ездили в стройотряд. Любви особой не наблюдается. Супруга человек жестковатый, решительный, любовница никакая, зато друг, товарищ и брат. В общем, свой парень. Пресловутое крепкое плечо. Скоро уж тридцать лет вместе, срослись так, что не разрубить. Двое детей к тому же. Налево погуливаю, не без этого, но домой возвращаюсь, как штык… Кстати, разбежаться предложила сама Лета. Прямо сказала: понимаю, что от жены ты не уйдешь. Я какое-то время бегал за ней, как псих. Даже был момент, как вспышка, – стал подумывать о разводе. А потом оклемался, угомонился.
– В последнее время встречал ее?
– Полгода назад или около того. На улице. Столкнулись буквально лоб в лоб.
– Заметил в ней что-то необычное? – в который раз задаю трафаретный вопрос.
Он только пожимает плечами.
– Может, поинтересовался, есть ли у нее мужчина?
– А-а… да. Было такое.
– И что она?
– Ответила: имеется.
– И ты, конечно, попытался разведать, кто такой?
– Знал бы, что так обернутся события, обязательно бы спросил. И даже было подобное желание, чего скрывать, но погасло. В сущности, какой прок от того, что тебе станет известно, с кем спит твоя бывшая пассия? В словах Леты было такое женское ехидство, торжество, дескать, съел? Всякая охота спрашивать пропала.
– Вот список ее знакомых. Погляди внимательно. Вдруг я кого упустил?
Неторопливо надев очки, он разглядывает бумажку.
– Практически никто из них мне не известен. Погоди… – морщится он, – постой… Как-то раз я видел ее с девчонкой, этакой булочкой в очках. Имени не запомнил. Лета представила ее как школьную подругу. Не знаю, есть ли она в твоем списке…
В моем списке подружки-булочки нет.
На этом отрадном факте мое знакомство с телеведущим завершается. Отлепляюсь от стойки и мимо мужика, орущего в мобильник: «Сегодня приду поздно, я пьяный!», мимо притулившейся к стене поддатой бабы выхожу на улицу.
Десятый час вечера, а небо лишь чуточку потускнело. Вливаю «жигуль» в поток машин. По дороге звякаю Ларисе, интересуюсь подружкой-булочкой. «Была у Леты такая приятельница, – немного удивленным голосом отвечает Лариса, – классе в восьмом-девятом, точно не помню. Не близкая, слишком велика была разница в интеллекте. Иногда в кино сбегают или Лета даст ей свое домашнее задание списать. Вряд ли она чем-то сумеет вам помочь. Как только отыщу ее телефон, позвоню».
Прочирикав галантное спасибо, отключаюсь.
* * *
23 мая среда. Около полудня в заднем карманчике моих джинсов раздается пульсирующе-вибрирующий зуммер мобильника. Выуживаю сотовый, продолжая управлять летящим во всю прыть, рвущим постромки «жигулем». Лариса, честь ей и хвала, сообщает телефон Леточкиной подруги. Зовут подружку Кларой. Тут же набираю номер и слышу в ответ долгие гудки. Похоже, на работе.
Снова звоню по тому же номеру уже из дома. Я плотно поужинал и оттого размягчен и благодушен, как упитанный мопс, нежащийся на мягкой подушечке. В трубке появляется голос немолодой женщины. Прошу позвать к телефону Клару. Повисает опасливая пауза, после чего голос корректно, но непреклонно просит меня представиться и – если нетрудно – объяснить, по какому поводу звоню. Мне нетрудно. Представляюсь, объясняю – и в мое ухо вбегает дружелюбный, насмешливый картавый Кларин голосок. Без проволочек договариваемся о встрече. Завтра. В ее квартире. В восемнадцать ноль-ноль.
* * *
24 мая. Четверг. В дверном проеме возникают желтенькая футболочка и голубенькие штаны. Полное свежее веснушчатое личико Клары появляется как бы позднее, настолько оно невыразительно и смазано. Самое примечательное в нем – массивные очки. На горизонте маячит другая дородная фигура, должно быть, ее матери. В моей башке тотчас сплетается возможная история этих женщин.
