"МАМА".Мистико-эзотерическая роман.(Исключительно для взрослых).

когда  ты  бился  с  тем  Ритарием  из  Капуи  и  этими  преступниками. 
  И  Ардад  произнес, куда-то  посмотрев  в  сторону  через  мощное  мужское гладиатора  плечо  Ганика - Та  еще  сволочь  этот  Вар. Я  знаю. Это наверняка  тот  номер  его. И  Тиберий  поддержал  ту  кровавую  мясорубку без  правил.
  Ганик  ощутил  опять  боль  в  правой  ноге  в  бедре  от  пореза  гладием. Он поморщился  и  потер  вокруг  места  пореза  под  повязкой  свою  ногу.
- Болит? - спросил, уже  глядя  на  своего  ученика  Ардад.
- Не  очень – ответил  Ганик - Неприятно. Порез  глубокий. Сивилла  языком любовно  залижет.
  Он  засмеялся  и  добавил – Она  обещала.
  Ардад  спросил  Ганика - Далеко  трезубец  твоего  поверженного  Ритария из  Капуи?
- В моей  личной  оружейке – ответил Ганик – Хочешь  посмотреть?
- Можно  было  бы - ответил  Ардад – Если  разрешишь, мой  ученик.
  Ардад  повернувшись, пошел  к  двери. И  на  пороге  повернулся  к  Ганику, произнеся  снова - Ну  как, понял  меня  насчет  Мисмы?
- Понял, учитель – ответил  сидя  на  своей  лавке  у  каменной  стены  своего подземного  под  виллой  хозяина  Хрония  Магмы  жилища  Ганик.
- Ну, раз  понял - довольный  разговором  произнес  Ардад - Тогда отлеживайся. Или  навести  Сивиллу, может, залижет  тебе  раны.
  Ардад  захохотал  и  вернулся. Он  сел  рядом  с  Гаником, обняв  его  как родного  сына. Ганик  тоже  засмеялся  ему  в  ответ  и  даже  прижался плечом  к  учителю.
- Ну  ладно, отдыхай – произнес  еще  раз  Ардад  и, встав  с  лавки, пошел  к выходу  из  жилища  своего  гладиатора  ученика. Пошел  быстро, и  не оглядываясь  из  подземного  жилища  лучшего  Ритария  Рима  под  виллой их  общего  с  Ардадом  хозяина  ланисты  Харония  Диспиция Магмы.


                                                                                                                                        ***
  Они, молча  оба, занимались  вновь  любовью. Ганик  целовал  ее. Ее  сладкие полные  смуглой  любовницы  алжирки  губы. Он  вдыхал  запах  ее вспотевшего  от  напряжения  и  любовных  неуемных  страстей содрогающегося  на  его  детородном  торчащем  члене  женского  нагого полностью  тела. Он  чувствовал  его. Свой  в  ее  смазке  половых  выделений член  внутри  ее  раскрытого  черными  половыми  губами  влагалища. Под вьющимися  густыми  черными  волосами  лобком  меж  ее  полных  округлых смуглых  бедер  раскинутых  в  стороны  ног.
  Ганик  в  темноте  на  самом  краю  заполненного  до  краев  горячей  водой бассейна  в  подземелье  виллы, где  купались  гладиаторы, тискал  и  мял Сивиллы  женское  нежное  страждущее  только  необузданной  любви широкозадое  узкое  в  талии  гибкое  смуглое  с  кофейным  отливом  тело. Тело  отданное  теперь  только  ему  одному. Одному  Ганику. Тело  рабыни Харония  Магмы. Тело  принадлежащее  и  ему  тоже. После  страстного  танца  живота  у  кромки  самой  каменной  с  горячей  водой  купальни, он наслаждался  ей.
  Сивилла. Рабыня, и  старшая  из  всех  здесь  рабов  на  этой  вилле Олимпия. Рабыня, полюбившая  его  Ганика. С  первого  взгляда. И  не упускающая, ни  одного  момента, чтобы  вот  таким  образом  провести  с ним  свободное  время.
