ЧЁРНАЯ ДЫРА (Стоять, чтоб услышать)
– Где я, святой отец?..
– Я не святой отец… Впрочем, называйте как хотите.
Подумав, священник сказал:
– Думаю, зависит от того, кем вы себя считаете. Кто же вы?
– Наверное, бомж, – сказал я. – По крайней мере, так считают другие.
– А вы как считаете? – спросил священник. – У вас есть дом, работа?
– Не думал об этом, – сказал я. – Давно.
– Как давно?
– С тех пор как оказался здесь.
– Вы один здесь?.. То есть...
Почувствовал, как священник посмотрел сквозь меня и, должно быть, заметил Зинаиду.
– Ведь вы не один, – произнёс он задумчиво. – Значит, оказались здесь не случайно.
– Но меня никто не видит, даже вы…
– Это нормально, – отозвался священник уже откуда-то издалека.
Шагнув вслед за голосом, я очутился в больнице. В нос ударило смрадным воздухом, но довольно скоро я привык к этому. На кровати лежала высохшая от возраста старушка. На полу у кровати растекалась зловонная лужа – почерневшее тело больной было изъязвлено. Рядом с кроватью сидела молоденькая практикантка из медицинского колледжа, которая тотчас встала и, повернувшись ко мне заплаканным личиком, поведала, кто она и почему здесь находится.
– Уже давно лежит, совсем одна, и не знаю, чем ей помочь.– Всхлипнула и метнулась к выходу.
На её месте возник священник – казалось, он вынырнул из меня. Неуверенно подойдя к лежащей, повернулся и спросил о чём-то взволнованным голосом. За моей спиной зачастил девичий голосок. Сняв с себя пальто, я накрыл им старушку, она словно очнулась от сна и зевнула. Воспользовавшись этим, священник всунул ей что-то в рот и, вероятно, обрадовавшись, что получилось помочь бедной женщине, ободряюще проговорил:
– Не плачьте, всё будет хорошо. Вы ангел. Побудьте ещё, ей это необходимо.
– Но… мне пора… меня ждут, – отозвалась практикантка.
– Времени хватит, – сказал священник, прежде чем покинуть палату.
Присев на прежнее место, девушка протянула к лежащей дрожащую руку, но, окунувшись в моё пальто, рука перестала дрожать, и девушка улыбнулась.
– Ну, – произнесла она, сжимая безжизненную кисть умиравшей, – всё хорошо, миленькая, всё хорошо.
Неслышно приблизившись к кровати и осторожно взяв своё пальто, я шагнул сквозь больничную стену и очутился на улице.
«Это нормально, – припомнил слова священника. – Теперь я хоть чем-то пахну».
Не зная, как вернуться туда, откуда пела тишина, я отправился на звук. Звук отчётливо раздавался от одного из гаражей, мимо которых я проходил. Просочившись в гараж, ощутил тяжёлый запах. Внутри стояло шикарное авто с включенным двигателем. Проникнув в приоткрытую дверцу, присел на водительское место. Заинтересовавшись шорохами, издававшимися за спиной, повернулся и на задних сиденьях увидел двух задремавших людей. В неестественных позах там замерли полуобнажённые мужчина и женщина. Сильно пахло алкоголем и выхлопными газами. Мужчина очухался первым.
– Фу! От тебя несёт, как от вонючей старухи, – пробурчал пьяным голосом, кряхтя и выкарабкиваясь из салона.
Затем, рухнув на пол, еле сумел подняться на ноги. Кое-как одевшись и, видимо, сообразив, что происходит, он торопливо, насколько мог, распахнул ворота гаража. Затем плюхнулся на меня и, вцепившись в руль, произнёс:
– Эх, любимая, доигрались. Надо отсюдова выбираться.
Машина неуверенно выехала из гаража. Меня же вышвырнуло на асфальт. Упав, больно ушибся, и ссадины на руках и на лбу потом долго напоминали о себе. На лице я почувствовал свежий кровоподтёк. Пока сладкая парочка подвыпивших любовников, вяло переругиваясь, выясняли, кому вести машину, я решал, куда мне податься. В результате мужик, с трудом закрыв гараж, пошатываясь, удалился, а дама села за руль. В последний момент, сообразив, что нам по пути, я протиснулся на заднее сиденье. Несмотря на то, что в салоне было прохладно от работавшего кондиционера, находиться там было нестерпимо. Очевидно, что дама испытывала похожие ощущения, но, вероятно, совсем по другой причине.
