ВЕСЬ МИР — ТАРТАР

красной ткани белой краской была написана часть лозунга «сдадим в срок», очень идущая этому жилищу. Пустое пространство, усиливаемое отсутствием занавесок на окнах, пытались героически заполнить собой большой шкаф, на котором когда-то было не менее большое зеркало, бесхитростная железная кровать с продавленной сеткой и круглый стол, многократно чем-то залитый, охраняемый двумя табуретами по бокам. С потолка неуверенно и одиноко свешивалась лампочка без всяких декоративных излишеств.
Арбузов закрыл дверь, молча выдернул из рук Вектора поллитровку, которую тот все еще держал, поставил ее на  стол и полез под кровать. Кряхтя, он вытащил оттуда пару стаканов и банку соленых огурцов. Водрузив все это на стол, он пошарил в шкафу и достал полбуханки бородинского хлеба.
Сев, наконец, за стол, он молниеносно выудил неизвестно откуда огромный нож, который Вектор видел только в кино в жилистых руках у матерых вояк, косящих им направо и налево врагов.
— Чего встал-то? Снимай свое пальто, упреешь, — сказал Арбузов и принялся рубить хлеб. Вектор хотел стащить с себя пальто, но вспомнил о Книге, завернутой в «Огонек». Ему показалось немыслимым даже просто выпустить ее из рук в этой комнате. Как можно небрежнее заведя руку за спину, Вектор робко спросил:
— Где у вас туалет?
— По коридору налево, возле двери, — отозвался Арбузов, виртуозно и привычно, словно голову курице, сворачивая пробку на бутылке.
В пальто, шапке и «Огоньком» в руке Вектор прошел по пустому коридору — было похоже, что в квартире больше никого нет, — отыскал уборную и запершись внутри, стал соображать, куда спрятать «Огонек» с Книгой, чтобы не мозолить глаза хозяину. Пошарив глазами вокруг, Вектор свернул «Огонек» потуже и, привстав на цыпочки, загнал его между стеной и сливным бачком, бугристым от многих слоев краски. Сверток вошел туда, как будто это было его постоянное место. Несколько секунд он стоял, раздумывая, не слишком ли рискует, оставляя Книгу здесь, но быстро убедил себя, что это всего на несколько минут, а за это время вряд ли кому-нибудь взбредет в голову шарить за сливным бачком. К тому же Вектор, привыкший к жизни в коммуналке, был здорово озадачен невероятной тишиной, царившей в этой квартире. Никто не шлялся по коридору, не гремел чем-нибудь в ванной, не чадил стряпней на кухне — все было необычно мертво. Казалось невероятным, но, похоже, что в квартире действительно никого, кроме Арбузова не было; а идти в его комнату с Книгой совсем не хотелось: оставалось неприятное чувство, что хозяин видит его насквозь. Спустив для конспирации воду, Вектор вернулся в комнату.
Арбузов уже разлил водку по стаканам и сидел, глядя на гостя. Вектор, не приметив ни вешалки, ни гвоздя, свернул снятое пальто изнанкой наружу, пряча вторую бутылку, лезущую из кармана и аккуратно положил на пол, найдя его довольно чистым. Поверх пальто он  положил шапку, неловко пригладил волосы и сел на табурет у стола напротив хозяина.
— Ну, что? — прогудел Арбузов. — Изменим реальность?
И, не дожидаясь ответа, опрокинул в рот стакан.
— Я не буду… извините, — пробормотал Вектор еле слышно.
— А что будешь? — спросил Арбузов, громко хрустя огурцом. Вектор заерзал на табурете. Арбузов насмешливо на него смотрел.
— Ну… — словно подбадривая себя, начал Вектор. — Мне бы…
— Про Книгу хочешь спросить? — помог ему Арбузов, и Вектор нервно кивнул головой. — Ну так спрашивай.
— Я не знаю, с чего начать, — сказал Вектор. Арбузов ждал, царапая его взглядом. Повисла пауза, и стало слышно, как где-то бубнит радио про успехи энергетиков в четвертом квартале и экономику, которая должна быть экономной.
— Боишься? — нарушил молчание Арбузов.
— Боюсь, — честно признался Вектор.
