36.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ 17(1). САША

36.МОЯ ЖИЗНЬ. ЧАСТЬ  17(1). САША

Могла ли я знать, что,  поселившись у тети Ани, буду, чуть ли ни с первых дней пребывания  на ее территории,  мечтать о том, чтобы оставить эту с позволения сказать семейку чужих между собой и мне людей, ибо они никак не вписывались в мой великий план самореализации, но уже с первых дней моего проживания здесь стали активно и всеми силами ему мешать, о том не ведая, но каждый копошась, творя свою личную судьбу, где мне вроде и места не было, но завихрило меня так в сией чужой житейской воронке, что, не связанная как бы ни чем, я оказалась связанной по рукам и ногам и протискивалась, водворялась судьбой на то свое место среди всех, которое никак себе не желала и, предчувствуя перемены,  не желательные себе, потихоньку готовила свой план ухода от тети Ани, премилой и своенравной старушки, не паникуя, не видя еще предначертанности никак, почти беззаботно, ибо, ну, кто бы мог меня удержать, какие силки… Увы, они были.

Между тем молодая пара Александр и Елена готовились к свадьбе, которая была назначена на  седьмое июля 1977 года в Каменске. Брюзжа и делая выговоры Саше, неизменно поучая и наставляя его, пользуясь правом первого и решающего слова, тетя Аня, однако, не оставляя злословий, готовилась к свадьбе также, ибо не мыслила ее без своего личного участия и присутствия. Не зная всей роли тети Ани, семья Лены готова была и ее принять радушно среди прочих гостей как ту, которая со стороны жениха, хотя и сестры Саши Таисия, Галина и Людмила,  к этому моменту переехавшие в Ростов-на-Дону, также  собирались поехать на свадьбу, ибо уже успели подружиться с Леной и сердечно приняли ее за невестку, охотно разделяя с ней все ее сетования на брата в части жадности и крутости характера.

Но тетя Аня не была бы тетей Аней, если бы и на свадьбе любопытным соседушкам не наплела всю правду матку, выводя молодых на чистую воду, и тем и запомнилась надолго, а для Лены до конца жизни осталась врагом номер один. Но кто знал о тети Аниных происках,  когда она и не умела молчать и считала свое мнение абсолютным и истинно правдивым.

И узнали все, что невеста-то под фатой носит ребеночка, что и не любит ее жених, что окрутила она его и куда ему теперь деться. К тому моменту Лена действительно уже носила ребенка и тяжело переживала токсикоз, а потому часто выговаривала Саше, что тетя Аня тут как тут брала на вооружение, все время указывая в мою сторону, ибо та, казачка,  будет держать его под каблуком, а эта – совсем другая во всех отношениях. «Дурак ты, - говорила она, - влип! Она мне, твоя Ленка так и сказала: «Не будет подчиняться – и жить с ним не стану!», а ты, сделал ребенка и за это свою жизнь загубить хочешь. А Наташка улыбнется – море симпатии, и по характеру мягкая, уступчивая, и слова плохого не скажет…».

Так, постоянно нахваливая меня, плетя, что было и чего не было, приписывая мне качества достойные, она методично и неотступно вводила меня в его сердце, что начинало уже проявляться серьезно, перед самой свадьбой;  почти нагло порою на глазах своей будущей жены он, завидев меня во дворе, норовил то заловить, то приобнять, то эдак, молодецки, будучи одетым по пояс,  толкнуть меня плечом, за что я оставляла на его теле хорошую пятерню и кричала Лене, что он не дает мне прохода.

