Пять лет под буквой "К"

вечера. На вечерней поверке, оказалось, что отсутствует курсант Крамолин. Киряев ходил обозлённым. Ну, подождал час для приличия, а потом доложил дежурному по училищу. Взвод был построен после отбоя.
Киряев прошёл вдоль строя:
     - Кто был в увольнении вместе с Крамолиным?
     Немая сцена, как в «Ревизоре». Каждый понимал: если и рассказывать, то исповедоваться во всём. В том числе, где проводил увольнение и что делал. А давать компромат в руки начальства никто не хотел. Но ещё через два часа трое курсантов рассказали, что были с Крамолиным в баре. Пили они, конечно, только кофе и соки, а Крамолин, по их словам, уехал за два часа до конца увольнения переодеваться на съёмную квартиру.
      Заблудший сын приполз около трёх часов ночи в гражданской одежде. Было такое ощущение, что он собрал все лужи, которые были в городе. А утром началось разбирательство. Оказывается, пьяный квартет выполз из бара и остановил частника. В машину посадили невменяемого Крамолина. Тот вырубился под тепло печки и музыку, а очнулся без денег и куртки в другом районе города. Денисов хмуро спросил:
        - Марка и номер машины, в которую вы запихнули Крамолина?
      Курсанты упёрли взгляд в пол и молчали.
      - Ясно! Значит, с Крамолиным всё понятно: после обеда на гауптвахту, а вам, господа, три недели без увольнений.
      - За что, товарищ майор!
      - Как за что! Не за пьянку в увольнении, а за то что товарища бросили!
     Да, подход к нашему воспитанию менялся. Муштра сменилась вдалбливанием в головы понятий о товариществе, взаимовыручке и многом другом. Причём делалось это не только с высоких трибун, а в различных бытовых мелочах.
     В этот год боевые самолёты НАТО утюжили бомбами многострадальную Югославию. И вот в один из дней курсант четвёртого курса из параллельной роты был остановлен начальником училища:
     - Скажи, сынок! Как ты относишься к последним событиям в Косово?
     Курсант застыл на секунду, но потом задал самый глупый вопрос из всех возможных:
     - Товарищ генерал майор! А где это Косово находится?
     Задавать начальству вопросы – занятие, вообще, бесперспективное, а в данном случае тем более. Я уже рассказывал, что согласно распорядка дня курсанты обязаны были просматривать вечером программу «Время». Но к четвёртому курсу этот элемент самоупразднился. Мы получили право свободного выхода в город по вечерам (на усмотрение командиров, ибо это было наше право, но не их обязанность), женатые уходили на ночь. Вообще, проблемы мирового порядка нас волновали меньше всего. И тут так влипнуть.
    Целый месяц по вечерам в 21.00 мы рассаживались у телевизора и смотрели новости, а наутро командиры спрашивали у нас, что же случилось в мире.
      Но в конце концов забылось и это. Нашему взводу снова выпала обязанность заступить в караул при гауптвахте. И случилось это в день помывки в бане, которую должны были посещать и лица, содержащиеся на гауптвахте. Мне в этот раз выпало быть выводным. Выводной – это военнослужащий, который сопровождает арестованных на работы и занятия и в баню в том числе.
     Арестованные на несколько суток за небольшие провинности опасности не представляли. А вот те, в отношении которых велось уголовное преследование, были тёмными лошадками – мало ли что им на ум взбредёт. Но и их положено мыть. Сержант и двое выводных (один из них я) повели арестантов. Баня находилась за забором училища, и метрах в ста от помывочного здания сидели бабульки и вели торговлю: семечки, сигареты, шоколадки – ассортимент обычной торговой палатки. Единственное, что без спиртного.
