Коломбина

Коломбина
Комическая квази-пьеса.
Действие происходит в Париже во время Всемирной выставки 1889 года.


Действующие лица

Лев Львович, разорившийся помещик.
Маша, его дочь.
Коломбина, компаньонка Маши.
Петенька, бедный учитель, возлюбленный Маши.
Арнольд, сын богатого купца Кузьмы Кузьмича, жених Маши.
Зинаида Михайловна, вдова брата Кузьмы Кузьмича.
Кузьма Кузьмич, отец Арнольда.
Пров, слуга Арнольда.
Итальянка-танцовщица в кабаре, публика в кафе и кабаре на выставке.

Акт 1

Сцена 1

Съёмная квартира в Париже. Большая, обставленная хорошей мебелью комната. У окна стоит Маша, миловидная девушка двадцати лет.

Маша. Сколько народа на улице: у нас за целую неделю столько не увидишь, сколько здесь за час… Вот, кажется, она!  Нет, не она, просто похожа! Боже, какая я несчастная!
Коломбина. (Входит в комнату с перевязанной алой ленточкой коробкой шоколада в руках.) Я пришла.
Маша. Как же я тебя не заметила?.. Видела его? Говорила с ним? Что он? Ну же, отвечай скорее!
Коломбина. (Смеясь.) Не всё сразу! Да, видела и говорила, и кое-что тебе принесла. (Развязывает коробку и подаёт Маше алую ленточку.) Держи, это от него знак, а это письмо (Достаёт из рукава платья письмо и отдаёт Маше.)
Маша. (Быстро разворачивает письмо.) Господи, как долго я ждала! (Читает про себя).
Коломбина. А на шоколад и не взглянула. (Садится на кресло, открытую коробку ставит на маленький стол, берет шоколадку и ест.) Вкусно.
Маша. (Дочитав письмо, целует его.) Ну, вот, судьба моя решена! Самое позднее через три дня мы обвенчаемся.
Коломбина. Что же он пишет?
Маша.  Он нашёл православного священника, готового нас обвенчать. Осталось найти деньги, чтобы оплатить венчание и билеты на поезд.
Коломбина. Только-то? Действительно, что, в Париже денег нет?.. И куда вы поедете?
Маша. К нему домой, в Пензу... Когда я буду готова, я должна выйти гулять вот с этой алой лентой в волосах, и в тот же день мы уедем.
Коломбина. (Иронично.) Хорошо придумано. А что скажет твой папенька?
Маша. Вначале он рассердится, но потом простит нас. Петенька – сирота, разве можно его не пожалеть?.. Мы падём к ногам папеньки, и он нас благословит. 
Коломбина. Мне жаль тебя разочаровать, но этого не будет.
Маша (Испуганно.) Чего не будет?
Коломбина. Ничего не будет. Твой Петенька – мечтатель; даже если ему удастся найти деньги и увезти тебя, неужели твой папенька с этим смирится? Он хочет выдать тебя замуж за Арнольда и в Париж привёз, чтобы ты поближе познакомилась со своим женихом.
Маша. Ни за что не выйду за этого пошлого дурака, я его терпеть не могу!
Коломбина. Твоя свадьба с Арнольдом нужна папеньке, она позволит и дальше жить ему, как он привык, роскошно и беззаботно. И вдруг ты выйдешь за Петеньку, у которого ничего нет – ни положения, ни денег, ни богатой родни. Ты думаешь, папенька сможет это простить?
Маша Но мы с Петенькой так любим друг друга!
Коломбина. Да, любовь – это любовь! Я тебя понимаю: сколько раз я любила!.. Конечно, ты могла бы выйти замуж за Арнольда, а Петенька стал бы твоим сердечным другом…
Маша (Возмущённо.) Никогда! Как ты можешь мне такое предлагать?
Коломбина. Ну, ну, не надо меня ругать! - я сама жила когда-то на содержании у богатого господина. Но не хочешь, так не хочешь, – значит, замуж за Петеньку?
Маша. И говорить не о чем!
Коломбина. Хорошо, я помогу: ты выйдешь за Петеньку, но дай мне сделать по-моему.
Маша. Это как?
Коломбина. А так, что все будут довольны: и вы с Петенькой, и твой папенька, и Арнольд.
Маша. Не понимаю.
Коломбина. Милая Маша, если бы ты так же хорошо знала мужчин, как я, то поняла бы, что для женщины нет ничего невозможного в отношении них. Обещаю тебе, что всё будет так, как я сказала.

