Юбилей школы

За окном тревожно гудел лес. Деревья покачивались, словно команда матросов, сошедшая на берег после долгого противостояния осенним штормам. Просеянный сквозь бегущие облака лунный свет создавал иллюзию чёрно-белого кино.
Когда вечер обернулся ночью? Как долго крутится кинолента с повторяющимися кадрами на экране-окне? Не всё ли равно. Я взяла на себя обязательство прибыть в этот город на встречу с чужими и давно не интересными мне людьми, потому что это было хорошим поводом отпустить своё прошлое.
Всё началось со звонка. Обычного звонка, удачно заставшего меня в нудной автомобильной пробке. Всё как раз окончательно остановилось, потому что скорая оказывала помощь пострадавшим в аварии, люди в одинаковых комбинезонах возились с двумя легковушками, сцепившимися в крепких объятиях, а половину дороги занимала лежащая на боку фура. Было понятно, что домой я попаду не раньше полуночи, а потому звонивший попал, как говорят мои студенты, под раздачу.
- Лариса Борисовна Грановская?
- Будьте добры, представьтесь, - официальным голосом потребовала я.
- Я Вадим Бутов, член организационного комитета по организации юбилея старейшей школы города Борска, которую вы заканчивали ровно двадцать пять лет назад.
- И чего же вы хотите, Вадим Бутов, «член оргкомитета по организации»?
- Мне поручено пригласить вас на юбилей школы. Мы приложили много сил, чтобы разыскать выпускников юбилейных выпусков. И, если вы согласны приехать, если вы приедете, то есть…. В общем, мне поручили обзвон, чтобы, значит, узнать… У вас есть в нашем городе родственники или нужно зарезервировать номер? Мы хотим предложить нашим гостям комфортабельную турбазу почти в черте города, «Сосновый бор». В общем, там и тихо, и кухня хорошая. Кстати, один из дней юбилейных мероприятий будет проводиться как раз на этой турбазе.
- Вы хотите сказать, что праздновать юбилей школы планируется не один день?
- Да, мы расписали программу на три дня, не считая дня заезда и дня разъезда.
- Уважаемый Вадим, давайте начнём наш разговор с самого начала. И я прошу вас чётко и внятно ответить на мои вопросы.
- Я готов.
- Итак, вопрос первый: уверены ли вы, что я та самая Лариса Борисовна? Моя фамилия Левина.
- У меня так и записано: Левина, в девичестве Грановская. Мы…
- Понятно. Вам известно, где и кем я работаю?
- Конечно, мы…
- В таком случае вы должны понимать, что я довольно занятой человек, моё время расписано, как минимум, на полгода вперёд, и вам, прежде всего, нужно связаться с моим секретарём, сообщить ему всю информацию о времени и месте планируемого мероприятия, сроках и условиях проживания, а потом уже, после согласования, беспокоить меня.
- Извините, мы не знали.
- У меня высветился ваш номер. Я дам задание своей помощнице, и она с вами свяжется.
- Тогда до созвона? - в процессе разговора мой собеседник всё понижал и понижал тон, а последний вопрос прозвучал уж совсем жалобно.
Я нажала отбой с чувством «глубокого удовлетворения». «Тогда – никогда, до созвона, перезвона, пустозвона, му…» Этот Вадим Бутов, косноязычный любитель тавтологий, слишком самоуверенно начал разговор, да ещё о возрасте мне намекнул. «Вы двадцать пять лет назад закончили школу. Выпускница юбилейного выпуска». Впрочем, для своих сорока с хвостиком я, как принято говорить, неплохо сохранилась и кое-что успела.
Неужели прошло так мало времени? Мне казалось, что и Борск, и школа были в другом столетии, в другой жизни и, возможно даже, на другой планете.
Конечно, я могла сама узнать у этого мальчика и сроки, и место. Но правила нарушать нельзя, даже если ты сама эти правила придумала.
Пункт первый. Никогда нельзя соглашаться на первое приглашение. Если тебя не уговаривают достаточно долго, значит условия договора будет диктовать приглашающая сторона, т.е. тебе это будет заведомо невыгодно.
Пункт второй. Чем больше посредников и дольше переговоры, тем выше тебя будут ценить и уважительнее относится.
Пункт третий. Держи дистанцию. Всегда и со всеми.
Пункт четвёртый. Будь лаконична сама и требуй того же от окружающих. Молчание золото. Болтовня – раздача мелочи в пользу бедных… умом.
Сколько раз нужно было наступить на грабли, чтобы это придумать? Мне хватило одного. Я вполне обучаемая дама, несмотря на образование и учёные степени. Ведь что нам мешает учиться, делать открытия, формулировать смелые гипотезы? Знания. Чем больше их объём, тем выше барьер нежелания учиться. Полученные знания мы принимаем за абсолют и даже не думаем копаться в исходниках, ставить под сомнения авторитеты. Видимая «понятность» и «очевидность» – это самообман. На этом поле открытия невозможны. Усомнись, удивись, полюби парадоксы и развивайся бесконечно. Впрочем, я тоже не сразу это поняла.
Моя помощница, мой незаменимый секретарь, Анна Ивановна, с удовольствием включилась в эту историю с юбилеем, и несчастный Вадим к концу переговоров научился излагать только информацию по существу, без перечисления своих заслуг и непосредственных эмоций по поводу и без. Но он твёрдо настаивал каждый раз, чтобы мне передали, что звонил Вадим Алексеевич Бутов. У парня неожиданно прорезалось отчество, и он, видимо, его запоминал, используя метод многократного повторения.
Я не приезжала в город своего не очень счастливого детства больше двадцати пяти лет. На это были свои причины. Кроме того, в Борске не осталось ни одного человека, с кем бы я дружила или просто была в приятельских отношениях. Если мой характер у кого-то и ассоциировался с кактусом, то величина иголок была не на моей совести.
