Заметки о красном терроре: на территории Коми края в сентябре-ноябре 1918 г.

На Печоре революционную законность устанавливали не только «свои» чекисты, но и чекисты из Пермской губернии. Получилось так оттого, что в середине 1918 года три волости отошли к Чердынскому уезду Пермской губернии и в эти, новоприсоединённые административно-территориальные единицы для установления власти советов Пермская губчека направила экспедиционный отряд под командованием товарища Семенова. Пермский экспедиционный отряд имел своей целью «организацию местных чрезвычкомов, перевыборы кулацких Советов, разоружение отрядов белой армии, конфискация звонкой монеты, товаров и припасов у кулаков». Понятно, что не обошлось и без применения методов «красного террора». В Савиноборе пермские чекисты расстреляли В.К. Мезенцева и А.Е. Попова, сбросив трупы в реку, а председателя Савиноборского волисполкома А.П. Мезенцева, обвинённого в принадлежности к кулачеству, увезли в неизвестном направлении.

Одновременно с Пермским экспедиционным отрядом на нижней Печоре оперировал архангельский экспедиционный отряд под командованием бывшего офицера Степана Николаевича Ларионова. В с. Мохча С.Н. Ларионов задержал двух самых богатых граждан Хозяинова и Терентьева, обвинил арестованных в организации убийства борца за светлое будущее, председателя исполкома волостного Совета Николая Зыкова и расстрелял их.

В ответ на просьбу мохчинского общества заменить расстрел денежной контрибуцией один из красноармейцев ларионовского отряда заметил:

«Мы приехали не предавать своих товарищей за деньги, а устанавливать революционную законность».

Понятно, что такие действия если чему и способствовали, то только ухудшению обстановки. Недовольство населения большевиками нарастало и всё чаще выливалось в открытое сопротивление, которое, в свою очередь, вызывало ответные меры, раскручивая маховик взаимной ненависти. 

Материалы местных газет и доклады местного руководства служат наглядным примером того, насколько силён был накал взаимного противостояния.

Газета «Зырянская жизнь» № 25:

«6 сентября в деревне Граддоре Шошкинской волости неизвестными лицами был убит крестьянин Арсений Васильевич Сивков. Следственной комиссией по этому делу арестованы пять человек».

Газета «Зырянская жизнь» № 27:

«В ночь на 9 сентября в с. Керчомья неизвестными лицами убит секретарь волисполкома Александр Павлович Гичев. <...> 18 сентября керчомский комитет партии коммунистов-большевиков доносит:

«<...> что следствие об убийстве <...> А.П. Гичева продолжается. В первое время было арестовано 20 человек, 3 человека как главные виновники убийства расстреляны на месте, а двое убежали. Реквизиции и конфискации имущества и лишних вещей продолжаются. Установлен полный порядок».

В Гарье жители решили заменить и заменили контролируемый комбедом волостной Совет, утративший их доверие. Ответные меры не заставили себя ждать. В Гарью был командирован <...> отряд в количестве 40 человек с пулемётами, который восстановил старый состав исполкома; зачинщиков выступления арестовали.

22 сентября, снова в Керчомье, в ходе реквизиции скота у крестьянина Самарина последний оказал вооружённое сопротивление и убил дружинника-коммуниста Жилина.

Керчомская ЧК отреагировала весьма оперативно:

«Вся родня Самарина арестована в числе 21 человека обоего пола. Следствие продолжается и аресты...»

Самарин бежал и укрылся вместе с сыном в лесу. За беглецами чекисты сначала отправили отряд в 200 человек «вооружённых чем попало», а затем, на рассвете «добавочный отряд в 600 человек». Понятно, что у беглецов не было ни единого шанса остаться незамеченными. «Самарины были захвачены в лесу и расстреляны».

Здесь внимание! В качестве доказательств выполнения задания у одного из убитых отрубили кисть руки и доставили её в следственную комиссию.

