Поэт и Муза Маяковский и БрикКупцу принесли поднос с мочеными яблоками. Часть публики стоя аплодировала поэту. Тапер, по знаку хозяина заведения, заиграл канкан из оперетты Оффенбаха «Орфей в аду». Поэты, под аплодисменты и летящие им в след моченые яблоки, через кухню покидают кабачок.
СМЕНА ПЛАНА.
НАТ. Улица ночного Петербурга. Темное беззвездное небо. Легкий туман. Горят фонари. Мимо лениво, в надежде найти седока, катится извозчик. Под стеной дома спит пьяница. Где-то вдали маячит проститутка и горланит пьяная компания. По улице идут слегка возбужденные своим выступлением друзья поэты.
БУРЛЮК.
Жаль, коротким получилось выступление.
КАМЕНСКИЙ.
Зато скандал получился шикарный. Эта старая кошелка с перьями на голове, от стыда чуть под стол не залезла.
МАЯКОВСКИЙ.
Как бы там ни было, а хозяин рассчитался с нами полностью. И даже немного больше. Наши акции ползут вверх. Держите вашу долю.
Маяковский раздает товарищам деньги.
КАМЕНСКИЙ.
Еще, бы! Раньше в этом кабачке собирались только студенты, дешевые проститутки да бездарные поэты-символисты.
БУРЛЮК.
А когда стали выступать мы, то добавились биржевики и казнокрады.
МАЯКОВСКИЙ.
Что поделаешь, скучают православные без душевного обрезания. Так и ищут, кто б наплевал им в гнилую душу. А мы это делаем талантливо, я бы сказал высокохудожественно.
БУРЛЮК.
То есть лучше всех.
МАЯКОВСКИЙ.
За что нам и платят деньги.
КАМЕНСКИЙ.
Духовный мазохизм – исключительно русское изобретение.
БУРЛЮК.
Идемте к Лидочке Поливановой. У нее сегодня художники собираются, будут гулять до утра. Какой-то прапорщик вернулся с войны. Послушаем как дела на фронте?
МАЯКОВСКИЙ.
Вы идите, мне еще статью об итальянском футуризме сдать. И кое-какие мысли есть, хочу поработать.
БУРЛЮК.
Тогда нам туда.
Друзья стали прощаться и расходиться. И тут вдруг Маяковский вспомнил.
МАЯКОВСКИЙ.
Да, если завтра днем нигде не пересечемся, не забудьте: вечером идем к Брикам. Я обещал Эльзе, что мы будем втроем.
БУРЛЮК.
А что за люди там собираются?
КАМЕНСКИЙ.
Ужин будет?
МАЯКОВСКИЙ.
Не знаю. Я там никогда не был. Эльза обещала, что будет весело.
КАМЕНСКИЙ.
Ладно, уважим твою юную подружку. Пока.
БУРЛЮК.
До встречи.
МАЯКОВСКИЙ.
Адрес у вас есть, встречаемся прямо там.
Поэты расходятся в разные стороны.
КОНЕЦ ЭПИЗОДА.
НАЧАЛО ЭПИЗОДА.
НАТ. Грязный темный двор петербургского дома, где снимает небольшую комнатку Маяковский. Во дворе один единственный фонарь. Маяковский зажигает спичку и при ее свете заходит в темный подъезд. Меняя спички, он поднимается на свой этаж, проходит по коридору к двери и заходит в комнату.
СМЕНА ПЛАНА.
ИНТ. Маленькая комната. У входа примитивная вешалка. На ней висит старое пальто и кепка. У стены стоит кровать. Под кроватью ночной горшок. Возле окна стоит стол. На столе куча бумаг, бутылка с водой, железная кружка и подсвечник со свечой. Возле стола один единственный табурет.
Маяковский зажигает свечу. И садится за стол. Сзади на стене хорошо видна тень поэта. Поэт что-то пишет, зачеркивает, опять пишет. Пьет воду, опять пишет. Вскакивает с места, ходит из стороны в сторону, пытается подобрать рифму, но ничего не получается. Измученный, он опять садится за стол, склоняет голову и засыпает. Тень поэта неожиданно поднимает голову и начинает самостоятельно двигаться вдоль стены. Поэт просыпается, оборачивается и видит, что его тень не на той стене, где должна быть, а слева от него, через свечу. Поэт некоторое время смотрит на тень, ничего не понимая.
ПОЭТ.
Ты кто?
ТЕНЬ.
Ну, наконец-то. Я уж думал, ты никогда не спросишь.
ПОЭТ.
Ты моя тень?