Мамаша, которой, судя по виду, под шестьдесят, родила дочку лет в тридцать пять – отчаялась выйти замуж и решила ребеночка завести. И Клару, скорее всего, ожидает та же участь. Живут они тихонечко вдвоем и, наверное, счастливы.
Клара уводит меня на аккуратненькую кухню, где кастрюли, чайник и прочие надраенные до блеска принадлежности жратвы и питья уставляются на нас в ожидании увлекательных подробностей.
Похрустывая предложенным печеньем, повествую о своем расследовании.
– Итак, – вздыхает Клара, – в вашем списке я замыкающая. Что ж, весьма характерно. Обо мне всегда вспоминают последней. Не надо оправданий, я уже привыкла… С Леточкой я сидела за одной партой. Два последних года. Она пришла к нам из другой школы, и ее подсадили ко мне. Подруг у меня в классе не было, она тоже не вписалась в коллектив. Так что нам сама судьба велела сойтись. Дома я у нее была только раз и поняла: не ко двору. А вот Лета ко мне забегала. Хохотали, трепались, сплетничали, уроки делали.
– И кто у кого списывал, если не секрет?
– Как на духу – она у меня. В точных науках Лета была совершенно беспомощна, а мне они давались легко. Я окончила школу с серебряной медалью.
Она мило картавит. Есть люди, которых невозможно представить, например, без усов. Сбреет человек усы – и неполным становится, ущербным, как надкусанное яблоко. Клара из таких. Убери очки и картавость – ничего, похоже, и не останется.
– Вы встречались с Летой в последнее время?
– Полгода назад, кажется, в декабре… точно, под Новый год. Случайно, в супермаркете. В «Щорсовском». Была давка, толком не поговорили.
Внутренне сморщившись, выдавливаю набивший оскомину вопрос:
– Не заметили, она как-то изменилась?
– Появилась нечто… неуловимое. Трудно объяснить. Была как-то странно возбуждена.
– Если бы я сказал, что она колется, это бы вас удивило?
– Я как-то по-другому представляю наркоманов… на основании детективных сериалов. Впрочем, наверное, на начальной стадии практически незаметно… Да, пожалуй я бы не удивилась.
– Не похвасталась ли она – между прочим – новым возлюбленным? Как обычно бывает между женщинами.
– Постойте… Было такое. Я поинтересовалась: нет ли у нее перемен в личной жизни? Лета засмеялась и ответила, что имеется некий очаровательный кавалер. Француз.
– Час от часу не легче. Где же она его подцепила?
– За что купила, за то продаю. Других сведений не имею.
Умненькие глаза Клары щурятся за толстыми стеклами очков, кривовато сидящих на картошечке-носике. Что-то есть в ней чрезвычайно симпатичное, располагающее.
– Неужто Виолетта решила выйти замуж за иностранца и уехать из страны?
Клара недоуменно вскидывает круглые плечики:
– По-моему, ей было комфортно и здесь… Хотя – боюсь соврать. Лета – вещь в себе, – изрекает Клара, превращаясь на миг в потешного пухленького мудреца с соломенного цвета растрепанными волосами. – Ее единственным другом была музыка. А мы, простые двуногие, могли рассчитывать разве что на хорошее отношение…
Прощаемся.
– Только не подумайте, что я бесчувственная. Мне очень, очень жалко Леточку!
Она снимает очки, вытирает мокрые, моргающие бесцветными ресничками глаза.
– До свидания, Клара.
– Лучше зовите меня Кло. Ненавижу свое имя! Мамуля считает его романтичным. Как же, оно такое редкое! А по-моему, оно ужасно – старомодное, пропахшее нафталином, как прабабушкин салоп. Признайтесь: как только услышали его, сразу вспомнили про Клару и кораллы.
– Всего доброго, Кло.
– П’гощайте, – и она захлопывает за мной дверь.
По горячим следам звоню Ларисе. «Уверена, – говорит она, – никакого француза в окружении Леты не существовало». А на мое предположение, что Француз – прозвище, отвечает неожиданно жестко и неприязненно: «С теми, у кого вместо имени кличка, дочь не якшалась».