— А чего боишься? Того, что за Книгу могут наказать, или того, что в Книге написано?
Вектор шумно проглотил воздух и пожал плечами:
— Не знаю. Чего меня за нее наказывать, если ее у меня нет? — Вектор посмотрел на Арбузова, пытаясь понять, не догадывается ли он, что ему врут, и тут же поинтересовался: — А что, могут наказать?
Арбузов молчал, продолжая сверлить его взглядом. Не дождавшись ответа, Вектор вздохнул и снова спросил:
— А что такое вообще эта Книга?
Арбузов отодвинул стакан, положил руки на стол, навалившись на них грудью, и сказал:
— Книга — это дерьмо. Не важно, что в ней. Важно, что в тебе. И если боишься — не лезь. Раздавит тебя. Сам себя раздавишь.
— Но зачем тогда Книга? — тоже облокотился о стол Вектор.
— Для провокации! — ответил Арбузов и налил себе из бутылки.
— Какая провокация? Ведь все сбывается! — осмелев, не сдавался Вектор. Арбузов махнул рукой, словно отгоняя муху:
— Вам это сбывают! И вы это делаете. Вот оно и сбывается.
— Кто? Кто сбывает?
— Никто! — ответил Арбузов, произнеся это слово так, словно за ним стояли совершенно конкретные люди. — Они в тебе. Ты сам послушай. Не замечаешь?
— Чего я должен слышать?
— Ничего ты не должен. Но ты же сам хочешь узнать.
— Ну так не понятно же ничего!
Арбузов насупился, отчего его лицо приобрело выражение полнейшего отвращения, опустошил стакан и тут же налил еще. Но пить не стал, вместо этого принявшись жевать хлеб. Прожевав, он поднял глаза на Вектора, блеснул стеклами очков и глухо, и как-то устало сказал:
— Пока боишься, ни хрена у тебя не получится. Твои страхи тебя сожрут.
И словно демонстрируя, как это произойдет, Арбузов достал из банки толстыми волосатыми пальцами огурец и с остервенением уничтожил, лязгая челюстями. Обтерев о штаны пальцы, он еще раз повторил:
— Сожрут. Понял?
Вектору надоело слушать эти иллюстрированные страшилки, и он неожиданно для самого себя спросил:
— Как вас?
И тут же испугался того, что сказал. Арбузов отстранился от стола, залпом влил в себя водку из стакана и тут же налил в него остатки из бутылки. Оставив это все на столе, он встал с табурета, глядя на Вектора. Тот с ужасом ждал, что будет дальше. Арбузов не стал кричать. Наоборот, его голос зазвучал тихо и глуховато, но по-прежнему мощно, будто двигатель танка, работающего вхолостую.
— Щенок, — спокойно и беззлобно начал он. — Ты ничего не понимаешь. Ты мнишь себя кем-то, но совершенно не способен ощутить себя тем, кто ты есть на самом деле. Именно поэтому ты сидишь в этом громадном сарае, который вы все называете миром. Вы копаетесь здесь, как бактерии под микроскопом и заняты только размножением и едой. Ничего больше вас не интересует. Вам только кажется, что вы что-то знаете. А ты, — он ткнул толстым пальцем в Вектора, словно пригвождая его к табурету, — лишь играешь в то, будто хочешь что-то узнать. Как только ты по-настоящему поймешь, что ответ рядом и тебе дадут посмотреть на него в замочную скважину, вот тогда ты действительно перестанешь играть. И тогда тебе придется решать: хочешь ли ты войти в эту дверь, вернее, выйти из нее, или тебе это только кажется. Потому что тогда ты потеряешь все, что любишь и знаешь. Потому что знаешь ты лишь мифы и легенды — красивые, но бесполезные, а любишь — жутких химер и чудовищ.
— И мои родители — химеры и чудовища? — не выдержав, прошептал Вектор, весь дрожа от страха.
— И твои родители, и твоя будущая жена, и твои дети, которые у тебя родятся. И ты сам — лишь вешалка, на которой болтаются яркие одежды. И ничего больше. Но эта вешалка, если приглядеться, и есть тот ключ, которым отпирается та дверь, замочную скважину которой ты ищешь. И тогда ты увидишь, что для того, чтобы  этим ключом воспользоваться, нужно стряхнуть все эти хламиды, рубашки, пальто и кружевные жабо. И поймешь, какой нечеловеческий выбор предстоит тебе сделать.
