Якобинец

Изменившийся в лице председатель якобинцев бросил на комиссара Конвента диковатый взгляд и промолчал, наблюдая, как сам собой меняется оттенок его лица.  Некоторое время Норбер молчал.
- Обе ноги ниже колен и  обе кисти рук отсутствуют…  Судя по выражению лица трупа, когда его кромсали он был живым… Дикость… Тут и атеист перекрестится. Почему же его никто не слышал?.. Он не мог не кричать?! Ах, да, остатки лауданума. Странные палачи, а опиум зачем?! - тут Норбер решительно отодвинул жуткий документ.  Это что за дьявольщина…?!
- Вот и я об этом, гражданин. Приходится молчать, чего народ пугать? Представьте, что тут начнется. Тут версия такая… эти извращенцы сначала сильно напоили его этой дрянью, затем сотворили это…  Они ушли видимо, совсем не сразу…  Вы понимаете, что это такое? А позже, измученная полуживая игрушка надоела, они ушли,  а действие опиума закончилось…, - последними словами Северьеф подавился,- подозреваем дЭспаньяка…так как известны его кровавые «забавы» с чёрными рабами на Сен-Доминго. Я что, теперь следующий, гражданин Куаньяр?
- Один вопрос, вы или кто-иной видели лично их искалеченные тела? Я даже не об этом случае, это факт. Ведь случалось нечто выходящее за рамки разума и гуманности здесь и до меня? Звучит всё как-то чрезмерно дико.. хочу напомнить сплетни перепуганных жителей Нанта о трупах беременных женщин со вспоротыми животами и о младенцах, воткнутых на пики якобы по  личному приказу Карье, сплетни то есть, а изуродованных тел не видел лично никто, всё на уровне бабьих сплетен, где что-то кто-то кому-то  сказал… Не обычный ли это психоз, вызванный попеременными репрессиями обеих сторон?
    Хмурый и бледный Северьеф без слов ткнул себя в грудь.
- Я видел это тело. Потребуете эксгумации, гражданин комиссар?
    Куаньяр сделал отстраняющий жест в знак отказа, резко поднялся и  пригласил секретаря к столу:
- Пишите, Лавинь!» Пару раз он измерил кабинет от окна к столу и зло буркнул под нос -  говорите, угрожают…Хоть один волос упадет с  голов их сообщников...
    Наконец он успокоился и остановился:
-  Пишите! Голов у них уже нет. Список прилагается, впишите те имена, которые эти господа столь любезно сами предоставили нам.  Но далее...  пишите, Лавинь: вопреки распространенному заблуждению, я совсем не так кровожаден. Высшая мера коснется только взрослых участников мятежа обоего пола, то есть не моложе 17 лет, беременным женщинам дается 9-месячная    отсрочка,  согласно гуманному примеру Парижа.  Но при этом я еще раз, решительно заявляю, что всякая попытка контрреволюции еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которой побледнеет всё, что понимается обычно под революционным террором…, - он умолк.
    Лица коллег заметно светлели, в глазах засветилась надежда.
    Северьёф мягко склонил голову:
-  Это хорошо. Нам нужен непреклонный, решительный человек. Только вашу гуманную оговорку они вряд ли оценят по достоинству. Их подростки и женщины участвуют в убийствах и пытках патриотов наравне с  мужчинами
    Смуглое лицо Куаньяра при упоминании шуанов приняло серый оттенок. Воспоминания о пытках были свежи и страшны.
    Северьёф мрачно смотрел в упор на комиссара,  напоминая, чем здесь встретили самого парижского делегата.
  И всё же его следовало понять правильно, Северьёф вовсе не имел в виду допустить применение пыток, что противоречило принципам самой Революции и психологии французских якобинцев, последователей Руссо, очень суровый, принципиальный человек,  он  тяжело переживал жуткую смерть своих товарищей.
    Норбер упрямо нахмурился:
-  Решение уже принято. Гражданин Эрбо подготовит обвинительный акт. Включите в список 800 пленных шуанов, к тем вышеуказанным. Завтра я всё подпишу.
