44.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 20(1). ОДЕССА.
44.МОЯ
ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 20(1). ОДЕССА.
После
защиты дипломной работы меня ожидал отпуск, где я планировала устроить дочь в
детский сад и более серьезно писать свой роман. Но и знать не могла, что
кое-что будет за меня решено, что я буду поставлена перед фактом и обязана буду
как-то отблагодарить своих родственников за их долгое терпение, пока я добывала
диплом. А дело оказалось в том, что маму осенила великая идея, которую она мне
изложила после Сашиного дебоша. Я не поверила своим ушам, я мамины слова
приняла за великую шутку или пожелание, но мама не шутила и вполне
определенно и настойчиво сказала,
что настало время поехать всем нам в
Одессу.
На
мой недоуменный вопрос, на какие деньги, она сказала, что мне следует поехать в
Сочи и заработать их силуэтами, как это
делает папа. И далее мы все на эти деньги поедим в Одессу, на десять дней.
Проще простого. Это было смело, это никак не входило в мои планы, это не
отвечало и моим желаниям. Ни у мамы, ни
у Саши денег на поездку не было. Я должна была стать добытчицей. Надо сказать,
что это очень не простое дело для того, кто готовится Богом к божественному
диалогу, а потому управляем так Богом, что деньги может направлять только на
скромное питание и самое необходимое и относительно себя и относительно других;
такой человек беспомощен в плане зарабатывания больших денег, невыгоден для
других, чаще всего сам зависим от денег, не умеет толком их распределять,
искать выгоду и тем более направлять на удовлетворение чувств; в таком человеке
всегда есть ленность к изощренному зарабатыванию денег; кроме непосредственной
работы, такой человек тот, кто деньги не ставит целью и смыслом своей жизни,
кто не может молиться на них, кто с радостью их заработает общепризнанным
путем, нежели пойдет, согласится пойти на
труд незаконный или по понуждению.
Мое
внутреннее устройство такой труд отвергало, не получало изнутри на него
устойчивое желание внутренним состоянием и мыслью не поддерживалось, не имело
внутренней потребности здесь оседать и из этого извлекать, хоть это мне и было
по силам, по способности, и даже по
маленькому опыту. Но… так заработать было реально. Но мама настаивала. Но Саша
это принял, как вариант.
Мне
надо было за десять дней заработать денег столько, чтобы четыре человека десять
дней безбедно прожили в другом городе,
оплатить жилье и развлечения, как и дорогу, как и подарки родственникам… Отец с
нами не ехал, но сам собирался промышлять силуэтным делом. Таким образом, вопрос передо мной стоял существенный,
неотвратимый и не обязательно разрешимый, поскольку мне предлагалось работать без оформления, да и погода могла
подвести, как и люди могли проигнорировать ту, которая еще себя никак здесь не
зарекомендовала. Здесь можно было положиться только на удачу.
Отец
мой тоже засобирался в дорогу, тоже в Сочи,
и уже вечером следующего дня два силуэтиста ехали в поезде, имея
одинаковые намерения, но связанные с заработком. Для отца это было дело
привычное. Для меня – то, на что меня обязали, что было не мило сердцу, но и
было чуть любопытно, и мало верилось в успех и как-то не так, не через это мне
хотелось посетить Одессу, которая снилась мне постоянно, которая была для меня
моей долгой болезнью, моим тайным и долгим
желанием, моей болью, где уже не оставалось места надежде.
Но
Бог решил эту встречу с Одессой вот таким нежданным способом, но все же устроить мне, в который раз доказывая,
что все мне в моей жизни надо добывать своими усилиями, и никто мне не выстелет ковровую дорожку. Только своими
усилиями. Это было мое навязанное жизнью и ситуациями работающее кредо, как и другое понимание, что
никогда судьба не подает мне счастье в чистом виде, но всегда разбавляет его
хорошей ложкой дегтя, дабы не витала долго,
но опускалась на Землю и ничего особого ни от каких событий для себя не
ждала, в них не нежилась, ими не мерила, но достигнув, тотчас забывала.
По
сути, я входила практикой в совершенные
духовные знания, утверждающие, что материальный мир не создан для счастья, как
ни верти, что он несовершенный, что
счастье в нем иллюзорное, временное, как и все праздники, ибо и не это главное
для Бога, но развитие качеств, духовное взросление, а все остальное – лишь
инструменты Бога, увлекающие одним, но дающие и развивающие другое.
Так,
неожиданно для себя, не планируя, я оказалась в поезде, уносящем меня с отцом
не так уж далеко, в Сочи, ехала на заработки, по желанию, прежде всего, моей
мамы, поставившей меня перед фактом достаточно твердо. Что из этого выйдет, я
не могла знать, ехала без интереса, без особого желания и не очень-то хотела
ехать вместе с отцом, поскольку с ним
были несколько натянутые отношения, сложившиеся во мне стихийно, как следствие
его поведения в прошлом. Был он человеком непредсказуемым и легко мог поставить
тебя в ситуацию крайне непривлекательную своим поведением, высказываниями, как
и некоей навязчивостью по отношению к окружающим, посторонним людям.
Как
я и предчувствовала, в вагоне он тотчас
влез в соседнюю компанию и, воодушевленный новым знакомством, приняв несколько
стаканов водки, понес такую околесицу, что становилось более, чем не удобно. Он
начинал не сразу, но как бы прощупывая почву, склонность его слушать, начиная с
мелких фраз, чаще всего с шуток и прибауток, внедрялся постепенно в смысл
жизни, учуивал сокровенное собеседников и постепенно начинал отсюда
вытанцовывать, надеясь, что покоряет неоднозначностью своей философии и ума.
