Вернись когда-нибудь домой *

своих спутников, смотрел в окно и молчал почти демонстративно.
От больницы до города недалеко, несколько километров. Подумать только, его бедная жена, убежав из больницы, шла по этому шоссе, одна, ночью, без помощи и защиты! Куда же она могла пойти? Почему она ничего не сказала той девочке-переводчице, где ее искать?

На другой день, когда они обедали в ресторане гостиницы, питерскому детективу позвонили его коллеги. Новость, которую они сообщили, была потрясающей, но теперь совсем не неожиданной: парень, сдавший ювелиру кольцо Елены, все обдумал и решил облегчить свою участь. Он рассказал, что они с Татьяной и еще одним приятелем приехали в Сестрорецк, вынудили Елену присоединиться к позднему ужину, за которым ей  подсыпали чего-то вроде снотворного, а потом сделали укол. По просьбе дочери Леонида Николаевича он с еще двумя друзьями, воспользовавшись помощью падкого на деньги авиационного инженера, их общего знакомого, отправили потерявшую сознание Елену далеко-далеко в Сибирь. Как решили вопрос с документами, он не знает. В полете ее сопровождал один из заговорщиков. Никто ничего не спросил. Обычное дело, пьяная женщина! (Господи, для кого обычное!)  В N* Елену переодели в какое-то рванье и оставили в сквере на одной из городских площадей.
Леонид Николаевич  спросил, что с его дочерью. Она пока в больнице, ответил детектив.
Помолчали.

После обеда они втроем с детективами отправились дежурить у Исторического музея. Это сыщики настояли на этом обеде, если бы не они, Леонид Николаевич  отправился бы к музею прямо с утра. Они сидели в машине, осматривали площадь, время от времени выходили размять ноги.
И в первое «дежурство», и во второе, и в третье они ничего не дождались. Кроме ожидания на площади они еще и объезжали квартал за кварталом. Вдруг повезет?

Только через неделю Леонид Николаевич, сидевший в машине на площади около музея, увидел, как со стороны проспекта на площадь вышла невысокая женщина в серой куртке и направилась к скверу. Боясь ошибиться, он вышел из машины и несколько минут смотрел, не двигаясь с места. На скамейке сидела его жена.

Леонид Николаевич  медленно приближался к ней по дорожке. Елена сидела, глядя в одну точку.
Вязаная шапочка, варежки. Ей же холодно в этой куртке! Она, казалось, стала меньше ростом.
Леонид Николаевич  тихо позвал: - Лена!
Она медленно повернула голову в его сторону.

На заснеженной дорожке между ними была «лысинка» раскатанного детьми катка, лед блестел на солнце. Леонид Николаевич  стал обходить справа этот ледяной отрезок, чтобы не поскользнуться, а Елена, не отрывая от него взгляда, вдруг заплакала и прямо через скользкое место на дорожке кинулась к нему, бормоча: «Я здесь! Я здесь!» Он подхватил ее, потерявшую равновесие, схватил в охапку, и Елена поняла, что кошмар кончился.
И ведь, подумать только, несколько месяцев она в одиночку выкарабкивалась из ловушки, в которую попала, и не пролила ни слезинки, а теперь вот сидит на заднем сидении какой-то машины и плачет, и ей никак не остановиться.

В гостинице, куда привез ее муж, вскоре появились врач и медсестра, ее послушали, измерили давление и сделали какой-то укол. Сначала, когда она увидела шприц в руках медсестры, она опять испугалась, и только присутствие мужа, который ее успокаивал, заставило ее взять себя в руки. Она проспала, наверное, целые сутки.

Утром Леонид разбудил ее, чтобы накормить. Так велел врач. Она выпила сок, чашку кофе. Села в постели, прислонившись к спинке кровати, туго натянув одеяло на коленях.
- Ты не смотри на меня, я жутко выгляжу. Леня, скажи мне, что с Наташей?
-  С Наташей все в порядке. Пока новостей никаких нет. Я видел ее перед отъездом.  А  выглядишь ты замечательно. Я тобой горжусь. Я был уверен, что найду тебя. Но, знаешь, Лена, я уверен, что ты и сама справилась бы. Правда, правда.
- Мне нужен хоть какой-нибудь крем.
- Нет ничего проще.
Он вышел в коридор, нашел горничную  и отправил ее в аптеку или магазин за косметикой.

Когда горничная вернулась с пакетом всяческих чудодейственных снадобий, Елена заглянула в пакет и  покачала головой, дивясь догадливости мужа и предприимчивости девушки-горничной, которой вроде бы по возрасту еще не полагалось бы знать о том, что то, что смазывает, смягчает и тонизирует,  гораздо важнее того, что  «красит, выравнивает текстуру кожи и проводит тонкую линию у внешнего края века». Зеркало отразило сидящую перед ним женщину возраста элегантности с усталым бледным лицом. Ну, что ж, сказала она себе, берем себя в руки и возвращаемся к прежней жизни.

Вечером Елена вытащила мужа прогуляться по городу. Улетая из Петербурга, Леонид Николаевич захватил с собой дубленку Елены, теперь она была ей велика. Елена привела мужа в свою «дворницкую квартиру», она хотела забрать какие-то вещи. Леонид сел на стул и молча озирался по сторонам. Елена открыла один, затем второй ящик единственной тумбочки, ничего не взяла. Потом она села на топчан напротив мужа. Так же, как он, огляделась вокруг.
- Леня, ты знаешь, я не хочу ничего брать отсюда.
- Ну и правильно!

Они даже сделали один светский визит. Они навестили булочницу. После рассказа Елены о ее мытарствах Леонид Николаевич считает, что он обязан сделать что-то для Ольги. Может, купить для нее эту булочную? Они вдвоем пришли туда, в эту булочную, чтобы пригласить Ольгу на ужин. Ошеломленная Ольга почти ничего не смогла произнести. На другой день вечером они втроем сидели в ресторане гостиницы. Посмотрев на Леонида Николаевича и на то, как теперь выглядит Елена (хотя, чего уж там «выглядит»!), булочница неожиданно начинает называть Елену «на Вы». Только теперь Елене это совсем не понравилось.

Они уже были в аэропорту, когда на мобильный Леонида Николаевича позвонил зять Елены, сообщая, что родилась внучка.
Они возвращались домой. Их там ждали.

С.Петербург. 2010 г.