сильно не напрягал.
С работой становилось всё хуже и хуже. Богатые запирали свое добро на современные умные замки, а у бедных брать нечего. Вот и мотал он километры по городу, разглядывая окна и машины. Плохо ещё и то, что в отделении милиции он был своим человеком. Чуть что у кого пропадет, сразу: “А где наш невезучий Илья Серафимович?”. И да, это действительно оказывался он. Там понимали его тяжелое материальное положение, и украденное приходилось возвращать пострадавшим, чтобы дело не завели.
– Не ту профессию я выбрал, не ту! Лучше бы в молодости помучился, а в старости отдохнул! – сетовал он.
Он шел осторожно, глядя под ноги, по густонаселенному рабочему микрорайону с большой надеждой на Христа – ведь сегодня все празднуют Рождество. В каждом холодильнике еды по горло – неужто ему ничего не перепадет? Мысленно он просил Христа обратить на него внимание, простить ему грехи и накормить по-праздничному. Просить большего он стеснялся. В милиции ему неоднократно объясняли, как не по-божески он себя ведёт. И он это понимал.
Из одного дома ему призывно мигнула черными окнами квартира на седьмом этаже.
– Ага, жареным запахло, – интуиция привычно ударила в мозг. – Хозяева ушли в гости, но холодильничек наверняка заполнен битком. Утром придут, спать лягут, вечером проснутся, в него глянь! А там пусто! – захихикал старик, представив их ошарашенные лица, и предвкушая обильный праздничный ужин у себя дома.
Он несколько раз прошелся мимо туда-сюда, и вокруг обошел на всякий случай, и по лестнице медленно поднялся-спустился несколько раз. В намеченной квартире стояла мертвая тишина. На всякий случай старик слегка выкрутил лампочку на этаже – чтобы видно не было, когда он будет дверь открывать. И еще раз приложил ухо к двери, прислушиваясь. Тишина…
Набравшись храбрости, он, наконец, искусно открыл дверь отмычкой. В коридоре было темно. Сняв сапоги и пристроив их около двери, он на ощупь прокрался на кухню, зная её расположение в этих стандартных домах. Предусмотрительная луна освещала по-рождественски белоснежный холодильник. Перекрестившись, он потянул дверцу на себя. Она мягко открылась.
В холодильнике стояла бутылка с молоком, пачка творога, плавленый сырок и с десяток яиц. Илья Серафимович отпил молока прямо из бутылки, закусил сырком, и неожиданно для самого себя, молча заплакал, вытирая слезы носовым платком. Он вспомнил своё детство, когда мальчишкой, проголодавшись, среди ночи так же крался к холодильнику, отпивал молоко и съедал сырок. Мама не любила, когда он ел по ночам, потому что по утрам он уже кушать не хотел и отворачивался от горячего завтрака.
– Желудок испортишь! – пророчила мама.
А теперь он сирота… Чтобы успокоиться, он отошел к окну и стал наблюдать за темными фигурами прохожих, размытыми снегопадом. Их было мало – дело шло к двенадцати. Илья Серафимович планировал немного погреться в тепле, забрать еду из холодильника и отправиться домой пировать. Тяжкие думы увели его настолько далеко от действительности, что он не услышал шорох за спиной…
Зажегся свет. Сердце от испуга дернулось и сильно заныло. Он схватился рукой за грудь и с легким стоном обернулся. Со стены, из зеркала напротив, смотрел на него он сам – большеглазый, небритый и испуганный. Справа от зеркала в дверном проеме стояла опрятная худенькая старушка с кудряшками на голове в платье фасона шестидесятых годов прошлого века. У него подкосились ноги.
– Кто вы? – наивно спросила она.
– Илья Серафимович, – ещё наивнее промямлил ошарашенный незваный гость, впервые попав в такую глупую ситуацию и запоздало вспомнив, что опять забыл сначала позвонить в дверь.
– Как вы вошли? – спросила строго старушка, нахмурив редкие бровки.
– Я постучал, а дверь открылась … – соврал он, не покраснев, но пригладив дрожащими от волнения руками густую шевелюру.