Александр действительно начинал проявлять ко мне немалый интерес, то и дело заходя в комнатушку к тете Ане под предлогом посмотреть телевизор, как и объяснял Лене,  и порою это было  уже достаточно позднее время, я уже была в кровати,  и он долго и молча сидел у моего изголовья, уставившись в телевизор, а Лене приходилось сетовать, что он оставляет ее одну в снимаемой ими у тети Ани части дома, поскольку к тете Ане, чувствуя ее неприязнь, она почти никогда не заходила. Однако, будучи действительно гордой, или не желая с ним ругаться накануне свадьбы, она не устраивала ему сильные разборки, но мне говорила, что все на виду и хуже было бы, если бы он начинал ухаживать за мной тайно. На это я отвечала, что он не в моем вкусе, что простой строитель мне не интересен, ибо не о чем с ним говорить, что у меня другие планы на жизнь, что должна учиться, а не заводить семью,  и так, сама того не зная,  усыпила ее бдительность надолго.

Саша – был  красивый мариец, среднего роста,  кудрявый брюнет, достаточно с виду добродушный и улыбчивый, непознанная для меня чужая планета, к которой я не стремилась никак приближаться и готова была пройти стороной, не задев, но судьба разворачивала меня в эту сторону, что называется, лицом к лицу. Нравился ли мне Саша?

Увы, он во мне не задевал никакие мои чувства, хоть и не был противен. Однако, к слову сказать, я никогда не могла избавиться от чувства, что смогла бы, прояви хоть каплю интереса к нему, увести его от другой. Это чувство было странным,  мне не знакомым, как и неотступным, абсолютно успокаивающим, не требующим никакой активности, не вызывало привязанности, но как-то констатировалось во мне чуть ли ни с самого того  мгновения, когда я переступила порог тети Аниного дома и пока не увидела его, сидящим во дворе и бреющимся за крохотным самодельным столиком; чувство непрошено  и потом подавалось изнутри на обозрение и едва спрашивало, ну, как я к этому отношусь. На это моя суть отвечала: «Да пускай живут, я и пальцем не шевельну, лучше бы не привязывался. Или он не понимает, что сделал серьезный шаг? У него будет жена и ребенок. Причем же здесь я. Да ну его…».

Так наступил день отъезда молодых на свадьбу,  когда  я оставалась одна за хозяйку на несколько дней. Тетю Аню, Сашу и Лену я провожала до остановки  трамвая. Странное чувство охватило меня, пока мы шли. Я несла тяжелейший Сашин магнитофон, еще не зная, что этот магнитофон должен сыграть для меня впоследствии  великую роль, однако, не связанную с развлечением, но с вещами серьезными. Испытывая почти радость за молодых, я не могла избавиться и от торжества в себе беспричинного. «У меня такое чувство, - сказала я неожиданно вслух, - что иду на собственную свадьбу…». Как вылетели из меня эти слова… Но они предвещали. Хотя никто на них, как и я сама, не обратил внимание.

Странно, как бы события ни развивались, я постоянно чувствовала, что все они вращаются вкруг меня, а потому испытывала не мною лично синтезированное некое наслаждение  оттого, что могу взирать на все со стороны, давать всему оценку, фактически быть пассивной и наблюдать, куда же меня несет это течение чужих судеб.

Возвращение Саши теперь уже с женой ставило в моем понимании достаточно жирную точку в его заигрываниях. Однако, любопытство хотело видеть, как он начнет управлять собой в этом новом статусе, сможет ли дать себе правильную установку?  Но не тут-то было. Между нами двоими, еще не имея от Бога внутренней определенности и не в состоянии решить этот вопрос сам,  он начинал метаться и постепенно в некоторых случаях  придавал своему поведению согласно логике ситуаций скрытый характер, а в некоторых… достаточно откровенный.

Завязывался не классический треугольник, но непредвиденный четырехугольник, а то и пятиугольник, в котором самой пассивной, кажется,  была я, ибо это чувство неучастия преследовало меня постоянно, что бы я ни делала и в какие бы игры судьбы не была вовлечена. Видимо, так было потому, что не из меня исходили планы и не мои вкруг меня претворялись цели; я же устремлялась по руслу причинно - следственных связей, не рассчитывая, что это сколько-нибудь серьезно заденет и меня.