Тень возвращается к тому месту стены, где стоит тень табурета, берет тень табурета и также по стене перетаскивает ее напротив поэта. Затем тень поэта садится на тень табурета, закуривает тень папиросы и только после этого отвечает.
ТЕНЬ.
Да, я твоя тень. А что тебя удивляет?
ПОЭТ.
А почему ты ведешь себя так произвольно? Я что – умер?
ТЕНЬ.
С тобой все в порядке. Просто так удобнее вести диалог. Но если тебе неприятно, я вновь могу принять прежний вид.
ПОЭТ.
Нет, нет! Поговорить с самим собой - заманчиво. Останься таким. … Ух! Какая роскошная поэтическая форма – разговор с самим собой! … А то, я как незадачливый рыбак, за вечер не поймал ни одной толковой рифмы. Даже скандалы с публикой не заводят меня, как прежде.
ТЕНЬ.
Твой творческий взлет был слишком стремительным - революция, тюрьмы, борьба. Темы и рифмы становились в очередь, чтоб попасть в твою голову. Так что некоторый творческий кризис, увы, неизбежен.
ПОЭТ.
А помочь можешь?
ТЕНЬ.
Для этого я и пришел. Вернее прислан от туда. (Тень показал пальцем на небо). Там нравится, как ты начал.
Тень затушил тень сигареты об тень пепельницы, расправил плечи и потянулся.
ТЕНЬ.
(продолжение)
Я твой двойник из мира, наличие которого ты так яростно отрицаешь. Как сказал Цезарь, все мы в юности эпикурейцы, и только с годами становимся сторонниками Платона. Это нормально. Но прежде чем просить меня о чем-то конкретном, ответь мне на один вопрос. Ты как чувствуешь себя, по своей сути, созидателем или разрушителем? Это очень важно, что б не сделать ошибок в дальнейшем.
ПОЭТ.
Но, если ты ОТ ТУДА, то наверняка знаешь мою судьбу? Зачем все эти вопросы?
ТЕНЬ.
Знаю, и, тем не менее, жду ответа? … Хорошо, я помогу, но не пытайся понять то, что я сейчас скажу. В земную логику это не укладывается, просто запомни. Не смотря на то, что на Земле все предопределено, тем не менее, твоя судьба зависит только от тебя. ОН, (тень опять показал пальцем вверх) дал вам, людям, право выбора, и это право вполне реальное. И так вернемся к моему вопросу.
ПОЭТ.
Я поэт, а значит созидатель.
ТЕНЬ.
А как же весь этот крикливый, нигилистичный футуризм?
ПОЭТ.
Здесь нет противоречий. Я хочу построить новый мир и заселить его молодыми, энергичными людьми с высокой моралью. Для этого я должен убрать грязь, расчистить место, заложить фундамент. Мои стихи будут знаменем, за которым я поведу людей.
ТЕНЬ.
Понятно, хочешь «разлить молодое вино в новые мехи».
ПОЭТ.
Какое вино?
ТЕНЬ.
Это цитата из другого созидателя. К стати, довольно известного. Рано или поздно ты с ним встретишься. И так мы определились: ты хочешь строить новый прекрасный мир и искренне в это веришь?
ПОЭТ.
Постой, не торопи. Ты сказал, что моя судьба зависит только от меня?
Поэт вскочил с места и стал энергично расхаживать по комнате. Его измученное бессонницей лицо заметно просветлело.
ПОЭТ.
(продолжение)
Отлично! Это то, что мне надо!
ТЕНЬ.
Странно, большинство людей огорчается, когда узнает об этом.
ПОЭТ.
Почему?
ТЕНЬ.
Ну, как же! Всегда приятно думать, что это не ты трус и подлец, который наделал кучу ошибок в жизни. А кто-то там … далеко, за тебя всё заранее решил и лично ты тут совершенно не причем.
ПОЭТ.
Понятно. У меня к тебе есть всего одна просьба. Мне уже двадцать два. Я встречал разных женщин. И красавиц для услады тела, и возвышенных особ, с которыми приятно говорить, спорить, искать истину. А скажи есть такие женщины, у которых все это органично совмещалось бы? Я имею в виду и красота и ум, ну, ты понимаешь, о чем я говорю?
Тень берет в руку тень бутылки, выливает в тень кружки остатки воды и выпивает.
ТЕНЬ.
Давай уточним, ты ищешь жену или музу? Ибо это не совсем одно и тоже.
ПОЭТ.
Музу! Конечно музу! Жена, быт – это оковы!
ТЕНЬ.
А знаешь ли ты, чего просишь? Настоящая муза это искра, которая рано или поздно превратит тебя в пылающий факел. Сгореть не боишься?