– Ну что за дети пошли! – запричитала старушка страдальческим тоном, пристально глядя ему в глаза. Причитания показались лжецу искренними.– Дверь закрыть забыли! А что вы хотели?
– Я хотел попросить что-нибудь поесть на праздник. Я не ел уже шесть дней, – вспомнил он внезапно любимую книгу и жалобно улыбнулся, что выглядело неубедительно.
– Не врите. А что случилось? – мягко сказала она. – Зовите меня Зоей Владимировной.
Илья Серафимович расслабился и опять не смог сдержать слезы. Какой профессиональный позор – влезть в квартиру к бедной старушке, у которой самой почти нечего есть. До чего он дошел! Впереди ждёт немощная старость и смерть от голода в такую же рождественскую ночь…
Зоя Владимировна подошла и погладила его по голове, хотя была на голову ниже ростом.
– Не плачьте, – сказала участливо новая знакомая.– А то я сама заплачу. Я сижу в темноте, никому не нужная – ни детям, ни внукам. А вдруг я умру в это Рождество? Я хочу, чтобы они почувствовали, как им меня не хватает. Ведь я до сих пор решаю многие их проблемы… Сестра умерла, муж тоже. И подруг не осталось. В таком возрасте люди не стремятся к пустому общению. Каждая минута на вес золота. Дети все же позвонили, поздравили, прислали с внуками молочные продукты – у меня больной желудок. А эти торопыги, даже не поговорив и не закрыв дверь, скорее убежали домой!
Она тяжело вздохнула и немного помолчала.
– Сижу и вспоминаю, какие представления мы с мужем готовили на рождество! Наряжались в Деда Мороза и Снегурочку, приносили елочку и с детьми её наряжали. Они спрашивали нас – когда придут папа с мамой? Потом Дед Мороз со Снегурочкой уходили, а приходили родители. Дети с восторгом рассказывали, кто к ним приходил и вели за руку посмотреть на елочку и подарки. Перед праздником я целыми днями возилась на кухне, готовила что-то необычное и вкусное. Подарки выискивала целый год, денег не жалела – лишь бы они прыгали от восторга и кричали от счастья. А теперь я мешаю своим кровиночкам… Я так рада, что вы пришли! – продолжила она и все-таки заплакала.
– Это от радости… – подумал Илья Серафимович.
– Зоя Владимировна, вы не одна, хоть они и не живут с вами. А у меня никогда не было ни жены, ни детей,– он подошел к ней и слегка обнял за плечи, маленькую, как девочка, хрупкую, мягкую и теплую. Ему не хотелось её отпускать. Сердце успокоилось и ныть перестало.
Зоя Владимировна замолчала и не старалась освободиться от объятий. Они постояли так несколько минут.
– Вы действительно хотите кушать? Я слышала, как вы открывали холодильник,– робко спросила она.
– Нет-нет, – спохватился Илья Серафимович, почувствовав себя мужчиной и, наконец, покраснев. – Хотя, если чего-нибудь вкусненького в честь праздника…
– Если вы проводите меня до супермаркета, то я угощу вас. Будем считать, что я пригласила вас в гости. Отпраздновать Рождество! – торжественно ответила хозяйка, прекрасно понимая, что он немного лукавит.
– Конечно, конечно, предложение принимаю! – обрадовался гость, припоминая, сколько денег у него с собой – ну разве что на шоколадку.
– Вы настоящий ангел. Не зря Ваш отец Серафим, – кокетливо сказала по дороге дама, которую гость твердо поддерживал под локоток.
– Вы – моя новая Жизнь! – рискнул намекнуть на имя Зоя сын ангела. Судя по всему, это ей понравилось. – Но все-таки нельзя быть такой опрометчивой. Вы меня совсем не знаете, а хотите отпраздновать со мной Рождество.
– Я верю, что в Рождество нам встречаются только те, кто приносит заботу, любовь и счастье. Моя вера подкрепилась вашим приходом, – ответила Зоя Владимировна, на самом деле загадав за час до его появления желание “Пусть появится мой суженый-ряженый!”
