Якобинец

просьба удовлетворена. Службы можно продолжать, но с известной вам оговоркой. Церковь не тронут. Но за малейший признак контрреволюционной агитации или укрывательства шуанов, роялистов  вы лично ответите головой. Не поощряйте этих настроений и в своей пастве. Если вы будете честны со мной, и я не откажусь от своего слова.. Лоран, верни ему свидетельство о благонадежности..

          Когда за старым священником закрылась дверь, Лоран вдруг опомнился:
- Черт побери, Норбер! Революционный Комитет забрал у него свидетельство о благонадежности. Ты даже не выяснял, присягнувший ли он?
- Если за ним не будет замечено ни малейших враждебных действий, я, возможно, даже готов закрыть глаза на этот важный пункт...Понимаю, ты опасаешься, что председатель революционого комитета напишет донос в Париж и обвинит нас в подозрительной "снисходительности"?  Я не так прост, Лоран, я знаю, чем можно его заткнуть, Барбье без пяти минут не существует в природе, много они наворотили дел вместе с прежним комиссаром, а председатель революционного комитета Кенель сам зависит от того, привлеку я его за прежнюю терпимость к дворянину Розели или нет, я окажу ему эту беспримерную милость и он будет молчать, его голова и должность при нем только при соблюдении этого простого условия...