Прохожусь по всему списку знакомых Леточки. Никто из них о французе слыхом не слыхал. Печально.
Где же ты, милый? Если ты природный галл, то гуляешь, наверное, по Елисейским полям, позабыв и варварскую Россию и скрипачку Виолетту. А если крутой Француз, то, должно быть, забиваешь очередную бандитскую стрелку. В обоих случаях я вряд ли до тебя доберусь.
* * *
9 июня. Суббота. Неотвратимо надвигается гроза. Небо тяжелое, сине-фиолетово-черное. В душном воздухе, как призрак отца Гамлета, стоит тревога. Даже дома кажутся плоскими и бледными, точно от страха. Бреду среди суетящейся толпы. Идущая навстречу девушка врезается в меня плечом и торопится дальше. Она в красной рубашечке и голубеньких джинсах, плотненькая, крепко сбитая, лицо круглое, слегка конопатенькое, напряженное, с остановившимися глазами. Ветер развивает светлые волосы. Провожаю девчонку взглядом, и кажется, где-то я видел ее, но не припомню где.
Собираюсь продолжить движение – и замечаю пацана, явно следующего за девчонкой. Его костистая физия с глубоко посаженными зенками доверия не внушает. Ростом хлопчик не удался, метр с кепкой, тощий, сутуловатый, с узкими, скошенными вниз плечами. Однако исходит от него неясная угроза. Сзади выглядит он еще гнуснее, натуральный шакал. Движется развинченной походочкой на кривоватых ногах, будто пританцовывает. По непонятной мне самому причине пристраиваюсь за ним. Теперь мы двигаемся гуськом: деваха, парень и я.
В тучу впечатывается ветвистая молния, слепящая, как электросварка, следом трещит гром. Прошлепав по главной улице города, сворачиваем влево и попадаем в безлюдный дендропарк. Опять сверкает, потом, поразмыслив, бабахает. По воде маленького потемневшего пруда бегут пузыри. Мгновение спустя на землю обрушивается водопад. Девчонка кидается под здоровенное, экзотического вида дерево, шкет – за ней. Я пристраиваюсь за стволом другого чуда природы и пытаюсь прислушаться.
Под деревом говорят все громче, но из-за шума лупцующей по листьям воды невозможно разобрать слова. Раздается отчаянный визг. Понимаю, что передо мной разыгрывается финал оперы Бизе «Кармен», только в отечественном варианте, в десяток прыжков долетаю до выясняющей отношения парочки, валю пацана портретом вниз и заламываю ручонку. Он только с виду страшный. Клешня слабенькая, как веточка, украшенная вместо листочков ножиком приличного размера.
– Нельзя такими игрушками баловаться, – объясняю назидательно, отбирая опасно поблескивающее сталью холодное оружие с эффектным лезвием, один вид которого вызывает восхищение и трепет. – Порезаться можно.
Отволакиваю несостоявшегося Хозе поближе к стволу, выдергиваю из брюк пацана ремень и стягиваю его щиколотки, а своим ремешком – кисти рук. По мобильнику вызываю милицию. Шпингалет бешено ворочается, исполняя при этом непечатную арию. Недолго думая, пинаю его ногой под ребра. Он со стоном затыкается. Карменсита садится на корточки и принимается реветь. Чтобы до прибытия ментов чем-то развлечься, пытаюсь втолковать поверженному свои глубокие мысли.
– Начнем с того, что с девочкой встретился ты не случайно. Во-первых, по ней было видно, что ожидают ее неприятности – шла, никого не видя. И сдается мне, что этими неприятностями был ты. Во-вторых, ни разу не пискнула, когда ты к ней так лихо скаканул. В-третьих, когда грабят, делают это по-быстрому, а не вступают с жертвой в прения. А потому примем за основу, что вы хорошо знакомы и договорились о встрече. Шел ты за своей подружкой, не оборачиваясь. Будь у тебя намерение ее чикнуть, озирался бы, нет ли свидетелей. Когда человек на такое дело идет, машинально
