Грехопадение Инессы

Грехопадение Инессы


Эта история произошла более пятисот лет назад. Смутные упоминания о ней остались в хрониках города, где это случилось, причем, хрониста больше интересовала мораль, извлеченная из неё, чем сами факты. Начиналась новая эпоха, прежние представления о жизни претерпевали серьёзнейшие изменения, и общество сотрясали бурные споры. Мы не будем вдаваться в их суть: нас занимает произошедшее тогда, как оно было.

Инесса росла в богобоязненной семье, где с детства внушались любовь к Господу и соблюдение заповедей. С заповедями было всё ясно, но с любовью к Господу у Инессы были проблемы: она никак не могла понять и полюбить Святого Духа, а Бога-отца – такого, каким он был изображен на фресках в церкви, – побаивалась, ибо он выглядел строгим угрюмым стариком, похожим на местного городского главу, перед которым трепетали все жители города.
Не в силах справиться с собой, она перенесла всю свою неразделённую на три ипостаси любовь к Господу на одного Бога-сына, которого любить было легче всего, поскольку была известна трогательная история его жизни, и сам он был привлекательным молодым мужчиной. Особенно нравилось Инессе его изображение на свадьбе в Кане Галилейской –  Иисус сидел за столом такой весёлый, с лучезарным взглядом голубых глаз; он был мил и приветлив, и гости с восторгом поднимали чаши в его честь.
Со временем, когда Инесса уже получила первое причастие, любовь к Иисусу из детской влюблённости перешла в более глубокое чувство, в котором она не признавалась никому. Иисус постоянно был в её мечтах: она обращалась к нему так, будто он жил где-то по соседству и мог в любой момент навестить её. Ночью же он приходил к ней во снах, и сны эти были иной раз столь сладостны и греховны, что она стыдилась признаться в них даже священнику на исповеди. Сердце бедной Инессы разрывалось пополам: и утаить что-то на исповеди было очень плохо, и открыться она не могла, тем более, что её исповедник, чрезвычайно любопытный толстый священник с маслеными глазками, вызывал у неё сильное неприятие.
Внешне, однако, Инесса была образцом благочестия, – её ставили в пример всем девушкам города.
– Целые дни она не отходит от распятия, – говорили соседки, – а если не дома, так в церкви молится Христу… У других девушек одни женихи на уме, и даже во время службы в храме эти девицы с парнями перемигиваются,  а эта – ни-ни! Никаких глупостей, все мысли о Господе, – и грамоте обучена, священные книги читает… Она не от мира сего, прямая ей дорога – в монастырь! Может быть, станет новой святой, заступницей нашей перед Богом…
И лишь старуха Севериора, известная своей ворчливостью, ехидно возражала:
– Ну да, святая! Размечтались! Разве вы не видите бесовского огня в её глазах? Эта девчонка создана не для монастыря, а для греховных страстей – когда-нибудь она вас сильно удивит!
Но кто слушает Севериору? Она вечно недовольна и ни о ком не скажет ни одного доброго слова, такой уж её нрав. Зато родители Инессы были горды своей дочерью; их огорчало, конечно, что мирские радости чужды ей, а о замужестве нечего и разговор заводить, это не для неё, – но путь служения Господу не является ли лучшим из всех земных путей? Аббатиса из монастыря Святой Агнессы, что был возле города, именно так разъяснила отцу и матери девушки. Спасение души и место в Царствии Небесном – вот высшая цель человека! И если Инесса идёт к этой цели, возрадоваться следует за сию дщерь человеческую, превзошедшую многих мудрецов в их гордыне и пустых умствованиях.
Сама Инесса тоже готовилась уйти в монастырь, где её любовь к Иисусу будет столь естественной, не омраченной никакими посторонними мыслями. Оставалась сделать последний решительный шаг и принять постриг, но Инесса медлила, будто предчувствуя удивительные изменения в своей судьбе.