Женщина, непрестанно морщась и то и дело затыкая нос, вслух ругала кого-то. Я понимал, что своим запахом подставляю её мужика, но что было поделать – я чувствовал, что должен был ехать с ней. В свою очередь, мне не требовалось постоянно затыкать нос – тяжелый дух, исходивший от дамы, её ругань и невыносимая музыка, сотрясавшая салон, компенсировались убаюкивающими звуками тишины, разливавшимися в моей голове. Задремав на какое-то время, я очнулся от душераздирающего грохота. Придя в себя, догадался, что это всё ещё грохотала музыка. Кроме меня в автомобиле уже никого не было – видимо, хозяйка забыла выключить аудиосистему. К тому же в авто стало душно, и я без промедления выполз из машины.
Рядом с особняком, должно быть, принадлежавшим даме, стояла невзрачная церквушка с обшарпанными стенами. Я знал, что это не те стены, откуда пела тишина, но звуки исходили оттуда. И направился к полуразобранной ограде. Подумалось, что либо это сельская местность, либо небольшой городок, что ремонт ограды – это всё, на что пока хватало в этом приходе средств.
Впервые за несколько лет я ощущал пронизывающий холод и буквально сваливающую с ног усталость. И едва доплетясь до ограды, упал и сразу уснул.
***
– Я словно во сне, – сказал я священнику. – И никак не пойму, где же явь, а где сон.
– Со временем разберётесь, – услышал в ответ и проснулся. – Вы сами должны разобраться.
– Ну как же я разберусь-то без вашей помощи? – в недоумении разводя руками, восклицал надо мной бородатый немолодой мужчина в меховой шапке и коричневой дублёнке. – Вы, отец Василий, священник, настоятель, как-никак… Придёте к ним в подряснике, с вами и разговор-то другой, а я…
– А вы староста, – отвечал тот, кого называли отцом Василием, – лицо ответственное. Так что – держитесь поувереннее!.. Что мне теперь, из-за каждого кирпича в управлении пороги обивать?
Хлопнула дверь машины, и автомобиль, быстро набирая обороты, умчался по заснеженной дороге.
– Вот лентяй! – пробурчал староста. – Молодые, безответственные... Всё бы им шастать по соседским приходам!
По подмёрзшей тропе, ведущей к церкви, зашуршали, удаляясь, добротные боты старосты.
Я поднялся со своего лежбища. За время, пока я спал, одежда на мне успела промокнуть и задеревенеть. А на самом том месте наклёвывался сугроб. Я не знал, как долго я спал, и не помнил, происходило ли со мной что-то во время сна, но холода я уже не чувствовал, как, собственно, не ощущал и тела. Однако не надолго. Вскоре появилось жжение в кистях рук и на лице, особенно в повреждённых участках. Наверное, они покраснели, а может быть, и побелели, но мысли об этом меня не встревожили. Единственное, что беспокоило, это куда же теперь идти и что делать дальше. И я шагнул вслед за старостой.
Когда прекращается пение, появляется пустота. Как будто падаешь в бездну. И хочется лечь и уснуть и никогда уже не просыпаться.
Не было ничего: ни звуков, ни даже мыслей. Только оглушающий грохот действительности. И хоть мне достаточно лишь представить, чтобы оказаться в любой её точке, вникать в смысл происходящего – как заглядывать в чёрную дыру.
Подумав о последнем, что видел, тотчас очутился в натопленном помещении, вероятнее всего, в кочегарке, где и обнаружил старосту, о чём-то с важным видом разглагольствовавшего перед мужиком с помятым лицом.
Машинально потопав, чтобы сбросить с обуви снег, я подошёл к печке и, приоткрыв чугунную дверцу, наклонился над топкой. Староста внезапно примолк и, очумело посмотрев на меня, ткнул в меня пальцем.
– Это… Ты видал? – спросил он истопника.