        Северьёф, выслушайте меня. Мы не имеем права унизиться до «равенства» с врагом в дикости и зверстве.
        Роялисты подвергают пыткам наших пленных? Шуаны убивают  10-летних детей и беременных женщин?
    Но они защищают древний королевский деспотизм, а мы защищаем будущее, свободу и новый мир.
      Они лишь волчьи стаи, терзающие тело Французской Республики, а мы представляем государство и должны действовать, следуя законам и революционной целесообразности.
      Целесообразно строгое и неуклонное уничтожение интервентов и врагов нации, но даже это не предполагает пыток и зверств, достойных дикарей  или больных психопатов.
      Их следует уничтожать, но не издеваться, это ниже достоинства патриота и республиканца.
      Наконец, Северьеф, с точки зрения разума  крайняя жестокость не вызывает нужного эффекта, она лишь ожесточает, но не побуждает бросать оружие, лишь выставит мучениками наших врагов, а нас злодеями,  и добрые сердцем, но наивные и аполитичные жители начнут сочувствовать им.  Этого ли нам надо? На это обращал внимание еще Друг Народа в споре с жирондистом Ланжюинэ. Разве он не авторитет для каждого настоящего патриота?! Пусть наша совесть будет чиста, как и наши принципы!
    Имя Марата не могло не произвести на гражданина Северьефа желаемого эффекта, кто же станет оспаривать мнение героя и «мученика Революции»?
        Северьёф как будто успокоился, а остальные и не думали спорить.
-  Во всяком случае, моя совесть не будет осквернена, - устало добавил Куаньяр, стирая капли пота, выступившие на лбу.    Он был еще нездоров,  и чувствовал себя скверно. Страшная история тоже сидела в душе гвоздем.
    Северьёф упрямо вскинул голову и выразительно, страстно продолжал:
-  Безразлично, будет ли осквернена совесть отдельных людей, важно другое, победит ли наша Революция, будет ли спасена Республика во Франции.  Важно также, чтобы с людей не драли кожу живьем за политические убеждения…
        Также важно, будет Европа  якобинской или нет,  расцветет ли на ее территории союз свободных демократических Республик или по вине нашей ложной сентиментальности народы будут обречены на вечное рабство под деспотией  Бурбонов, Габсбургов, Романовых, величеств и сиятельств, банкиров и фабрикантов!  Вот, что единственно важно, гражданин комиссар… или вы не согласны со мной? 
-  Гражданин Северьёф!,- мэр взглянул на него опасливо, искоса, с упреком.
Но Куаньяр уже знал, как следует вести себя с председателем клуба, он устало улыбнулся и протянул ему руку:
-  У вас развито глобальное мышление, это можно объяснить, вы представляете революционную общественность Лаваля – «Глас народа – глас Божий». Но у меня задача более узкая, борьба с мятежами и контрреволюцией в этом департаменте. Именно за это я в ответе перед Комитетом Общественного Спасения.
    Северьёф на секунду задумался, кивнул и взял протянутую руку, сурово сжатые губы дрогнули, лицо приняло приветливое выражение.
    Мэнье, прежний комиссар имел характер натурального диктатора, он был  неадекватно жестокий,  властолюбивый, часто нетрезвый при исполнении обязанностей и к тому же  нечистый на руку.
    А потому, принципиальный и непреклонный Северьёф, не боящийся авторитетов и чуждый всякому чинопочитанию, как настоящий якобинец,  был для него как кость в горле.  Возможно, что Северьёф  и  сам бы не уцелел, если бы не имел надежной защиты в Якобинском клубе Парижа…Честный человек, достойный уважения. Не без его активного участия Мэнье отозвали для отчета в Париж, к огромному облегчению местного населения.
    Общественный обвинитель и мэр вздохнули с облегчением. Куаньяр обратился к секретарю:
- Гражданин Лавинь, завтра утром повесьте то, что я вам продиктовал на стену мэрии, а рядом пусть висит их прокламация. И честные граждане, и бандиты должны это прочесть.