Арбузов был страшен. Именно потому, что говорил спокойно и тихо. Но Вектор видел, как из-за очков яростно сверкают его глаза. И все-таки, он осмелился еще раз спросить:
— Но тогда зачем мне нужно лишать себя всех этих химер, если я их так люблю?
— Потому что химеры не дают тебе познать Истину, почувствовать великую Любовь и ощутить настоящую Радость. Всё — абсолютно всё, к чему ты здесь привык, всё что любишь и всех, кто любит тебя здесь — тебе предложат отдать взамен за ключ к двери, за которой скрыто то, чего ты не знаешь. Ты должен заплатить всем, что тебе ценно, за неизвестность. Я этого не смог.
Он снял очки и резко вытер рукавом потрепанной рубахи глаза. Потом надел их снова и, обойдя стол, подошел к стене, к которой был прислонен транспарант. Он оглянулся на Вектора, и его лицо исказила какая-то жуткая гримаса. Вектор встал с табурета и только тогда понял, что Арбузов улыбается.
— Кто ты? — вдруг громко спросил Арбузов.
— Я? — Вектор растерялся окончательно. — Я Вектор.
— Эректор ты, а не Вектор, — зло засмеялся Арбузов. — Вот кто ты есть сейчас.
И с этими словами он переставил транспарант в сторону, открыв то, что он на самом деле скрывал. Вектор пошатнулся от неожиданности.
На стене висело большое зеркало, по-видимому, бывшее когда-то частью стоявшего в комнате шкафа. Но зеркалом его можно было назвать с большей натяжкой. Оно все было покрыто мелкой россыпью трещинок и на нем нельзя было найти ни одного квадратного сантиметра целого стеклышка. Как это было сделано, Вектор не понял, но это занимало его меньше всего. В этом зеркале он видел себя, вернее, нечто, неуловимым образом похожее на него, поскольку каждый микроскопический осколок отражал какую-то его часть — такую же микроскопическую, в целом создавая жуткое месиво, завораживающее и пугающее. Обалдевший взгляд Вектора метался по этой фантастической картине, на мгновение выхватывая из общей какофонии какую-то знакомую частичку себя: вот мелькнула кисть руки, раздробленная в светлое осколочное пятно, вот блеснули очки футуристическим абрисом, вот проявилось и тут же исчезло что-то знакомое, но совершенно не поддающееся идентификации.
— Это и есть ты — здесь и сейчас, — торжественно грохотал Арбузов, возвращаясь к своему табурету. — Вот твои одежды, в которые тебя нарядили, и которые ты сам себе выбрал. А вот, кто ты есть на самом деле.
И с этими словами Арбузов схватил со стола пустую бутылку и изо всех сил швырнул через всю комнату в чудовище, мерцавшее в зеркале. Вектор вздрогнул. Миллионом искр стекло обрушилось вниз и там, где только что переливался невероятный портрет Вектора, застыл серый бесстрастный прямоугольник. Это было страшно. Вектор сорвался с места, схватил в охапку свое пальто с распухшим от бутылки карманом и шапку, и бросился к двери. Ему вдогонку несся опустошающий хохот Арбузова.
Опомнился Вектор только на морозе, возле черной пасти подъезда. Отдышавшись в клубах пара, он надел на себя пальто и шапку, и тут только вспомнил, что в уборной квартиры Арбузова осталась Книга.

ИЗ СОДЕРЖИМОГО ЖЕЛТОГО ПАКЕТА
Газета «Либерасьон», перевод, написанный от руки на обрывке листа из школьной тетради:
«Таинственный случай произошел в знаменитом Лувре, где в рамках дней Британского национального музея проходила выставка, включающая некоторую часть коллекции Фаберже.
Прибывшие по тревоге полисмены были встречены перепуганным насмерть грабителем, бросившимся к ним, как к своим спасителям. Незадачливый воришка сообщил, что намеревался похитить одно из пасхальных яиц Фаберже и как только оказался в зале, прямо из стены