МИЛЛИОН ДЛЯ ГЕНИЯ

мне еще долго вам звонить? Может быть, вы ответите на мой вопрос? Ответьте, и я оставлю вас в покое!
- Звоните, сколько хотите, - ответил Клейзмер.
- Но почему?
- Вы не поймете, до свидания.
- Господин Клейзмер, журналист Собакин. Здравствуйте!
- Здравствуйте.
- А зачем вы снимаете трубку? – устало спросил журналист Собакин.
- Я не могу вам этого объяснить, - спокойно отвечал Клейзмер.
- Но почему? - заскулил Собакин.
- Потому что вы все равно не поймете. До свидания.
- Господин Клейзмер! Здравствуйте!
- Здравствуйте!
- Господин Клейзмер, журналист Лайкин, газета “Собачья радость”. Интервью для нас.... А почему вы не бреете бороду?
- До свиданья.
- Господин Клейзмер, журналист Степа, газета “Сахарная Косточка”, а почему вы не стрижете ногтей?
- До свидания.
- Гоша! журналистка Жули, а почему вы не стрижетесь?
- До свидания.
- Гоша, здравствуй! Тяпкин. А почему ты не женат?
- А почему вы не уедете в Америку?
- Зачем вы ходите в филармонию?
- Почему вы любите собирать грибы?
Он стоял и смотрел в окно. Стайка собак, задрав морды, с любопытством смотрела на него, махала хвостами и поскуливала, пуская слюни. Вдалеке ехал трамвай, шли люди, дымились трубы завода. Там, дальше, золотые купола венчали верхушку Собора, а над ней вились стаи птиц, а еще дальше…
- Почему вы не спросите меня, что я доказал? Не спросите о том, что я понял? Что знаю? Что дано понять каждому? КАЖДОМУ! Придурки. Стайка придурков!

Леонидов сидел у компьютера и пытался сосредоточиться. Где-то далеко сейчас лежали его напечатанные книги, тысячи книг, они развозились машинами из маленького офиса по магазинам и киоскам Москвы. Устраивались поудобнее на полках, ожидая, когда же на них обратят внимание, когда купят?! Даже не в том дело, что купят, главное, что их будут читать, а, значит, наконец, услышат его слова, мысли. Он не верил, что у книг есть мертвый сезон. Это не кондиционеры или мороженое, не арбузы или обогреватели, всем этим вещам есть свое время и свой сезон. Но может ли быть мертвым сезон для книг? А значит, где-то сейчас шагает человек с раскрытой книгой в руках и читает первые строки, продвигаясь все дальше и дальше. Они ведут его за собой, помогают перейти улицу на светофоре, не дают споткнуться, упасть. Снова ведут… А он сидит, думает об этом и не может сосредоточиться.
Звонок пришелся очень кстати. Телефон убедительно высвечивал имя Петрова, он снял трубку, и шум морского прибоя стремительно вырвался из динамиков. А на губах ощущалась соленая пена морских волн.
- Старик, привет, - скромно поздоровался тот.
- Привет, - ответил Леонидов.
- Не звонил тебе неделю – ты тогда… нормально добрался домой?
- Скорее, доплыл, - засмеялся он. – Качка была большая.
- М-да, - задумчиво пробормотал Петров. - Палуба явно накренилась. Морская болезнь мучила не одну милю.
- Ты хоть помнишь, где мы были? – спросил Леонидов.
- Надо вспомнить, - задумался Петров, - обязательно надо. Отличное место! Будем туда захаживать.
Они немного помолчали, тщетно пытаясь вспомнить. В голове лишь возникал образ официанта, почему-то висящего на рее, флагом развевающегося на ветру. Вспоминалась его морская фуражка, в руке была бутылка пива, из которой он подливал в бокалы.
- Да, хорошо посидели, - первым очнулся Петров, - правильно посидели… Я что звоню, - продолжал он, - помнишь девчонку с нашего курса… Алку… Аллу… Ну, Аллочку.
- Ну, помню! Конечно, помню, - сказал Леонидов.
- Значит так, - повелительным тоном продолжил Петров. – Сейчас ты записываешь ее номер и звонишь.
- Позвоню, конечно, позвоню, почему бы и не позвонить – не общались лет двадцать...
- Ты меня не понял, - перебил Петров, - ты знаешь, кто ее муж?
- Нет, - ответил Леонидов.
- Известный московский издатель популярного и очень крупного издательства в стране. Соображаешь?
Молчание повисло в воздухе.
- Так,… не соображаешь, - грустно сказал Петров. – Ты звонишь и просишь свести тебя с ее мужем.
- Зачем? – удивился Леонидов.
- Зачем? – повысил голос Петров, - а затем, что тебе нужно нормальное издательство, если у тебя нет знакомств и связей, ты не писатель, а жалкий писака.
- Но, я уже сам напечатал несколько тысяч книг, и они скоро будут продаваться.
- Продаваться, - пробурчал Петров. – Записывай телефон и звони, хуже не будет.
- Не будет, - согласился Леонидов, - хуже, конечно, не будет, - подумал немного и добавил, - а почему ты думаешь, что она станет мне помогать?
- Ты с ума сошел? Что ты несешь? Это же была одна компания! Ты помнишь наш курс? Помнишь спектакли? Да ближе этих людей по жизни никого и не осталось! Еще как поможет – вот увидишь! – сурово закончил он.
- Кстати, как твой фильм, как канал, все по плану? – спросил Леонидов.
- По плану, - проворчал тот, - снимаю. Министр пока денег не дает, снимаю. Прорвемся! Куда мы денемся!
- Что-то ты не в духе, – забеспокоился Леонидов, - у тебя все в порядке?
- Да, нормально… Короче, ты меня понял? Давай, звони.
И продиктовал номер телефона.