***
Как-то утром Игнаций, отец Инессы, сказал ей:
– Я пригласил на завтра мастера, который должен расписать наш домашний алтарь. Дела идут хорошо, и мы можем себе позволить собственный алтарь в доме. Беда в том, что я ничего не смыслю в житии святых, да и про жизнь Христа далеко не всё знаю, а твоя мать, хоть и  набожная женщина, но разбирается в Писании не лучше меня. На тебя одна надежда – пригляди за этим богомазом, как бы он чего лишнего не написал… Жить он будет у нас в доме, у парня ни кола, ни двора.
– Хорошо, – выдохнула Инесса, чувствуя, как её сердце почему-то остановилось на мгновение. – Но будет ли прилично мне общаться с ним без вашего участия? – спросила она.
– Ерунда! Он всего лишь ремесленник, которого мы наняли! – пренебрежительно махнул рукой Игнаций. – Таких нынче много, живопись и прочие искусства становятся прибыльным дельцем. А ты – хозяйская дочь, и имеешь полное право отдавать ему распоряжения.  Не церемонься с ним, пусть работает на совесть, – ну а я, само собой, тебе помогу.
Весь остаток дня Инесса думала, какой он, этот мастер? Умен или глуп? Как себя ведёт? А вдруг он груб или грязен, или имеет неприятные привычки, подобно тому мастеру, что расписывал стены в церкви? Он был знаменитым живописцем, но неделями не менял бельё, спал, не снимая сапог, никогда не мылся и дурно пахнул.
Но почему к ней приходят подобные мысли? Почему этот, как сказал отец, «ремесленник» не выходит у неё из головы? Что за наваждение, – и это перед тем, как она вот-вот примет постриг!.. Пав на колени перед большим распятием в комнате, предназначенной для алтаря, Инесса стала горячо молиться, но таинственный незнакомец вновь и вновь представал в её воображении. 
Это было невыносимо. Встав с колен, она попросила у Иисуса прощение и поднялась в свою комнату. Взяв книгу видений блаженной Хильдегарды, она открыла её на первом попавшемся месте и прочла: «Я узрела огромную звезду, сияющую и бесконечно прекрасную, и вокруг неё множество падающих звёзд; все вместе они двигались на юг…  И вдруг все звёзды исчезли, сгорели дотла, обратились в чёрные угли, растворились в бездне и стали невидимы».
То было видение о падении ангелов. Инесса невольно вздрогнула: почему этот отрывок попался ей? Сидя за столом и подперев щёку рукой, она предалась ещё более горестным, чем прежде, размышлениям о грехах вообще, от которых не могли спастись даже ангелы, и своих грехах, с которыми она не может справиться.  В конце концов, с тяжёлым вздохом она сказала себе, что все наши судьбы в руце Божией, и нам остаётся лишь исполнять волю его.
Отчасти утешившись, Инесса ещё раз помолилась, но теперь перед распятием, что висело у неё над кроватью, и решила лечь спать без ужина, дабы сим смирением плоти наказать себя. Тем не менее,  она долго не могла заснуть, а потом ей снились сны, в которых не было ни связи, ни смысла, лишь странные движущиеся картины, где всё вспыхивало и перемешивалось, – и это было тревожнее, чем если бы снились кошмары, потому что чувствовалось приближение чего-то, что нельзя было понять.
Инесса обычно вставала до рассвета, чтобы час-другой помолиться перед тем, как начнётся день, но в этот раз она проспала. Открыв окно, она увидела, что солнце уже высоко поднялось над крышами, а внизу в доме раздавались голоса, слышались шаги и звуки чего-то тяжёлого, что передвигали с грохотом и стуком. Поспешно одевшись, Инесса спустилась по лестнице и встретилась с отцом, который, гордо подбоченившись, смотрел в открытую дверь алтарной комнаты, где стояли весь испачканный красками стол с банками и кистями, три широкие и высокие, почти до потолка доски и лестница, прислонённая к стене.
