знаю тебе так тяжело с ним в жизни. Ты из-за пустяка переживаешь. Но я ведь твоя самая близкая подруга и я тебя уже давно простила. А Вадик говорит, что может с тобой оставаться в дружеских отношениях. Так, что не переживай, приходи к нам в любое время, мы тебя всегда примем.
-- Да я с твоим Вадимом уже давно только в дружеских отношениях. Еще до того, как ты задумала присвоить его себе. Так, что зря старалась подруга, возможно, он с тобой только потому, что больше не с кем, а ходить далеко не охота.
Но Анфисе этот ответ не показался, видно, слишком убедительным. Похоже, она даже не собиралась понимать намека на происходящее. Таня собралась выключить связь, но не успела. Анфиса все же задала тот вопрос, который интересовал ее больше всего и ради которого она, собственно говоря, и звонила Тане все утро.
-- Так, где же ты была всю ночь?
-- Нигде. Дома.
-- А почему не отзывалась?
-- Не могла, занята была, -- кинула пренебрежительно Таня и отключила трубку.
Она немного задумалась. Ей не хотелось посвящать Анфису в свои секреты, но ведь та так просто не отвяжется, пока не узнает в чем дело. Таня понимала и это, и всеми силами хотела, как можно дольше продержать знакомство со своим новым парнем в секрете от подруг, пока отношения их не укрепятся.
А между тем было над чем поразмыслить и Анфисе. Слишком много неувязок уловила она из разговора с подругой. Не иначе, Танька кого-то уже нашла себе. Но как?! Познакомилась по дороге домой, или у нее и так предостаточно ухажеров в запасе. Вот стерва! Анфиса мучалась в раздумьях. Ведь хотела навредить сопернице, которая и так во многом превосходит ее, а получилось наоборот.
Анфиса чувствовала, что у Таньки сейчас все хорошо, потому она и разговаривала так уверенно с ней по телефону. А маму, почему нельзя было тревожить? Значит, ночью этой гуляки точно не было. Сердце Анфисы бешено колотилось. Она жаждала немедленно наладить с подругой прежние отношения и узнать интересующий секрет. Но как это сделать? Похоже, Танька теперь и разговаривать с ней не захочет, не то что секретом делится.
Но Таня, стоя на кухне, призадумалась, как правильней себя вести дальше. Причина, которая до сих пор держала дружбу между столь разными девушками, была совершенно проста и банальна. Таня не могла долго быть совершенно одна. Ей все время не хватало общения. Но заводить часто новые знакомства не любила, опасаясь влипнуть в очередную историю. Да, общение с Анфисой мало чем утешало требовательную, не только к себе, Таню. Но все же эта дружба, длившаяся с самых школьных лет, казалась ей проще и безопасней, чем новые, не менее сложные отношения. Они с Анфисой знали друг о друге буквально все, и Таня всегда могла предугадать, что задумала коварная подруга. В свою очередь Анфиса, полностью привыкшая к Тане, к такой, какая она есть, прощала ей все грешки, недостатки и странности, которых у Тани хватало, чтобы удивить не одну сотню скептиков и самых умудренных жизнью людей.
Конечно, Таня понимала, что это не конец их отношений. Общаться, так или иначе еще придется и дальше. Вот только как? Несомненно, нужно дать понять Анфисе, что такие обиды бесследно с души не исчезают и к ней больше уже не будет столько доверия и доброты, как было раньше. И с каждым таким поступком их будет все меньше и меньше. И когда-нибудь, если подруга так и не поймет этого, они испарятся и вовсе, и Таня исчезнет для нее навсегда. Она, быть может, и будет рядом, но как фантом или призрак, никак не принимая участия в жизни надоевшей и без того пустомели.
«Видал, какая, -- думала Таня про себя, -- Старается для новенького, из шкуры вон лезет, не знает какое блюдо ему приготовить, чтоб доволен был и не ушел раньше времени. Да разве этого брюзгу удивишь хоть чем-нибудь! Уж я-то знаю. Зато мой Вадим и куску хлеба рад. Я ему нужна не как кухарка. Я его муза.» С гордостью подумала Таня, и стала нарезать хлеб тоненькими ломтиками. Но продолжить занятие ей снова не дал телефон. Опять звонила мама:
-- Танюша, детка, -- причитала она, -- Так ты теперь не придешь домой к ужину? Хоть бы вещи собрала, как же ты там без вещей-то…
-- Мама, успокойся, я ж не на совсем ушла. Конечно, я еще приду.
-- Так ведь замуж вышла, сама сказала.
-- Ну, не совсем замуж. Мы только живем вместе. Пока обживаемся. А там видно будет.
-- Ох, какие теперь нравы у молодежи. Ты хоть бы его к нам привела, познакомила ближе, как положено. Посидели бы вместе, потолковали. А там живите, как хотите. Мы-то с отцом волнуемся.
-- Да не волнуйтесь вы так, мам. Рановато еще просто знакомиться. Я сама еще не совсем раззнакомилась.
-- Как же так, замуж вышла и не раззнакомилась.
-- Да я еще не вышла замуж, только думаю.
-- Короче: когда свадьбу играть будем? -- взял трубку отец, -- Будет свадьба, а там живите, как