Леонидов снова попытался сосредоточиться на тексте, но вскоре оставил это бесполезное занятие. Телефон, записанный на бумаге, лежал перед ним на столе и сверлил цифрами.
- Почему бы и не позвонить? Петров прав. Если бы позвонила она или кто-нибудь с курса, он все бы сделал для каждого из них. Вполне естественно. Даже любопытно. Почти двадцать лет прошло.
Из телефонной трубки повеяло весной, восьмидесятыми, безоглядной молодостью и влюбленностью. Влюблены тогда были все. Могло ли быть иначе в театральном институте?
Голос ее совсем не изменился, он был низким и нежным, бархатным и молодым.
- Леонидов, ты?! Как ты нашел меня? Где ты пропадал столько лет?
- Почти двадцать…
- Двадцать? Ты хочешь сказать, что я такая старая? – и засмеялась.

Весна! Прекрасное время года, удивительное и незабываемое воспоминание в жизни каждого, кто через нее проходил. Исчезают, растворяясь в талой воде холода и зимние сугробы. Тают норы и лежбища, где хотелось переждать непогоду и ледяной застой. И вот она капелью будит тебя, заставляет забыть о прошлом, вчерашнем, забыть обо всем. Весна! Она пьяно шатается по городу, перебегая через улицы и площади, бесстыже заглядывает в окна, шевелит ветки деревьев, помогая им встрепенуться и вспомнить о чем-то, она светит яркими лучами, заставляя сердце биться чаще и смелее, тащит тебя переулками и подворотнями невесть куда. Вращает в водовороте шумного города, который тоже, кажется, сходит с ума. И ты тоже сходишь. Сходишь с ума, обещая вернуться, обязательно вернуться, только немного позже, потом. А пока она ведет тебя за собой, уносит, и ты совсем не противишься, потому что тоже этого хочешь. Хочешь всего!