    В бане я пошёл осуществлять наблюдение в помывочный зал, второй выводной остался в предбаннике, а сержант принимал чистых арестантов на улице. После того как помылся последний, моя миссия в помывочном зале закончилась, и я вышел на улицу. А там картина маслом. Сержанта не было видно, а один из арестантов стоял с автоматом в руках. Моё оружие находилось у меня на плече, и я понимал, что не успею снять его и привести в заряженное состояние. Промелькнула и другая мысль: вооружённому арестованному сидеть осталось двое суток, на гауптвахте он за то, что надерзил своему командиру. При таком раскладе бежать с гауптвахты, да ещё с хищением оружия, нет смысла. Додумать я не успел: подошедший сержант забрал своё оружие, распечатал пачку сигарет и затянулся. Я начал заводиться:
    - Лёх! У тебя крыша поехала? Ты чего творишь? Зачем оружие отдал? Да и кому?!
    - Да ладно! Что я за сигаретами сходить не могу? И зачем бабулек оружием пугать? Не мог же я с автоматом далеко отойти!
    - Долб…ёб!!! – Выдохнул я одними губами.
    На следующий день мой сосед по комнате Лазарев уехал в командировку на соревнования по армейскому многоборью. Вернувшись, он, заливаясь от хохота, рассказал о приключении в дороге. На обратном пути водитель армейского УАЗа-буханки не рассчитал тормозной путь и разбил задний фонарь ВАЗу 99-ой модели.  Из Жигулей вышли два парня с явным намерением разобраться с непутёвым «ездюком». Лазарев, ещё не переодевшись в военную форму, вышел по нужде, поправляя автомат, который был за ним закреплён. Стрельба тоже входит в армейское многоборье. Ребята из Лады молча сели и уехали. А какая реакция должна была быть в девяностые годы на здорового парня в спортивном костюме с автоматом на плече?
     А во время зимней сессии Лазарев сдал один из экзаменов, благодаря хорошей спортивной подготовке. Дело в том, что многие спортсмены сдавали сессию «по звонку». Преподавателю звонили из управления училища и намекали, что данный курсант очень ценен. Поэтому отдельные пробелы в знаниях ему можно простить. Седой преподаватель в звании полковника тройку ставил без проблем. Но Лазарев захотел «хорошо». Полковник удивлённо посмотрел на спортсмена.
      - Четыре!? Ну и запросы у тебя, сынок! Ну ладно, действуй!
      После этих слов зачётная книжка Лазарева полетела с четвёртого этажа в окно.
      - Ну чего застыл? – Преподаватель смотрел на Лазарева. – Неси!
      Курсант выскочил из кабинета и вскоре вернулся с документом.
      - И правда, спортсмен! – Удовлетворённо хмыкнул полковник, глядя на секундную стрелку часов. – Иди, четыре!
      А весной Ромке Кобреву прислали с Кубани посылку. Там были копчённое мясо, фрукты, сало и рыба. Разложив всё это на столе в комнате, мы поняли: чего-то не хватает! И за этим самым чем-то пошли я и Олег Кулаков. Возвращались мы уже около 23,00 и в темноте наткнулись на командира батальона. Вечерами ещё было холодно, поэтому мы были одеты в бушлаты. А любой военный знает, что в бушлате можно незаметно пронести, как минимум две бутылки. Попади мы в такую ситуацию на первом курсе, то, наверняка, начали бы прятаться или постарались пройти другим путём, чем несомненно бы привлекли ненужное внимание. Но в тот раз мы бодро прошагали мимо полковника, приложив руку к головному убору. И у начальника даже мысли не возникло о нашем незаконном нахождении на улице после отбоя. Подумал, наверное, что мы находимся в наряде.
      На девятое мая после всех формальностей нас распустили в увольнение. Я и ещё два товарища пошли на речную пристань, откуда каждый час отходил речной трамвайчик. Кроме нас, на трамвайчике оказались ещё около десяти человек с роты. В середине экскурсии мы вспомнили фильм «Титаник» и, подогретые алкоголем, начали раздавать пассажирам спасательные круги. Команде трамвая из трёх человек успокоить нас никак не удавалось. Поэтому никто не удивился, когда, подходя к берегу, рассмотрели на пристани несколько милицейских машин. А дальше был кросс по кустам.