9 ноября помоздинский волвоенком сообщал в Усть-Сысольск:

«В Скородумской волости раскрыт контрреволюционный заговор, направленный открыто на свержение Советской власти. Главари в составе 7 чел. арестованы. Ввиду распутицы, препятствующей  препровождению в уезд, может ли местная власть вынести осуждение, вплоть до расстрела, после проведения следствия?»

Вопиющий (хотя и не исключительный) случай, произошедший в деревне Нижние Ковицы был описан в газете «Петроградская правда» от 5 марта 1919 года в статье И.А. Шергина «Коквицкие коммунисты».

Суть произошедшего такова: Комбед деревни Нижние Коквицы в январе 1919 года обложил чрезвычайным налогом зажиточных крестьян Полугрудова, Паршукова и др. Понятно, что платить этот чрезвычайный налог зажиточные крестьяне отказались. Дело дошло до взаимных угроз. Комбедовцы, оказавшись в меньшинстве, обратились за помощью в Коквицы. Следующим днём в деревню прибыл отряд, численностью в 139 коммунистов, вооружённых винтовками. Ворвавшись в дом П.Д. Полугрудова, коммунисты избили его прикладами. Затем в дом десятника были доставлены все пятеро отказников, где их подвергли истязаниям, после чего вывели на берег озера, находившегося в двухстах саженях от деревни и расстреляли. Однако, один из казнённых оказался жив, а у коммунистов, как назло, закончились патроны. И пока один из палачей ходил за патронами, оставшиеся на берегу, не долго думая, добили недостреленного кулака Паршукова штыками.

Закончив с расстрелами, участники акции пришли в дом убитого ими человека и потребовали «хлеба, масла, молока...» и «весело пировали», после чего привычно занялись обысками и  реквизициями, забрав продукты, деньги, шерсть, кожи, гимнастёрку и шинель..

Реакция партийных органов на содеянное в Нижних Коквицах была достаточно снисходительной. Большевик П.И. Покровский, выступая на Северо-Двинской губпартконференции заявил, что: «Ведя борьбу, ячейки иногда, может быть, превышают свою власть». Коснувшись дела коквицкой партячейки, Покровский сказал: «местная ячейка расстреляла пять кулаков. Это вопреки всем декретам и распоряжениям центральной власти, вопреки тому духу политики, который оттуда идёт», но, одновременно, призвал не судить строго оступившихся товарищей: «Товарищи, если вы коммунисты, поймёте психологию, которая у нас творилась с Октября, то я думаю, что у вас не найдётся слова осуждения для коквицких коммунистов».

Шестерых участников расстрела подвергли аресту, однако в заключении они пробыли недолго. Вскоре их освободили и направили на ответственные участки работы в подобающих их революционной сознательности должностях.

Яренский уком РКП(б) по коквицкому делу резюмировал в докладе от 19 марта 1919 года: «Коммунисты нередко зарывались, делали ошибки... У нас ещё не кончен деревенский Октябрь. То, чем разрядилась раскалённая борьбой атмосфера деревни в Коквицах, могло случиться в любом другом месте уезда, в любой волости. Атмосфера везде напряженная...», попутно отметив «революционную прямолинейность тактики Коквицкой организации». Действительно, куда уж прямолинейней — на всякое выражение несогласия с насильственными мерами, проводимыми большевиками отвечать бессудными расстрелами.

Однако красный террор в Коми крае прежде всего связан с именем австрийского интернационалиста Морица Мандельбаума, прозванного «печорским Чапаевым», личности неоднозначной и, можно сказать, таинственной.