  Она  не  стыдилась  уже  ничего  и  никого. Она  уже  привыкла  к  такой жизни. Рабской  жизни  и  мечтала  только  о  свободе. Призрачной  свободе  и говорила  в  моменты  их  постоянной  встречи  об  этой  эфемерной, но возможной  свободе. О  вольной. Она  говорила, что  не  упустит  возможности  получить  свободу, если  подвернется  случай. Сивилла  была до  предела  цинична. И  такая, же  до  предела  распутна  и  похотлива. Вот  и сейчас. Надетая  до  самого  лобка  на  торчащий  детородный  конец молодого  тридцатипятилетнего  Ритария  гладиатора, своим  раскрытым настежь  в  густой  вьющейся  поросли  волос  влагалищем. Она  стонала, словно  бешенная  жеребица. Дышала, прижавшись  голым  низом  своего округлого  с  красивым  круглым  пупком  красивого  женского  тоже молодого  тридцатилетней  алжирки  рабыни  живота, к  молодому  мужскому натренированному  мощному  в  кубиках  пресса  животу, лежащего  теперь  уже  на  ней  Ганика. Она  стонала  как  ненормальная  на  всю  подземную  с бассейном  купальню, лежа  прямо  голой  узкой  женской  смуглой  спиной на  каменном  полу  возле  деревянных  лавок. И  как  безумная  в  засос целовала  лицо  Ганика. Бесстыжими  и  жаркими  приоткрытыми  губами, закатив  под  веки  черные  мулатки  глаза, в  неуемных  и  диких  страстях любви, она, раскинувшись  прямо  на  этом  полу, извивалась  дикой бешенной  змеей. Скользя  из  стороны  в  сторону  под  ним, и  прижимала его  голову  к  своим  большим  полным  с  торчащими  возбужденными черными  сосками  грудям. Которые  раскачивались  перед  лицом обезумевшего  от  любви  Ганика  по  сторонам. И  он  то  и  дело  нырял  в них своим  молодым, одуревшим  от  любовных  оргий  лицом. Целуя  и  кусая  их. И  ее  Сивиллы  смуглое  нагое  женское  тело. И  тоже  стонал  на весь  подвал, как  ненормальный  в  один  голос  с  любовницей  Сивиллой. И  дышал  громко  и  натруженно, делая  свое  мужское  дело, на  том  краю возле  этого  бассейна, мокрый  от  горячей  воды, и  потный  от  жарких страстей, как  и  сама  Сивилла. Выползши  вместе  с ней  на  его  край  и занимаясь  с  любовницей  африканских  кровей  любовью.
  Им  не  мешал  никто. Ни  кто. Только  Амрезий  стоял  у  входа  в  эту подземную  с  бассейном  купальню, этой  ночью, с  разносом  с  вином  и фруктами. И  ждал  окончания  любовной  развязки  и  отдыха  двух вцепившихся  друг  в  друга  страстных  любовников. Амрезий  слышал  их двоих  стенанья  и  возню  там, у  бассейна  на  каменном  полу  и  ревновал.
Ревновал  Ганика  к  этой  женщине. Он  бесился  в  душе  и  не  мог успокоиться. Он  любил  тоже  Ганика. Он  хотел  быть  его  подругой  и другом  в  одном  лице, но  Ганик  отвергал  его  притязания  на  любовь. Ганик  не  был  таким  как  Амрезий. Ганик  любил  только  женщин. А Амрезий  любил  его. Любил, как  только  тот  появился  на  вилле  Харония Магмы. Амрезий  бился  о  каменную  подвальную  стену  кучерявой мальчишки  русоволосой  головой. И  лил  слезы, слыша, как  Ганик занимался  любовью  с  его  рабыней  хозяйкой. Он  ненавидел  теперь Сивиллу. Ненавидел, но  не  мог  ничего  поделать, он  был  просто  раб. Раб самой  низшей  категории. Даже  здесь  на  этой  загородной, далекой  от  Рима  вилле. Амрезий  царапал  пальцами  серые  холодные  камни  подвала  и плакал  как  ребенок  от  этой  ревности  и  не  внимания  своего  близкого хозяина. Именно  Сивилла  приставила  его  к  Ганику. Как  самая  старшая Харония  Магмы  рабыня  и  управительница  всеми  рабами  на  этой загородной  вилле. Она, почему-то  выбрала  именно  его  для  прислуги  этому  молодому  тридцатипятилетнему  красивому  Ритарию. И  его  учитель тоже  Ритарий  в  прошлом  Ардад  был  не  против  этого. Хотя  знал, что Амрезий  был  голубой  по  своему  рождению. И  был  падким  ревностно  на любого  приглянувшегося  ему  из  мужчин  в  Олимпии.
  Поначалу  он  бегал  за  Фероклом, другом  Ганика  по  Олимпии  и  арене, а теперь  за  Гаником. И  сходил  по  нему  с  ума. Как  и  остальные  женщины гладиаторской  школы  Олимпии.