      Начальник училища здоровался со всеми ротами, которые проходили мимо него. Всем он говорил: «Здравствуйте, товарищи!», а пятый курс он называл «орлами». На следующий день после церемонии выпуска наша рота проходя мимо генерала услышала: «Здорово, орлы!» Формально, мы ещё не были пятым курсом, но уже стали самыми старшими в училище.











             Ноги на стол, господа офицеры!

     Да, именно так! По большому счёту учёба уже закончилась. Пятый курс в колхозы уже не ездил. И осенью началась ремонтная практика. Батальон развернул палатки, в которых размещался полевой завод по ремонту вооружения. По ночам мы охраняли его, сидя вокруг костра, и вскоре майор Денисов заметил:
   - Парни! Вы хоть пустые бутылки подальше от палаток выкидывайте!
Правда, без ЧП не обошлось. Два пятикурсника («пятака»), узнав, что именно в эту ночь первый курс училища впервые заступает в караул, решили подшутить. Взяли лазерную указку и в темноте навели луч на часового. Заинструктированный по горло «минус», решил, что на него навели прицел, снял автомат и начал выпускать очередь за очередью. Благо не попал! Но досталось потом всем, а начальнику училища пришлось договариваться с милицией не поднимать шум. Патрульные наряды РОВД всю ночь колесили по району в поисках стрелка.
  Тут надо сделать оговорку. На левом рукаве кителя и шинели мы носили нашивки с обозначением курса обучения. Нашивка представляла собой прямую жёлтую полосу, - количество полос соответствовало году обучения. Итак первый курс – одна полоса (минус), второй курс – две полосы (равно). И дальше по аналогии: третий курс – всё равно ( ну мы так назвали), четвёртый – квадрат ( длина нашивки становилась равной её ширине), пятый курс – пешеходная дорожка.
  Относиться к нам стали сосвсем по другому. Так в воскресенье после увольнения проводилась вечерняя поверка.
  - Новицын!
  - Товарищ капитан! Он приболел, лежит в кровати.
  - Знаю я ваши болезни! – Недоверчиво протянул Киряев и зашёл в комнату к Новицыну. На кровати, источая алкогольное амбре, спал курсант в гражданской одежде. Киряев успокоился: человек был на месте и живой – а это самое главное. А днём мы отрабатывали ремонтную практику. Конечно, реальную технику не восстанавливали, но нас водили по рабочим местам, показывали назначение приборов и инструментов, а самое главное правила заполнения документации на ремонт техники. Ведь «инженер не должен всё знать – он должен знать откуда прочитать».
  Так постепенно дожили до зимы. А там и до последнего караула, который называли «золотым». По традиции из караульного помещения в казарму личный состав возвращался со специально сшитым флагом и песней. Перед караулом курсанты скидывались и закупали ящик водки, который относился в училищный оркестр. И перед караульным помещением нас ждали музыканты, которые уже подогрелись принесённым им ящиком. Так что в казарму мы возвращались с музыкой. Последний курсант в строю нёс метлу и заметал следы, символизируя то, что в караул мы уже не вернёмся.
  Зимний отпуск на пятом курсе приходился на Новый Год, а после него мы уезжали в войска на стажировку. Группа, в которую я входил, отправилась в Москву. Часть, в которой мы стажировались, располагалась недалеко от МКАД. Проблемы начались с первого дня. По всем канонам мы, будущие офицеры должны были жить отдельно от солдат, но разместить такую толпу командование части не могло. После долгих споров стажёров поселили в отдельном кубрике казармы. На следующий день нас вывели на плац и распределили по подразделениям. Командир роты, в которую мы попали был сразу озадачен