Они шли под руку из магазина, как два снеговичка с красными носами, усыпанные снегом. От их пламенеющих сердец улица светлела. В сумке Илья Серафимович нёс бутылку шампанского, фрукты, сыр, копченого лосося, банку маринованных грибочков и самую дорогую шоколадку, которая там нашлась. На обёртке было нарисовано красное сердечко и написано “Любимой”.
Хотя, кажется, там было все-таки написано “Любимов”.
Зоя Владимировна в незапертую дверь, конечно, не поверила, потому что запирала её сама. Но, как всякая прагматичная женщина, подумывала пристроить Илью Серафимовича к зятю на фирму – помогать людям открывать двери и сейфы, если ключ утерян или код забыт. А если его самого отмыть, подстричь, откормить и приодеть, то он будет выглядеть очень импозантно!
Чем закончилось их знакомство, можно только гадать. Но даже если их радость была мимолетна – это дорогого стоит. Много-много мимолетных радостей – это и есть насыщенная счастливая жизнь.
3.Никогда не возвращайся https://fabulae.ru/prose_b.php?id=44612
Владимир Дергачёв https://fabulae.ru/autors_b.php?id=7892
Мне 5 лет. Сокольники. Я стою на улице Короленко неподалеку от парка, жду отца. Рядом растёт дерево, с которого я срываю зазеленевший лист. Вдруг, как из-под земли, вырастает милиционер.
- Дереву ведь тоже больно, - заявляет он мне. -Зачем рвать листочки?
Я теряюсь, не знаю что ответить. Из Сберкассы выходит отец. Пойдём, говорит он, беря меня за руку. Мы уходим.
*
Мне снился сон. Со мной разговаривал голубь. Весь день - какое-то необычное настроение.
*
Яркое африканское солнце бьёт в стекло машины. Мы мчимся по безумно красивой набережной Александрии. Буйство красок, жара, толчея приморского города. Наша группа, чудом попавшая сюда в “застойный период”, едет на пляж в Мунтазе. Хочется, чтобы эта поездка не прекращалась никогда. Так и будет. Всё ещё впереди.
*
И снова сон. Пляж в Сочи, вторая половина дня. Тёплое море, увядающее солнце. Умиротоворённость. Вдруг рядом - загорающая в одиночестве старая знакомая.
- Я рад тебя видеть - говорю я ей.
- У меня всё в порядке, отвечает она.
*
Всё реже снится покойная мама. Наверное, чем-то обидел.
*
Запоздалая весна после изнурительной зимы. Микроавтобус тормозит на грязном загородном шоссе. Напротив, у обочины, стоит “Москвич” с открытым капотом, в его недрах копается несчастный водитель. Рядом тормозят “Жигули”. Взгляд случайно падает на диски с накрученными “хитрыми гайками”. На дворе - 2001 год.
*
Расставаться не больно. Больно потом вспоминать.
*
Большой популярностью стала пользоваться религия. Очевидно, во времена хаоса и бесперспективности эта система – единственное прибежище для мечущихся душ. Беда не в том, что кто-то верует, а в фактическом уходе от повседневности, от борьбы за себя, в том, что приняв всепрощенчество и предопределённость, верующие пытаются втянуть в этот омут и других, делая это весьма агрессивно и безапелляционно, не создавая при этом ничего нового и занимаясь самооправданием.
*
Зимнее утро в захудалом доме отдыха. Яркий солнечный свет. На фоне окна - силуэт девушки с прекрасной фигурой. Она медленно подходит ко мне..
*
Дача в Покровке. Мы несём вдвоём с мамой старый аккумулятор, продев каким-то образом здоровый прут через его корпус. Аккумулятор от “Победы”. Я буду помнить этот эпизод - вдруг звучит во мне голос. Наверное, это самое раннее воспоминание из детства.
*
В обеденный перерыв гуляю по Бородинскому мосту. Навстречу в окружении двух тётушек идёт симпатичная девушка. Наши взгляды встречаются. Потом я оборачиваюсь, она - тоже. В глазах - вопрос, может быть одиночество. Расходимся...
*
Дом отдыха в