Они говорили уже целый час, а за окном жаркое солнце напоминало о юности,  учебе и далекой весне.
- Петров сказал, что ты теперь жена крупного издателя? – наконец спросил он.
- Ха! Крупного! Самого крупного издателя! Миллионы книг в год! Вот так, Леонидов! Жизнь идет вперед. Жизнь не стоит на месте! А ты чем занимаешься?
- Кстати, хотел к тебе обратиться,… к твоему мужу, если ты не возражаешь, конечно.
- А что случилось, Леонидов. Зачем тебе мой муж?
- Я написал несколько книг, хотел показать профессионалу, и вообще, поговорить.
Она на минуту задумалась. Помолчала.
- Фу, черт, Леонидов! С тобой совсем потеряла голову! Мне же бежать за ребенком на кружок! Давай! Давай созвонимся позже!
Она уже летела с невероятной скоростью. Ветер свистел в телефонной трубке, и Леонидов едва за ней поспевал. Ветер теперь был совсем не весенним, а горячим, по-летнему знойным. Трубка в руках раскалилась и начала плавиться. И он тоже уже плавился на этой жаре, на бегу, едва за ней поспевая. А она все мчалась, не замечая никого.
- Так я могу показать ему свои работы? – сумел догнать он ее и, запыхавшись задать вопрос. А ветер все свистел, но она все-таки услышала.
- Да! Конечно, Леонидов! Какие могут быть вопросы? Присылай на мою почту, я ему передам! Поможем, конечно, поможем! Леонидов, давай присылай! Пока, пока, пока! - просвистело на прощанье.
Он бросил горячую телефонную трубку на письменный стол и долго еще смотрел, как она светилась красным огнем, остывая. А весна, прикрыв глаза, растворилась в вечернем знойном воздухе. И все-таки она была эта весна! Точно была! Как хорошо, что она была! Леонидов еще долго сидел и смотрел в окно. Думал, вспоминал, и больше сегодня не написал ни строчки.

Глава 12

Ангел уверенно вел его за руку по жизни. Книги его стояли в разных магазинах Москвы. Алла, наверное, уже прочитала его рукописи, а ее муж, крупный издатель, скорее всего, уже готовил для него договор - “правильный” договор, чтобы новый писатель мог, ни о чем не задумываясь, просто работать, писать, делать свое дело. Ангел был доволен им, а писатель своим Ангелом и Галей тоже. И такой тройственный союз их радовал, казалось, жизнь перевернулась, жизнь наладилась, стала такой, какой и должна быть, если ты талантлив, а рядом с тобой такие люди.
Прошел месяц с того момента, как он попрощался со своими книгами навсегда. Книги за это время проворно разбежались по магазинам, по книжным лавкам, и теперь эти трое отправились их навестить. Сначала Леонидов просто хотел позвонить в издательство, но Галя настояла на таком походе, и теперь они прогуливались втроем, переходя от магазина к магазину. Втроем, потому что Ангел теперь был рядом. Он ни на минуту не желал его покидать, особенно в такой день.
У Леонидова было двоякое чувство. Сейчас они войдут в магазин, он найдет на полке свою книжку, своего младенца, тот с укоризной на него посмотрит, и ему будет неловко. Но с другой стороны - он так хотел найти ее… их! Этого чувства не передать. Так бывает, когда на небе находишь свою звезду, смотришь на воду и видишь свое отражение. А самое удивительное, когда удается подглядеть, как кто-то держит твою книгу в руках, перелистывает ее, читает…
Ангел прополз уже все полки, но ни одной книги не нашел.
- Проданы! – заявил он.
- Что? – не поняла Галя.
- Что, что? Все проданы – пошли в другой магазин…
- Пошли в третий…
- В четвертый…
Они оделись, как на праздник. На ней был восхитительный летний наряд или, скорее, по такой жаре  его полное отсутствие, лишь намек на одежду. Есть одежда, которая совсем не одевает, только намекает или даже раздевает. Но Гале нравилось. С ее фигурой она могла себе это позволить. Ангел всю дорогу на нее пялился, и ей было приятно. С легкой руки жены пришлось надеть пиджак – мало ли кто узнает. Ангел тоже вырядился, теперь он всегда надевал костюм из того самого магазина. Тогда он успел прихватить кое-что и для себя. И какая бы ни была погода, жара или дождь, не важно, всегда на нем был восхитительный строгий костюм и галстук-удавка. Но сейчас он представлял собой зрелище ужасное - “денди” в шикарном наряде с белыми крыльями за спиной, весь перепачканный, в пыли, ползающий по полкам магазинов с высунутым языком. Ангельский пот лил ручьями, наводняя маленькие лавчонки, а толку никакого.
- Продали! Я же говорю, все продали! – снова воскликнул он, спрыгивая с книжных пыльных небес.
- Я знаю, куда нужно ехать! – воскликнула Галя, отряхивая Ангела. - В самый крупный магазин в городе – Мир Книги!
- В  Мир так в Мир, - согласились они.

Длинные галереи книжных полок, сотни метров книжных залов, целые этажи книг! Где-то здесь должны