СТРОЙ ПАМЯТНИК - ПРЯМО СЕЙЧАС
Мэтью Ольцман
Меня больше не удовлетворяет то, как течет время.
Всю свою жизнь Создатель
песочных часов жаждет перемен.
Теперь он решил строить лестницы,
Не пересыпать песок туда и обратно,
а создавать одну лестницу за другой,
оплакивая каждую мимолетную секунду.
Посмотрите на нее! Она взмывает вверх, почти вертикально,
с самого заднего двора, прокалывая
облачный покров, и все строят догадки,
где она закончится. Она закончится там,
где приходит конец всем амбициям: в эфире,
где материя замирает, а история продолжается.
Но пока это только памятник.
На данный момент: лишь отрицание и мизонеизм.
Мост между Землей и тем, чего Земля не может коснуться.
О чем он думает, когда строит ее?
В основном, он размышляет над своим проектом:
о пыли, о гневе, о молотке.
Но иногда ему мерещатся автомобили, автомагистрали,
дорожные аварии и оставшиеся от них обломки машин.
Застарелая боль. У него была подруга.
Было шоссе, на котором перевернулось ее авто.
Если бы его подруга была сейчас здесь,
Она бы поняла смысл этого памятника.
Ей всегда нравилось небо, музыка кантри и гусеницы.
У гусенице четыре тысячи мышц,
которые она использует, чтобы
стать чем-то другим, чем она сама.
Является ли мое тело коконом? — недоумевает он.
С вершины лестницы жизнь,
которую он оставил внизу, выглядит почти неузнаваемой.
Посмотрите на ту гончую, тявкающую в соседнем дворе,
на крохотные крыши домов. Всё
становится меньше и меньше по мере того, как его кругозор
становится все шире. Дороги уже кажутся мелкими желтыми линиями.
Как и благословенная родина, гробница Гранта и все, что осталось от
Парфенона - все это там, внизу,
постепенно исчезает из вида. Но чего он не может постичь при этом,
что все остальное продолжается.
BUILD, NOW, A MONUMENT
Matthew Olzmann
No longer satisfied by the way time slips
through his life’s work, the maker
of hourglasses yearns for a change.
He elects to construct a staircase instead.
Rather than grains of sand,
he’ll manufacture one stair after another
to lament every transient second.
Look at it now! It rockets upward, almost vertical,
beginning in his backyard, puncturing
the cloud cover, and everyone speculates
where it will end. It will end
where all ambitions end: in the ether,
where the body ceases, and a story continues.
But for now, it’s a monument.
For now: a defiance, misoneism.
A bridge between
Earth and what Earth cannot touch.
What does he think as he builds?
Mostly he contemplates the work:
the sawdust, the anger, the hammer.
But sometimes he dreams of cars, highways,
of crashes and sequestered wreckage.
Old pain. He had a friend, out there.
There was a highway, a vehicle overturned.
If his friend was here today,
she’d understand this monument.
She liked the sky, country music and caterpillars.
There are four thousand muscles in a caterpillar.
It uses every one of them
to become something other than itself.
Is the body a cocoon? the man wonders.
From the top of the staircase, the life
he left below is almost unrecognizable.
Look at the beagle, yelping in the neighbor’s yard.
The rooftops of the shrinking houses. Everything
getting smaller as his view of the world
expands. The roads marked by petite yellow lines.
Graceland and Grant’s Tomb and whatever’s left
of the Parthenon. All of it is down there.
Things end. But what he can’t comprehend
is how, around those endings, everything else
continues.
|