  И  вот  Амрезий  стоял  и  бился  головой, затылком  о  стену  и  царапал пальцами  камни  левой  рукой. Держа  в  правой  из  серебра  разнос. С  вином и  фруктами, прижав его  сбоку  к  телу.
  Он  слушал  все  и  сходил  снова  с  ума, слыша  эту  у  того  бассейна  и купальни  в  пару  любовную  возню. Он  слышал, как  с  дикой  страстью Сивилла  целовала  Ганика. Ее  неровное  и  страстное  любовницы  дыхание. И  ее  дикие  громкие  стоны. Как  у  неистовой  жеребицы. Стоны  на  весь этот  каменный  подвал. И  стоны  его  любимого  Ганика. Эти  чертовы стоны, которые  слышались  на  весь  этот  у  бассейна  гладиаторский  подвал. И  не  было  ни  одно  сегодня  места  на  том  молодом  Ритария  лице, которое  она  бы, не  исцеловала.
  Сивилла, вцепившись  цепкими  пальцами  обеих  своих  в  золотых  тонких браслетах  на  запястьях  рук. В  мокрые  русые  кучерявые  волосы  Ганика. Дергала  в приступе  бешенной  необузданной  любовницы  самки  из  стороны  в сторону  его  мужскую  на  крепкой  сильной  шее  голову. И  целовала  ее взасос. И, истекая  жарким  любовным  потом, стонала  и  дышала, дергаясь  от  любовной  оргии  всем  телом, под  натиском  лежащего  на  ней  мокрого от  воды  и  от  пота  любовника  гладиатора.
  Она  любила  Ганика  как  безумная. По  крайней  мере, он  так  думал. Потому, что  сам  ее  любил. Если  Харония  она  ублажала  для  расположения  его  к  себе, то  Ганика  она  любила  и  даже  его  ревновала  ко  всем  в  Олимпии. Даже  к  этому  мальчишке  голубому  Амрезию. Прислуге  Ганика, приставленного  к  нему  в  услужение  и  для перевязывания  его  полученных  в  боях  на  арене  амфитеатра  ран. Она знала, что  Амрезию  Ганик  нравился, и  специально  травила  его этим, досаждая  ему, приставив  в  ночь  в  услужение  при  их  взаимных  любовных  оргиях. Ей  даже  нравилось  это  делать.
  Вообще  Сивилла  была  хитрой  особой, но  Ганик  ее  любил. Любил  как безумный. Не  смотря  на  ее  любовное  прошлое. И  на то, что  Сивилла  была  в  таком  же  услужении  у  Харония  Магмы.
  Он  прощал  ее. Она  была  рабыня, хотя  и  главная  в  этом  доме. Она  не имела  права  отказать  своему  хозяину. Хотя  Хароний  не  был  конкретным узурпатором  и  более, менее, нормально  относился  к  своим  слугам  и рабам, все  же  Сивилле  было  необходимо  его  ублажать  время  от  времени.
Так  как  Хароний  Магма  был, как  и  Сивилла  весьма  похотлив, и  они стоили  друг  друга. И  довольно  часто, после  их  взаимных  интимных отношений  Хароний  Магма  был  в  отличном  предрасположении  духа  и настроении  на  своей  загородной  вилле. Даже  когда  дела  шли  не  очень, и когда, особенно  его  при  отъезде  в  город, не  очень  удовлетворила  какая-нибудь  римская  проститутка  из  публиария  Рима.
  Ганик  мирился  с  этим. Он  был  вынужден  мирится  с  этим. Ведь  он  сам был  раб. Как  и  его  учитель  Ардад, как  Мисма  Магоний. И  как  все  здесь в  школе  Олимпия. Он  вынужден  был  подчиняться  Харонию  Диспицию Магме  и  мириться  с  тем, что  Сивилла  была  не  только  его  единоличной рабыней  любовницей. Но  он  отрывался  с  ней  по  полной, когда  она приходила  к  нему. Он  любил  ее  и  не  мог  с  этим  ничего  поделать. Он даже  посвящал  все  свои  бои  на  арене  ей  Сивилле. И  победоносно возвращался  домой  со  славой. Славой  посвященной  Сивилле. Славой завоеванной  на  желтом  кровавом  песке  арены.
  Он  сейчас  тискал  ее  в  своих  сильных  изрезанных  шрамами  от  глубоких порезов  мужских  молодых  руках  любовника  гладиатора. Тискал  и  мял этой  очередной  совместно  проведенной  ночью. Мял  руками  ее  полные большие  нежные