За десять школьных лет, не одиннадцать, а именно десять (начальная школа у нас была три года, а потом мы перешли сразу в пятый класс), только одно лицо вызывало у меня чувство приязни. В параллельном классе учился мальчик Алёша, который играл на гитаре в школьном ансамбле и чудесно пел:
Этот синий вечер летний закружил ребят,
Я на школьный вальс последний пригласил тебя…
У этого Алёши было ангельское лицо: бледненькое, с тонкими носиком и губками. Белокурые кудри только усиливали это ангелоподобие. Мои одноклассницы, и не только, визжали от восторга, говорили о нём на переменках исключительно трагическим шёпотом и закатывали глаза, видимо, от восторга. Общий психоз влюблённости не обошёл стороной и меня. Но как-то проявлять свои чувства я не решалась, да и не умела. Нет. Пожалуй, просто не видела в этом никакого смысла.
Я росла, твёрдо уверенная, что красотой, умом и талантами не обладаю. Когда это всё, по мнению окружающих, раздавали другим младенцам, я, видимо, или спала, или ещё не успела родиться.
Жила я с отцом и матерью в двухкомнатной квартире одноподъездного трёхэтажного дома, стоявшего в конце улицы, у глубокой балки. Улица называлась Красивая, словно в насмешку. За наш дом, в балку, выбрасывали мусор те, кто пропустил специальную машину, проезжавшую раз в два дня. Мусорных контейнеров в городе не было вовсе. Большая зелёная машина кружила по улицам и бульварам, два мужика с лопатами бросали отходы от края в глубь вонючего чрева. Женщина со свистком шла впереди, оповещая всех о приближении мусоросборщиков, она заскакивала в подъезды и свистела там пронзительно и страшно, так что уши закладывало. Беда была в том, что ездила эта машина по городу с восьми утра до шести вечера, ровно в те часы, когда большинство «производителей мусора» были на работе. В семьях, где жили старики и школьники, вынос неароматных ведёрок становился их «почётной» обязанностью. Чуть зазевался и всё. Машина уехала. Вот и топали все опоздавшие из ближайших домов к нашей злополучной балке.
Я этого места боялась панически, потому что обитали там огромные крысы, а возможно, и змеи, так мне в то время казалось.
Родители не баловали меня нарядными платьями, кружевными воротничками на школьную форму и белыми фартуками с красивыми накрахмаленными крыльями. Да и сама форма была у меня дешёвая, штапельная. Ткань ужасно мялась, висела на моей нескладной фигуре бесформенным мешком, вытянутом и блестящем на тощей заднице.
В начальной школе меня постоянно ругала учительница за то, что родители не вовремя вносили плату за обязательное горячее питание, и, когда в пятом классе это самое питание стало необязательным, я с облегчением вздохнула.
Мне нечем было привлечь к себе внимание одноклассников: ни внешности, ни одежды, ни особенных карандашей или обложек для учебников у меня не было. Мне не давали родители с собой в школу шоколадных конфет или фруктов, мне никто не дарил маленьких куколок или мягких зайчиков, которые можно было бы носить в портфеле. Училась я тоже очень средненько. На родительских собраниях меня никогда не хвалили, но и не ругали. Отец горестно вздыхал, называя меня «бесцветной личностью», которая была не достойна отца – ударника Коммунистического труда и передовика производства.
Мать работала на том же заводе, что и отец, поваром в рабочей столовой, поэтому её он называл «обслуживающим персоналом» и относился соответственно. В выходные дни, когда отец «на законных основаниях» отдыхал, то есть пил и играл на гармошке «Во саду ли, в огороде», мы должны были сидеть рядом и слушать, какой он заслуженный человек, как моей матери повезло, что он на ней женился, сделал одолжение, так сказать. А она «не оправдала», родила не парня, а дуру-девку, из которой путного ничего не вырастет.
Мать отца обожала, смотрела на него с собачей преданностью, дёргала меня за косички и отвешивала подзатыльники при каждом упоминании моих недостатков.
Самое странное, что я была уверена: так живут все.
По мере взросления стала ненавидеть выходные дни, а вместе с ними и своих родителей, а особенно безвольную мать. Меня бесила её собачья преданность, её обожающий взгляд, всегда обращённый на мужа, её шёпот: «Терпи и слушай отца. Он тебе добра желает».
Моя бабушка, мать отца, тоже обожала своего сыночка, считала, что никто его не достоин на всём свете, а так как причиной брака стала беременность, в результате которой я появилась на свет, то меня бабка называла подколодной змеёй, подрезавшей «крылья» её сыночку. Ей же принадлежала идея «не спускать с меня глаз», потому что вслед за матерью, я непременно должна была согрешить до свадьбы, а так как «таких благородных людёв», как она и её сын, больше нет, суждено мне остаться «с пузом, без мужа, позором семьи».
Гулять во двор с ровесниками меня не отпускали, и главным развлечением было, спрятавшись за геранью на подоконнике, слушать дворовые песни под гитару и разговоры тех, кто не мог стать позором семьи и не нуждался в неусыпном надзоре.
Читала я много, но абсолютно бессистемно. Книги рассказывали о жизни, которая когда-то была или будет, но не у меня. Зато в любую книгу можно было нырнуть и примерить на себя чужую судьбу, одежду, историю.
По задумке отца, чтобы стать человеком, мне нужно было приобрести настоящую рабочую специальность. Поэтому после девятого класса планировался мой переход в ПТУ, где учили на токарей, плотников, каменщиков и поваров. Но планам помешала болезнь бабушки, которую неожиданно весной парализовало. Моя проходная комната превратилась в больничную палату, поэтому я переехала жить на кухню, а письменный