            Вернувшись в Лаваль и оставшись в кабинете один, Норбер изучал документы, оставленные его предшественником, и думал:  «Невесело же будет в Париже Мэнье, чёртов эбертист дико напуган  и обозлён, он не может не сознавать, что его ждёт.  Беспорядки начались относительно недавно... Умудриться превратить департамент в ад, может и есть некоторая доля правды в словах старика. Он местная копия страсбургского комиссара Шнейдера, бордосского Тальена, марсельского Барраса и тулонского Фрерона…  Слон в посудной лавке, он не изменил состояние дел к лучшему, он всюду учинил дичайшие злоупотребления и разгром!
      «Патриотические взносы» превратились во взятки от коммерсантов, ясно отчего Арно и Барбье были так самоуверены, они привыкли  вести дела с Мэнье, практически «свои люди»..
      Массовые аресты, осуществляемые столь массово лишь для того, чтобы за солидные «выкупы» освобождать состоятельных людей, в том числе может и заведомо виновных, а если у кого-то нет нужной суммы? Ну что ж, те несчастные и есть самые «подозрительные» и печальна их участь!
      Ублюдок решал этой разбойничьей акцией две задачи разом,  и карман набивал и создавал иллюзию яростной борьбы с контрреволюцией! А ведь настоящего роялиста он пожалуй и отпустит, если тот окажется достаточно щедр.. А то с чего бы так обнаглел дЭспаньяк?
      А дело Рене Макэ, журналист имел смелость расследовать и разоблачать финансовые комбинации Мэнье и Ко, только смещение этого негодяя и моё появление спасло несчастного от гильотины!
      Вспомнил Норбер  и свой визит в здешнюю тюрьму, из которой он освободил товарища Макэ, председателя трибунала Моро и его сына, Моро взбунтовался против произвола комиссара Мэнье и сам был арестован и ожидал казни!
      А спасенные из тюрьмы старики и матери с детьми, это ли «враги нации»?!  Никого страшнее и опаснее не нашлось?! А сколько таких же погибло, не дождавшись помощи?
      В чём же ухитрились обвинить честного патриота Макэ?  О, обвинение стало стандартным для таких дел, неподкупность и гражданская честность трактуется этими господами как «экстремизм и анархизм», а разоблачение темных афер парижского депутата как «нарушения общественного порядка»!    И безусловно, для этих «героев» все мы «чудовища и тираны», их ненависть наша лучшая награда…
      Для нас «демократия» это  власть в интересах нации, а не кучки «избранных и высокородных», это война юной Свободы с древним Деспотизмом, это уважение к достоинству простого человека и гражданина, впервые в истории поднявшегося с колен и сбросившего презренную роль верноподданного скота, это ненависть к любым формам угнетения и рабства, это уважение суверенитета и прав всех стран и народов без исключений. 
      Для них это возможность безнаказанно грабить, притеснять, наживаться, прикрываясь при этом нашими священными принципами.
    «Деловые люди», нувориши  это новые аристократы, они также презирают народ и угнетают его, как средневековые короли и принцы и также дождутся грохота падения новой Бастилии  и перед казнью также не услышат ни слова сострадания… 
    Наша цель – указать место... а понадобится, так и сломать шею этой новой аристократии!» 
        Но что мы имеем сейчас? Возможно, что  Лаваль временно придется оставить,  роялисты перешли Луару  и стремительно приближаются ... Требуется срочное вмешательство армии.   
    Разгромленные части во главе с Анри де Ларошжакленом начали беспрецедентный «поход на север» в Нормандию, увлекая за собой семьи, которым также грозили расправы со стороны республиканцев. Они  крайне рассчитывали на поддержку бретонских шуанов и английский десант...
Декабрь 1793 года.  Отзыв Куаньяра в Париж и «адские колонны» генерала Тюрро
    Войска генералов Республики Клебера и Марсо добивали группировки роялистских мятежников на западе Франции.  Страшные карательные акции  «адских колонн» генералов Россиньоля и  Тюрро и тактика выжженной земли делали свое дело...
    Боевые действия шли в нескольких километрах от  Майенна, немного усилий  и роялисты  будут выбиты из захваченного ими  Лаваля,  до города    отчетливо доносился грохот орудий.                                                                     
      Комиссар Лапьер с поручением от Комитета Общественного Спасения убыл в лагерь республиканцев и присоединился к людям  генерала Тюрро, Куаньяр остался в городе.  Оседлав гнедого жеребца и решительно отказавшись от сопровождения охраны в компании председателя Северьёфа, он поехал узнать, освобожден ли от роялистов Лаваль.                                       
    Решив сократить путь, Норбер и Антуан свернули на малолюдный участок дороги, поросший по краям лесом. Осёдланные кони, вороной и чубарый, одиноко пасущиеся в стороне от дороги привлекли их внимание,  и Норбер смутно пожалел, что не взял охрану. Пришпорив коня, они быстро подъехали и тут же услышали стоны, доносящиеся из травы.
    Стонал человек в коротких холщовых штанах и куртке из козьей шкуры, пропитанной кровью. Соскочив с коня,  Норбер склонился над ним и сразу понял, что он безнадежен и умирает, притом очень мучительно, живот, за который он держался, был практически разорван штыком. Второй раненый, юноша 22-23 лет  в светло-сером мундире, перепоясанный белым шарфом был ранен в бок  и в бедро, увидев республиканца, он приподнялся на локте и даже попытался сесть.
    Шуан  (а именно эти лесные партизаны «белых» носили куртки из козьих шкур) был еще в сознании, давясь ругательствами, от боли и ненависти он цеплялся окровавленными пальцами за сапоги комиссара и жестом показывая на пистолеты, торчащие за трехцветным поясом Норбера, хрипя, просил об одном, чтобы его скорее убили…
    Недолго думая, Куаньяр выдернул  из-за пояса пистолет и спустил курок.    «Недурно, если б и мне кто оказал такую услугу в подобном положении, - подумалось ему,- чёрт, он мучился, словно в камере пыток и всё равно умер бы и до города его было не довезти..» 
  Другой раненый, весь подобрался, не сводя глаз с республиканца, и даже перестал стонать в ожидании рокового выстрела. Но Норбер и не думал убивать его. Заложив руки за трехцветный пояс, он стал медленно приближаться к молодому человеку. Рядом с раненым в напряженной позе стоял, также заложив руки за белый пояс-шарф, мужчина лет под сорок и мерил республиканцев сумрачным, ненавидящим взглядом.         
    – Не подходи, якобинское отродье! Добей и меня, как убил несчастного Жанно!, - раненый отполз, приволакивая ногу,  и обернулся, выставив перед собой руку с обломком сабли.                                                             
      Норбер внимательно и мрачно рассматривал его:
-  Я не намерен убивать тебя, «бывший»,  брось оружие!.
- Убейте же хоть одного из этих выродков, месье! Рай и добрая память потомков вам  обеспечены!, - зарычал старший, с бессильным бешенством отбросив разряженный пистолет.                                                                         
  В этот самый момент молодой роялист отчаянным усилием  попытался сделать выпад,  и  Норбер,  рассыпая проклятья, сильным ударом сапога выбил из ослабевшей руки обломок клинка и,  бешеным пинком отбросил его в сторону. Противник, держась за раненый бок,  снова повалился в траву.   
– Чего же ты ждёшь, regicid  (цареубийца)?, - зло вырвалось у юноши со стоном.
– Дайте слово дворянина, что не броситесь на меня снова, и я перевяжу  ваши раны!                                                                                                       
  - Чёртов санкюлот, ты еще и сумасшедший?! - и помолчав секунду, растерянно добавил,- хорошо, я даю слово...
- Не можете же вы поверить якобинцу на слово?! Не сходите с ума, виконт, умрем с честью, как подобает французскому дворянину!, - старший из роялистов озлобленно сузил глаза.
  Ненависть на бледном лице юноши сменилась недоумением.
    А Норбер продолжал:
– Можете подняться? Нет? Тогда обопритесь на моё плечо, но от дороги надо уходить, - и добавил как бы для себя, - неровен час, вернутся «белые». 
– Ага, или «синие, - губы раненого иронически дёрнулись.
  Норбер свистом позвал коня, умное животное слушалось хозяина не хуже дрессированной собаки. Другие лошади рысью шарахнулись от чужого человека и остались у дороги.
    Рядом Северьеф дулом пистолета подталкивал своего пленника в спину. Миновав поляну,  вся группа устроилась за деревьями на самом краю леса, откуда открывался обзор на этот участок дороги.
    Северьеф снял пистолет с предохранителя и выразительно положил палец на курок, не выпуская из поля зрения старшего роялиста ни на минуту, молча прислонясь к стволу дерева, тот мерил республиканца пренебрежительным взглядом.                                                                       
    Всё время перевязки молодой роялист молчал и не сводил глаз с невозмутимого лица республиканца. Он нервно вздрагивал от холода и боли и Куаньяр  молча,  отдал ему плащ и протянул флягу с коньяком.     
- Благодарю вас, месье или мне следовало бы сказать гражданин? Я виконт Альбер де Марси, капитан королевской католической армии Вандеи,  мой спутник маркиз де Ленонкур.. Как вы намерены поступить с нами?       
Куаньяр пожал плечами:
- Отвезу в Майенн.
- Где нас ждёт ваш революционный трибунал?
- Да, - ответ был короток и сух,- а вы видите иное решение?
  Де Марси с трудом разжал губы: 
                                                         
- Не знаю.. Могу я узнать ваше имя?
- Норбер Мари Куаньяр,- он хотел было добавить «депутат и комиссар Конвента», но по расширившимся зрачкам де Марси понял, что он личность известная в этих краях.
  Побледнев, роялист рассматривал его как экзотическое чудовище. 
– По вашему приказу недавно гильотинирована маркиза д, Эспаньяк и еще много других людей...
  Де Марси произнес это таким тоном, что Куаньяр снизошёл до ответа. 
- Разве старый режим был