– Чего? – задрёмывавший истопник вялым взглядом посмотрел на приятеля.
– Ничего не слышал? – испуганно озираясь, староста вжал голову в плечи.
– Нет. А чего?
– Сначала что-то ударило… потом – дверца… – упавшим голосом выдохнул староста.
А мне приспичило поупражняться в некогда позабытой морзянке. В комнатке воцарилось молчание. Замер и я.
– Понял… Всё понял, – из последних сил проговорил староста. – Это… С духовными лицами так нельзя.
И, скривив лицо нервной улыбкой, скинул дублёнку и лихорадочно принялся шарить по карманам пиджака.
Лицо же истопника сделалось неожиданно осмысленным. Ничего не произнося, с маниакально-решительным взором, явно сосредоточившимся на определённой мысли, он методично совершил ряд последовательных действий. Неспешно поднявшись со своего лежака, привычным движением засунул босые ноги в валенки, не глядя, выгреб из-под матраса несколько свалявшихся денежных купюр и медленно, но уверенно покинул каморку.
Тем временем староста одной рукой извлёк из кармана мобильник и дрожащим пальцем другой дважды нажал на кнопку вызова. В невыносимой тишине меня сначала оглушили протяжные гудки, а потом в голове зазвучал резкий голос:
– Да, Сергей Сергеевич! Слушаю!.. Я слушаю!.. Ну, что ещё?
– Отец… Отец Ва… Отец Василий!.. – взволнованно заговорил Сергей Сергеевич.
– Что с вами, Сергей Сергеевич? – голос в голове стал менее резким.
– Про… простите меня, отец Василий! – староста не смог сдержаться и заплакал. – Простите! Я… Я не должен был… Мне нельзя… Вы священник, а я…
– Сергей Сергеевич? Вам плохо? Скажите, где вы? Я тотчас приеду!..
– Н-е-е-т! Не надо!.. Дорогой батюшка! – с искренними обезоруживающими нотками во всю уже смеялся растроганный Сергей Сергеевич. – Я, старый дурак, обижался! А вы – истинный пастырь! Истинный, истинный…
– Сергей Сергеевич, дорогой, – уставшим голосом, но по-доброму отозвался отец Василий. – Ступайте домой, отдохните пару деньков. Я сам, слышите?.. Сам съезжу и всё сделаю… Вы меня слышите?..
Но я уже слушал поющую тишину.
***
Когда просто слушаешь, то отчего же не постоять! Другое дело, когда одолевают мысли, особенно о том, так ли это важно. Давно бы спросил, но, когда так слушаешь, не хочется и спрашивать.
Заметив мужчину, переминавшегося с ноги на ногу, и узнав в нём мужика из гаража, захотел спросить. Стоя рядом со мной, он явно недоумевал, зачем он здесь. На мгновение мы очутились на муниципальном кладбище, расположенном за чертой города. Перед выкопанной могилой в гробу лежало тело старушки из больницы.
Когда снова запела тишина, я спросил:
– Почему он здесь?
– Его привела мама, – ответил священник.
Старушка стояла впереди и, не оглядываясь, слушала тишину.
– Как тебя звать? – спросил я у мужика.
– Его имя – раб Божий Стефан, – прозвучал в ответ голос священника.
– А сам что, язык проглотил? Он хоть что-нибудь слышит?
– Сейчас отпевают его маму. Не отвлекайте его.
– Но почему?.. Зачем?! Зачем?! Зачем?! – заорал я, поддавшись мыслям.
Но перекричать тишину было не по силам. И я перешёл на шёпот:
– Как же я хочу…
– Того, что вы хотите, – перебил голос священника, – здесь нет.
– Всего-то, – ностальгически продолжил я, – сидеть в своём кресле! И думать! Рядом моя Зинаида…
– Так вперёд! Неужели тебя кто удерживает? – услыхал я в своей голове.
Обратившись к Зинаиде, спросил:
– Ты со мной?
Но подойти и помешать ей я не решился. Лишь прокричал, что буду ждать её на нашем месте.
– Канал Грибоедова… Гостиница «Гоголь»… Номер… – впрочем, я знал, что если она услышала, то сможет найти меня где