Для справки:

Мориц Мандельбаум. Родился в Австрии в 1890 году, по национальности еврей, среднее образование получил в школе вольноопределяющихся, по профессии — актёр. В 1914 году феенрих (младший офицер) австро-венгерской армии, воевал на Восточном фронте в пулемётной части, в русский плен попал в 1916 году, к большевикам примкнул в Ташкенте, в 1917 году, во время захвата большевиками власти командовал одним из отрядов Красной гвардии. Сама фамилия его «Мандельбаум» была не настоящей. «<...> А.Г. Колпаков, назначенный по личному указанию Ф.Э. Дзержинского в Печорскую Чрезвычайную Комиссию по инспекции Ижмо-Печорских отрядов Мандельбаума в январе 1919 года считал, что фамилия «Мандельбаум» - псевдоним, а настоящего имени этого человека никто не знал». За плохое знание Морицем Мандельбаумом русского языка его прозывали «немцем».

Историк Н.И. Ульянов, издавший в 1932 году книгу «Очерки истории народа коми (зырян) писал о Мандельбауме:

«Ему приписывается и нечистоплотность в денежных делах, и склока с начальниками других красных отрядов действовавших на Печоре, и наконец крутое обращение с населением Печоры...»

Михаил Сергеевич Кедров, видный деятель советских спецслужб, так характеризовал Морица Мандельбаума:

«Этот Мандельбаум своими жестокими и преступными действиями восстановил против советской власти печорское население, которое даже в 1923 г., в бытность мою на Печоре, с ужасом и ненавистью вспоминало о нём».

Хотя, кто бы о говорил жестокости. Сам М.С. Кедров в бытность свою членом специальной правительственной комиссии по расследованию злодеяний интервентов и белогвардейцев на Севере организовал в Холмогорах специальный лагерь смерти для уничтожения противников советской власти.

5 апреля 1921 года председатель Архангельской ГубЧК Зиновий Канцельсон сообщал в ВЧК, что:

«холмогорский лагерь был организован Кедровым, повторяю Кедровым, секретно исключительно для массовой ликвидации белого офицерства… Заключенных там не было и привозились лишь для ликвидации и никуда оттуда не распределялись».

Штаб VI Красной Армии в 1919 году считал, что Мандельбаум «или фанатик, или же беспощадный, бессердечный мясник».

Комиссар М.Т. Трубачёв, арестовавший Морица Мандельбаума в мае 1919 года в Усть-Сысольске, писал, что последний:

«военным не бывал и не имел никакого правильного понятия о военных действиях. Имея при себе молодую и красивую жену, кое-что открыто приобретал для неё, пользуясь своим служебным положением».

В 1959 году А.Г. Колпаков в переписке с коми историком П.Г. Дорониным сообщал, что Мандельбаум был лично знаком с Л.Д. Троцким, который и помог Мандельбауму впоследствии скрыться из России.

В одном из писем к Доронину А.Г. Колпаков рассказывал о действиях Морица Мандельбаума на Печоре:

«О себе говорил: мы, западноевропейцы. Этот «западноевропеец» подплывал на своём пароходе с баржей к селу на Печоре (когда ехал по ней в первый раз) сперва обстреливал из пушки село, а потом уже высаживался на берег. Будучи профаном в военных делах, он не догадывался сперва отправить разведку, а для страха просто стрелял по селу, рассуждая, что снаряд сам должен найти кулаков и отличить их от бедняков, а ему — Мандельбауму до этого дела нет, так как все «русские — свиньи»...»

По сведения А.Г. Колпакова, Мориц Мандельбаум в 1959 году был жив-здоров и даже переписывался из-за границы с кем-то из Коми АССР.

Бойцы же отряда Мандельбаума в мнениях о своём командире расходились.

Т.Е. Игнатов из Помоздино вспоминал:

«На мой взгляд, взгляд рядового солдата, Мандельбаум был бездарным человеком и большим трусом. Личный состав его очень не уважал, не говоря уже о местных ижемцах. Метод разговора — плеть и угроза расстрелом. Из трусости носил с собой два нагана, три бомбы. Из-за своей грубости он даже своих бойцов боялся».

А красноармеец К.А.