ПОЭТ.
Осторожный поэт? Это еще презрительней, чем скупой рыцарь.
ТЕНЬ.
Возможно, я не так выразился. Скажу проще. Женщины, о которых ты спрашиваешь - существуют. Это опасные женщины. Они очень не постоянны, за них нужно бороться каждый день. Они любят одних, живут с другими, детей заводят от третьих. Но именно в этом непостоянстве, огромном обаянии и уме, кроется их бесконечный источник вдохновения для любого художника. Только она может возвести тебя на самый высокий пьедестал, а, затем, не задумываясь сбросить в самую глубокую пропасть. И так будет не один раз. Ты готов пойти на муки?
ПОЭТ.
Где она?
ТЕНЬ.
Хорошо, завтра ты её встретишь.
Свеча, догорев, потухла. Тень исчезла. Короткая летняя петербургская ночь прошла. Косые лучи утреннего солнца заглянули в окно поэта. Проснувшись, Маяковский поднял голову. Хочет налить воды в стакан, но бутылка пуста. Улыбается.
КОНЕЦ ЭПИЗОДА.
НАЧАЛО ЭПИЗОДА.
ИНТ. Позднее утро. Петербургская квартира семьи Брик на улице Жуковского. Двухкомнатная квартира на третьем этаже хорошо обставлена, есть небольшая кухня, ванная и туалет. На окнах висят кремовые шторы, добротная мебель, ковры. На столе огромный букет роз. На стенах обитых ситцем висят картины. Под стенкой стоит немецкое фортепиано. Видно, что здесь живут далеко не бедные люди. В пижаме на огромной двуспальной кровати с книгой в руках валяется Осип Брик, он ест яблоко и читает. На тумбе рядом с кроватью стоит серебряный поднос, на подносе стоит бутылка фруктовой воды и чашка. Лиля Брик, уже одетая и причесанная, сидит перед трюмо. Она прихорашивается и выбирает, какие украшения ей одеть. Из другой комнаты слышны звуки патефона.
ЛИЛЯ.
Что, так и будешь до обеда валяться на кровати?
ОСИП.
Лиличка, родная, ты только послушай:
Я смазал карту будня
Плеснувши краску из стакана
Я показал на блюде студня
Косые скулы океана
На чешуе жестяной рыбы
Прочел я зовы новых губ
А вы
Ноктюрн сыграть смогли бы
На флейтах водосточных труб?
Лиля берет шляпку и начинает её примерять.
ЛИЛЯ.
Ничего более глупого в своей жизни не слышала. Читаешь всякую гадость. Только пьяный чахоточник, в больном воображении может играть ноктюрн на водосточных трубах.
ОСИП.
Не придирайся к словам. Здесь важен не смысл, а образ. Вернее его глубина. В обычном видеть необычное это большой художественный дар. Ты сама изучала живопись. Неужели ничего не чувствуешь?
ЛИЛЯ.
Ну, может быть. Почитай еще, что-нибудь.
Лиля сняла с себя шляпку и янтарное ожерелье. Затем стала примерять кораллы. Осип, предчувствуя интересную беседу, положил яблоко на серебряный поднос, и, подняв подушку повыше, полусидя, продекламировал.
ОСИП.
Послушайте!
Ведь если звезды зажигают –
Значит это кому-нибудь нужно?
Значит – кто-то хочет, чтоб они были,
Значит, кто-то называет эти плевочки жемчужиной?
И, надрываясь
В метелях полуденной пыли, Врывается к Богу,
Боится, что опоздал,
Плачет,
Целует ему жилистую руку,
Просит –
Чтоб обязательно была звезда! –
Клянется –
Не перенесет эту звездную муку!
А после
Ходит тревожный,
Но спокойный наружно.
Говорит кому-то:
«Ведь тебе ничего?
Не страшно?
Да?»
Послушайте!
Ведь если звезды
Зажигают – это необходимо,
Что бы каждый вечер
Над крышами
Загоралась хоть одна звезда?!
ЛИЛЯ.
Ну, это уже на что-то похоже. А кто автор?
ОСИП.
Некто Маяковский Владимир Владимирович, лидер группы поэтов-футуристов.
ЛИЛЯ.
А мы с ним нигде не встречались? Фамилия знакомая.
ОСИП.
Один раз. На юбилее Бальмонта. Кстати на чахоточного он совсем не похож, а даже очень наоборот. Высокий, красивый, с низким хорошо поставленным баритоном. А еще, он довольно давно ухаживает за твоей сестрой Эльзой.
Лиля
|