Сцена 2

В комнату входит Лев Львович, отец Маши. Он одет по последней моде, в руке трость с серебряным набалдашником.

Лев Львович. Беседуете? «Три девицы под окном…» Не хватает третьей… Позвольте, я рядом с вами присяду?..
О женихах,  верно, гадаете? А я был на выставке – это чудо! И что интересно, всюду плакаты «Сто лет революции» «Сто лет революции», «Сто лет революции», а главный павильон сделан как макет Бастилии. Ей-богу, поневоле станешь революционером, глядя на все эти достижения! (Напевает «Марсельезу».) «Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrivé!»…
(Продолжает.) Чего только там не увидишь: паровозы, способные разгоняться аж до восьмидесяти вёрст в час; дирижабли с мотором, которых не ветер несёт куда попало, как воздушные шары, но они сами двигаются в нужном направлении; автомобили, то есть самоходные тележки, – они ездят на керосине: то-то керосинщикам привалило счастье, обогатятся теперь!
Есть и забавные штуки: фотокабина, скажем. Заходишь внутрь, садишься, – щёлк! и готов фотопортрет! Я два раза заходил, в очереди выстоял; хотел вам свои фото показать, да уж больно физиономия вышла неказистая: глаза вытаращенные, будто чёрта увидел. (Смеётся.)
А башня Эйфеля! До небес взметнулась: страшно подниматься на такую высоту, не каждая птица долетит. Я собрался подняться, но не рискнул, да и толкотня там, не пробьёшься… И всюду электричество, электричество, электричество – даже по воздуху теперь его передают, вот до чего додумались!
(Внезапно грустнеет.)  Смотрел я на это великолепие и вздыхал: отчего в моей молодости такого не было? Ведь страшно вспомнить, как жили: сидели в темноте, как сычи, – да-с, в темноте, в буквальном и переносном смысле! Конечно, кое-какие радости и тогда имелись: в Москву, скажем, зимой приедешь, а там такие балы на святки и масленицу! Дамы и девицы порхают в огне свечей, нарядные, душистые; плечи и руки обнажены, глубокие декольте с бриллиантами – сказка!..
Я давеча зашёл в здешний… не знаю, как назвать – театр не театр, ресторан не ресторан, – одним словом, развлекательное заведение с питьём и закусками, что-то вроде московского «Яра». У французов оно называется «Moulin Rouge», «Красная мельница», и в нём тоже девицы отменные: попроще, чем наши, однако же, живее. Одна прямо на сцене под музыку разделась – в Москве такого не увидишь.
Маша (С укором.) Папенька!
Лев Львович. Молчу, молчу!.. Это ты в маменьку, царство ей небесное, такой недотрогой выросла. Той тоже ничего не надо было: жила безвылазно в деревне, а все развлечения – крестьян от всяческих болезней лечить. Нет, мой друг, нынче другое время настало: ты погляди, сколько вокруг приятностей и удовольствий, зачем же от этого прятаться! Пользуйся, пока молода, – верно, Коломбина?
Коломбина.  Верно, но и вы не старый.
Лев Львович. Да, кровь в жилах иной раз кипит, но деньги, деньги! – вот проклятый вопрос. Где взять деньги-то? – имение заложено и перезаложено, долгов куча; для того чтобы сюда приехать, пришлось последние драгоценности продать... Нет, Маша, ты должна хорошенько уразуметь: если ты замуж за Арнольда не выйдешь, нас ждёт полная нищета. Да и чем жених плох? Молод, на вид приятен, в обращении развязен, а богат – непомерно! Его отец – миллионщик, два дома в Москве имеет, торговых складов целый квартал, – чем плохо породниться с такой семьёй?
Маша. Но я не люблю его, папенька!
Лев Львович.  Кому нужна любовь в семейной жизни? От этого одни неприятности. Нет, мой друг, семья – это священная обязанность по отношению к своим родным, и любовь тут вредна, ибо как можно, находясь в смятении чувств, разумно исполнять столь важную обязанность? А любовь – да люби себе, кого хочешь, с деньгами это легко! Верно, Коломбина?
Коломбина. Да, с деньгами всё легко.
(Маша возмущается и хочет что-то сказать. Коломбина делает ей знак, чтобы она молчала.)
Лев Львович. Вот Коломбина меня понимает: недаром она по рождению итальянка. Выйди ты замуж, к примеру, за своего пензенского кавалера, – как, бишь, его, – Петя?.. Ну и что у вас будет за жизнь? Он бедный учитель, и ты будешь детей учить? Дети сейчас, знаешь, какие? От горшка два вершка, а уже своё мнение имеют, всё им не так, авторитетов не признают. Намучаешься ты с ними, а ещё хуже, в какую-нибудь неприятную историю попадёшь: чего доброго – под полицейский надзор. Дети набезобразничают, а ты отвечай: так и до Сибири недалеко – неужели ты эдакое будущее себе выберешь? А с Арнольдом тебе настоящая жизнь откроется, красивая и приятная. Ты пойми, я о тебе забочусь: какой отец не хочет, чтобы его дочь хорошо жила? Да, согласен, твоё супружество с Арнольдом мне тоже кое-что хорошее сулит, – но разве ты не должна как любящая дочь позаботиться о старике-отце?..
Вот и выходит, что всем будет хорошо, а твои возражения происходят исключительно от наивной мечтательности и глупого маменькиного воспитания, – пора взрослеть, мой друг, пора взрослеть!