      Он обернулся к общественному обвинителю:
-  Готовьте акт, гражданин Эрбо, я всё подпишу.
    И помолчав, добавил:
- А сейчас, граждане,  можете быть свободны, я жду доктора Розели.
      Эрбо, Жютлэ и Северьёф направились к выходу, последним вышел молодой секретарь.
          Увидев на пороге Розели, Куаньяр улыбнулся, даже привстал, поправив трехцветный пояс-шарф, он заметно повеселел:
- Гражданин Розели, проходите, пожалуйста, я ждал вас.. Даже если бы я был совершенно здоров, для вас у меня всегда найдется время!
    Розели отчего-то выглядел неуверенно, в знак приветствия он слегка наклонил голову, как всегда мягкий и спокойный…
- Вы позволите осмотреть вас…гражданин комиссар?
- Разумеется, мне кажется, левый бок заживает слишком медленно.. очень  больно.. и вот еще, гражданин Розели, если вам не кажется это несвоевременным.. я отношусь к вам, как к другу.. и можете звать меня по имени.. просто Норбер.., - на губах Куаньяра появилась добрая усмешка, он мягко положил руки на плечи удивленного, слегка растерявшегося  Розели.
- Хорошо... Норбер, - он невольно запнулся, - в таком случае можете и меня называть просто Арман, а теперь позвольте всё же осмотреть вас. Как врач вынужден сказать, что вы недостаточно здоровы для такой  активной деятельности, впрочем, в этом, конечно, вы меня не послушаете..
- У меня нет времени на свои болячки, Арман. Какой же отчет я смогу дать Комитету и Конвенту? Что я напишу, если не выполню возложенной на меня задачи? Я же сам себя не прощу, - вдруг он  слабо улыбнулся, - хотите увидеть мой срочный отзыв и глупый бесславный конец?
  И невольно подумалось, что насчет «безвременного конца» вышел явный перебор, его ждал бы просто отзыв, но может быть потеря уважения и доверия Неподкупного.. нет..что угодно, только не это…лучше смерть от рук шуанов, чем такой позор…
    Розели бросил на Куаньяра внимательный взгляд:
- Я не желаю вам зла, Норбер.. Вас и так здесь встретили крайне жестоко. Жители департамента надеются, что …эти страдания не озлобили вас, и вы не забудете… о милосердии и справедливости..., - это звучало полувопросительно.
- Не сомневайтесь, Арман, я не безумец и не хищник, каждый получит  по справедливости, при необходимости не бойтесь обращаться прямо ко мне..Обращайтесь сразу ко мне, не в местный комитет, даже не в клуб к Северьёфу..
  Отводя взгляд, Розели подумал «вот уж сказал, чтобы я в здравом уме сунул нос в клуб.. к этим бешеным патриотам.. а уж появиться в комитете, я что же, сошел с ума? Да-да.. он просто не понимает.. не знает.. и это хорошо, иначе стал бы он покровительствовать мне и Марии? Что же будет, если он узнает..Что ждет нас..»
- А теперь я весь в вашем распоряжении, доктор. Как жаль, что у меня ничтожно мало личного времени, я чудовищно устаю, но если вы не имеете ничего против, я иногда  буду наведываться в ваш дом, я очень расположен к вам, Арман, вы интересный человек, приятно общаться с вами..
- Когда вам будет угодно, гражданин комиссар… Норбер..

       
      Суд и казни роялистов и шуанов начались. За первые пять дней были гильотинированы  уже двести пятьдесят человек.
    Среди них и местные аристократы,схваченные в рядах шуанов, нередко их жёны и сёстры, фанатички, воевавшие вместе со своими любовниками, мужьями и братьями, убивавшие республиканцев наравне с ними и едва ли не с большей жестокостью. Это последовательницы Антуанетты Адамс, мадам де Лескюр, любительницы пускать своего коня галопом по телам республиканцев, павших в бою..по трупам, уверяла она.. возможно и по