На самом деле,  такое состояние испытывает каждый человек, однако, чаще всего, не дает себе в этом отчет, не умея еще отделить свою суть от деяний, в которые Волею Бога человек вовлечен.  Не зная, что и куда клонит, намытарившись по жизни достаточно, я уже действительно хотела дать себе время на передышку, ибо все постепенно начинало налаживаться в моей судьбе,  и не рвалась  что-то менять прямо теперь, тем более, что Саша по ходу дела как-то определился, но на будущее… -  едва держала в голове, что условия здесь слабые, да и тетя Аня очень беспокойная.

Однако, тетя Аня, надеясь, что, наконец,  примирится с женитьбой Саши, после свадьбы обнаружила, что гнев в ней и неудовлетворенность не только не исчезли, но и, напротив,  подзарядились на новое отвоевывание его, теперь уже от жены, ибо ничего не могла с собою поделать и выполняла функции, которые возложил на нее Сам Бог, дабы и она в соответствии со своими качествами приложила свои усилия, чтобы хотя бы вырвать его из уже состоявшейся семьи, ибо дальнейшие последствия имели к ней самое прямое отношение (она должна была родиться сыном у нашей первой дочери). Брюзжания, осуждения, неприязнь к Лене переходили уже в открытые тексты; требования бросить Лену подкреплялись ее неутомимым характером и шантажом, в котором Саша лишался ее  наследства, и в ранг наследницы начинала возводиться я, вкушая ранее неизвестные мне  искушения, на которые все-равно смотрела без интереса.

Неподчинение Саши, игнорирование ее слов взрывало тетю Аню, она переходила на крик и требовала, чтобы молодые освободили ее жилье, грозясь выбросить вещи за калитку. Иногда наступало краткое перемирие, и Анна Петровна начинала вновь сулить мне при Саше свое жилье, обещая сделать меня, а не его, наследницей, не понятно,  какие при этом рождая мысли в нем.

Атаки тети Ани не имели конца. Ему она восхваляла меня, а мне – его, обоим по секрету передавала друг о друге все подмеченное, все сказанное и несказанное, без зазрения добавляла от себя в сей компот, была убедительна и неизменна, как и методична, как и непреклонна. Вновь и вновь она пересказывала все с более новыми и новыми подробностями историю его семьи, о своей бессребренной помощи в покупке дома для родителей  и поддержке, о его трудолюбии, о всех событиях в его жизни, о том, что он никого никогда не любил и эту не любит, что нравлюсь ему только я, что так ему и надо дураку, пусть мучается с ней и угождает, что она с него все денежки вытянет.

Когда тетя Аня об этом кричала вслух, то Лена отвечала, что он очень и очень жадный, что даже туфли у него выпросить невозможно и платье купил ей самое дешевое, что на свадьбу потратились только ее родители, а он дал денег всего-то двести рублей, а его родня  ничего по существу не подарили.

Однако, тетя Аня все же задумала примирительную акцию, и в сентябре пожелала пойти всем в цирк. Однако,  и в цирке Саша, как ни в чем не бывало, сел около меня, затем тетя Аня и затем Лена. Никакие уговоры поменяться с тетей Аней не помогли, Лена была обижена,  и это по возвращению послужило поводом  для нового скандала такой степени, что тетя Аня стала реально выбрасывать вещи молодых  на улицу,  и остудило ее только тогда, когда Саша схватил в руки колун и замахнулся на нее. На самом деле, это были трагичные события. Ярость Саши и гнев тети Ани показали лица обоих, непримиримость была таковой, что ничего более не оставалось, как уйти молодым.

И так они переселились в скудный семиметровый флигелек с печкой у семидесятилетней одинокой старушки в минутах пяти ходьбы от тети Ани. Я же попросилась  занять освободившуюся теперь  часть дома за тридцать рублей в месяц, плюс за дрова на зиму, уголь, свет и