Осмелев, наконец, он перешел к вечно
тревожащей его сути, начав примерно так:
-
Вот, вы думаете, что я… да… я простой
человек, вот еду себе… подумаешь, какой-то старикашка… Ну, насчет старикашки
надо еще посмотреть… А не знаете, что я – Сам Господь Бог. Вот вы смеетесь, а я
хочу весь мир перевернуть, камня на камне не оставить… Вот вы все. Чего
каждый хочет? Вы – знаете? А я – знаю! Вы хотите иметь все! Дома, машины,
деньги, дачи, ковры, золото… И зачем вам все это надо? И хоть один из вас,
получив это, будет рад? Да никогда! Ни в
жизнь. Снова будет тащить. Сегодня, завтра, послезавтра… Вы думаете, я пьяный,
я дурачок. Я каждого из вас знаю насквозь.
-
Папа, угомонись, хватит, не мешай людям отдыхать… - взмолилась я, но куда там.
-
Нет, Наташа, оставь… Я же должен им сказать. Я же – Бог. Послушайте, скоро обо
мне заговорят. Я создал проект нового
города. Я обнародую его. Представьте себе. Быт определяет сознание. Город –
определит ваше сознание. Что это за город? Город-Дом.
-
Да слышал я о …- кто-то попытался как-то отмахнуться. Но отец уже брал быка за
рога…
-Все
это ерунда, город на воде, город под водой, город под землей… Все не то. И
какой там быт? Но! Город – Дом
–компактен, вокруг него – девственная природа, пашни, поля, реки.. Никто не
будет заниматься рутиной работой, никто не будет тащить в дом лишнее. У каждого
будет жилье, все простенькое, самое
необходимое, в магазинах не будут покупать, но брать столько, сколько
надо твоей семье, не будут запасаться, не будут стремиться больше и лучше и
чтобы было... От страха, неуверенности, от вечной суеты и зависимости. А здесь.
Встал утром, ничего не делаешь, даже квартиру не закрываешь, не убираешь, не
озабочен приготовлением еды, идешь на работу. Другие приходят, убирают твое
жилье. Это их работа. А питаешься – да только общепит, как столовые, ничего не
надо готовить. Заходи, бери, ешь, иди… Работа? Работа за, вне города. Все фабрики заводы, предприятия…
Все вне города, там же и увеселительные учреждения, природа, животный мир. Поработал три-четыре
часа и занимайся спортом, развивайся... И библиотеки, и спортзалы, и кино и
все, что еще преподнесет цивилизация. В городе,
в самом - бесчисленные
библиотеки, кинотеатры, студии, кружки, детские воспитательные учреждения,
никакой рутины, никакой суеты, все автоматизировано, все контролируется, все и
всем по потребностям. Быт города направит на ограничения, на контроль чувств, на рациональное потребление, на удовлетворение
души, прежде всего, никто не будет стремиться возвыситься над другим, там и не
нужны машины. Передвигаются на лифтах, в надземном метро, все службы , все управления, все я продумал
досконально, не будет глав, не будет элиты, не будит бюрократов… Ну, кому, какому нормальному человеку может придти в голову
такое великое переустройство… Я – Бог.
Ну, как вас убедить… -
И
продолжал в том же направлении, упиваясь мечтами, восхваляя первозданную
природу и ее сохраненные так богатства и недра, отнюдь не зная, что был в
благостном невежестве, ибо совершенные духовные знания были от него еще
неимоверно далеки и пока сам хромал по качествам на обе ноги, не умея привнести
мир и разумное в устройство хотя бы в своей семье, кроме некоторых ограничений,
которые пытался, как мог внести, увы, не Божественными средствами.
Будучи
неверующим, отец, не ведая и не допуская мыслью другого Бога, кроме себя, не мог знать, что все устроено абсолютно
правильно, и то, против чего он
восставал, многообразие пристрастий, и было
и есть Божественное средство, ибо пристрастия, работа гунны страсти и
есть то, что развивает человека, дает ему смысл жизни и уравнивать всех
насильственным путем – великая и не его первая ошибка, ибо этим путем
насаждения своих идей шли многие философы мира, осененные Божественными иллюзорными
откровениями, но относительно только себя, но пытались их внедрить, как закон,
как общий путь, как непременное общее движение.
Попутчики
смеялись, не вступая с ним в диалог, не оспаривая, почти не слушая, отчего отец
как-то не собирался сникать, а все еще развивал свою философию и все обещал
свое пришествие, и утверждался в том,
что, де, все люди по своему не далекие, однако, и не зная, что был
неубедителен, ибо никто не собирался отказываться от благ, от своего жилья, и
никто не высказывал желание переехать в город-дом и жить там, как пионер, по распорядку. И только одна старушка, все
время молчавшая, заметила, что если будет землетрясение, то весь город, как
один человек может уйти под землю, также питаться в столовых она не собирается,
ибо так, как она стряпает, не может никто, да и
какой интерес, если у всех будет одинаковая мебель или питаться с чужих
рук…
-Все
это конечно хорошо, - поддержали ее, -
но поживем – увидим, а пока… - и снова забулькала водка..
Отца
невозможно было вырвать из круга новых знакомых, однако, он изрядно
захмелел, еще не поняв, что не до него,
что не признали его категорически за Бога, что в эту сторону и не посмотрели,
что он себе объяснил, опять же, глупостью других и в таком умонастроении
забрался на свою полку в ожидании своего часа, да на том и заснул.
На
самом деле много рационального было в желаниях отца, но подогнать весь мир под
себя, свой аскетизм и понимание жизни было невозможно. Не был он обладателем
совершенных знаний, не был он и верующим, который бы смиренно в этой части
положился на Бога, не знал, что все люди
в материальном мире всегда
|