Сцена 3

Входит Арнольд, с ним его тетушка Зинаида Михайловна. Лев Львович встаёт им навстречу.

Лев Львович. Ага, лёгок на помине! (Жмёт руку Арнольду.) И Зинаида Михайловна к нам в гости, очень рад! (Целует ей ручку.) Садитесь, прошу вас! Коломбина, уступи кресло Зинаиде Михайловне; ты, Арнольд, сядь рядом с Машей. Она смущается, а только что отзывалась о тебе наимилейшим образом.
Маша. Папенька, вы… (Хочет возразить, но Коломбина снова делает ей знак молчать.)
Лев Львович. (Не замечая реплики Маши.) Наимилейшим образом отзывалась… Вы с выставки?
Зинаида Михайловна. Да, это восхитительно! Всюду любовь, любовь, любовь! Пары всех возрастов идут, обнявшись, а некоторые целуются при всех, и никого это не удивляет – как будто, так и надо, целоваться на улице. Я в первый раз сюда приехала и уже влюблена в Париж: кажется, всю жизнь здесь прожила бы.
Лев Львович. Как я вас понимаю! Я в Париже молодею душой и телом, какая-то необыкновенная лёгкость появляется, а уж как не хочется уезжать! Завидую тем, кто живёт тут постоянно.
Зинаида Михайловна. Ох, не травите душу! Лучшие годы прошли, а что я видела… (Тяжело вздыхает.)
Арнольд. Ну, тётушка, на выставке-то мы многое видели: одни автомобили чего стоят. Вот бы прокатиться на таком по Тверской, то-то был бы переполох! Лошадей попугать, да и прохожих тоже; – на всю Москву скандал бы вышел! (Хохочет.) Обязательно попрошу отца, чтобы купил мне автомобиль. 
Лев Львович. (Шутливо грозит ему пальцем.). Проказник! Тебе шуточки, а ведь на  выставке собраны передовые достижения прогресса: всё, что дерзновенный человеческий разум смог постичь и обратить на пользу людям.
Арнольд. Так я о том и говорю: для чего ещё нужен прогресс, как не для нашей пользы?
Маша. А может быть, для того чтобы жизнь стала лучше, чище и светлее?
Арнольд. Кто же против этого? Все хотят, чтобы было чище и светлее.
Зинаида Михайловна. (Томно и мечтательно.) А я вам скажу, что главное – чувства. Что такое холодный разум по сравнению с ними, – нет, это даже сравнивать нельзя… Высокие чувства и чистая любовь – вот, что мы ищем, и к чему стремится всякая душа.
Лев Львович. Это из Шиллера? Он немножко устарел.
Коломбина. (Обращаясь к Арнольду.) Вы были на Каирской улице? Она выстроена на выставке как маленький восточный город.
Арнольд. Мы проходили мимо, но не зашли.
Лев Львович. (Спохватившись.) Извините, вы не представлены. Это компаньонка Маши, итальянка по рождению, зовут Коломбиной.
Коломбина. Это имя так прочно прикрепилось ко мне, что по-другому меня уже никто не называет.
Арнольд. (Удивлённо.)  А я думал, что Коломбина – натуральное итальянское имя.
Коломбина. Так