– А, проснулась! – весело и ласково сказал отец, обратившись к Инессе. – А мы решили тебя не будить: в кои-то веки поспишь подольше, грех небольшой! Иди завтракать, а после приходи сюда. Мастер пришёл, скоро возьмётся за работу. 
*** 
Когда Инесса, наскоро поев,  вошла в комнату, там никого не было. Она взяла одну из кисточек, лежавших на столе, чтобы рассмотреть необычную красную краску на ней.
– Осторожно, это киноварь, в старину её называли «драконья кровь», – раздался голос за спиной Инессы. – Испачкаете платье, не отмоете – так и останется кровавое пятно.
Инесса живо обернулась и увидела высокого молодого мужчину, который с ласковой усмешкой смотрел на неё. Мешковатая рабочая одежда не только не скрывала, но, наоборот, подчёркивала стройность его фигуры; из-под мягкого берета выбивались пряди густых чёрных волос, а глаза были небесно-голубыми, – точь-в-точь такими, как у Иисуса на фреске в церкви.
Дыхание Инессы перехватило, и она едва смогла произнести:
– Я осторожна, я не испачкаюсь.
– Давайте знакомиться, – сказал мужчина. – Меня зовут Мариус, я буду расписывать здесь алтарь. А вы, конечно, дочь хозяина? И зовут вас?.. – он вопросительно посмотрел на неё.
– Инесса, – ответила она.
– Какое необыкновенное имя, – улыбнулся Мариус. – Оно имеет двоякое значение: по-латыни: «Бурная, как стремнина быстрой реки»: а если по-гречески: «Кроткая, как агнец». Какое же значение подходит вам?
– Я собираюсь принять постриг в монастыре Святой Агнессы, – с вызовом, будто защищаясь от чего-то, сказала она.
– Жаль, что такая красота увянет за монастырскими стенами, но, может быть, этого не случится? – он пристально поглядел на неё. – Мне кажется, первое значение вашего имени важнее второго.
– Откуда вам знать? – всё так же вызывающе сказала Инесса.
– Хороший живописец обязан видеть внутреннюю сущность того, что изображает, иначе ему не облечь это в надлежащие формы. А я – хороший живописец, смею вас уверить, – усмехнулся Мариус.
– Надеюсь! – воскликнул Игнаций, входя в комнату. – Иначе за что я плачу тебе столько?.. Ну, рассказывай, как ты собираешься рисовать?
–  Вас интересует, как я буду растирать и смешивать краски, как наносить их, и прочие подробности? – вежливо спросил Мариус, пряча усмешку в глазах.
– Да зачем мне это?! – возмутился Игнаций. – Меня не интересуют секреты твоего ремесла… Расскажи, что ты хочешь тут намалевать.
– С вашего позволения, я буду писать алтарные изображения вот на этих трёх досках, – Мариус показал на них. – На центральной я напишу, то есть намалюю, как вы выразились, нашего Спасителя.
– А, распятие! Понимаю, – сказал Игнаций. – Но у нас в этой самой комнате уже было большое распятие, – кстати, где оно?
– Я отнёс его в подвал, – сказал Мариус. – Ведь распятие или, скажем, картина Страшного суда больше подходят для церкви, где собирается много людей. Они должны помнить о муках, которые принял за них Спаситель, и последнем суде, который он совершит по приказу Отца небесного и вынесет окончательный приговор всем когда-либо живущим на земле. Но для домашнего алтаря лучше подойдёт изображение Христа в окружении его близких на небесах, ведь они все попали на небеса. Справа стоит Пресвятая Дева и две её сестры – родная, тоже Мария, и двоюродная, Елизавета, а слева – его бабка с дедом, Иоаким и Анна. Некоторые знатоки Священного Писания говорят, что у Иисуса были ещё родные братья и сёстры, общим числом не менее шести, но мы не станем их изображать, ибо это вопрос спорный…. Зато за спиной Пресвятой Девы мы поместим Иосифа, земного отца Иисуса, о котором нет сомнений.
– Как тебе это? – Игнаций взглянул на Инессу.
– Такого я нигде не видела, но это не