Железные пуговицы

через топь прямо к хижине. Под кустами, растущими вдоль дорожки, шипели и свивались ползущим, движущимся клубком осклизло белобрюхие гадюки.
    Но солдат лишь подкрутил свой чёрный ус да безбоязненно, невзирая на шипенье свивавшихся гадюк и злобный крик растревоженных карликов, направился к жилищу колдуньи.
    Ведьма ждала солдата:
— Здравствуй, служивый, — коварно улыбнулась она. Впрочем, её было трудно узнать (ведьма обратилась теперь совершенно молодой колдуньей — горба за спиной не было и в помине, длинный волос потемнел, морщины же на лице разгладились совершенно). И лишь глаза (злые-презлые, красные глаза) обличали знакомую уже солдату гнусную ведьму.
— Ты пришёл хлопотать за принцессу? Что ж, иди за мной.
Колдунья вошла в своё богомерзкое жилище, на пороге которого (огромной, трёхсотлетней черепахе) лежало беленькое, совсем как у принцессы-уточки пёрышко.
— Чего бояться? ружьё заряжено, сабля отточена, — простаковатый и храбрый наш солдат лишь подкрутил свой чёрный ус да и безбоязненно пошёл за ведьмой.
    Вся хижина дышала и ходила ходуном. Жабы и ужи переплетались, теснее сжимались и испуганно таращились на колдунью. Внутри всё было в пыли и паутине. В печи ярко полыхал огонь, но ни жа'ра, ни дыма от него не было вовсе; повсюду на стенах висели венчики сушеных колдовских трав. Ведьма достала из печи кипевший котелок, громко произнесла какое-то заклинанье и вдруг брызнула колдовским варевом прямо на солдата...


    Всё померкло, закрутилось, завертелось... и... и тут солдат очнулся маленьким, мизерно маленьким, меньше мизинчика, мышонком. На голове красовался солдатский кивер, одет мышонок был в подходящий по размеру, безупречно чистый, с двумя рядами блестящих золотых пуговиц мундир, на боку висела остро отточенная сабелька, на плече ружьё (если бы вы увидели это ружьё, вы бы наверняка подумали, что это детская, крохотная игрушка, на самом же деле это было настоящее, самое настоящее ружьё, только очень маленькое, как раз для мышонка, мышонка-солдата).
    Солдат с удивлением осмотрелся вокруг — всё теперь стало ошеломляюще громадным и ещё более пугающим и ужасным. Круглые, массивные столбы табуретных ножек поднимались ввысь и завершались огромно нависшей, в глубоких трещинах плитой - деревянной крышкой. Ножки стола были ещё толще и уносились вверх ещё на большую высоту. Печь теперь выглядела неприступно отвесной скалой, внутри которой бушевало, ревело и билось невидимое мышонку, и оттого ещё более страшное, пламя. Тысячи выпученных глаз переплетающихся и сдавленных гигантских жаб да ужей с испугом и ужасом смотрели на солдата-мышонка да ставшую огромнейшей, пугающе отвратительную ведьму.
    Колдунья раскатистым, охрипло громовым (так, по крайней мере, казалось нашему солдату) голосом тут же позвала кого-то:
— Кис-кис, будет тебе пожива!
И тут, откуда не возьмись, появился страшный рыжий кот. Однако же солдату кот теперь и вовсе казался величиною со слона — его огромные, горевшие огнём, злые-презлые глаза хищно сузились и с жадным интересом смотрели на мышонка. Кот, красуясь перед ведьмой силой и ловкостью, проворно изогнулся и... прыгнул на солдата.


    Но, даже став маленьким, мизерно маленьким, меньше мизинчика мышонком, наш солдат оставался безумно храбрым и нераздумчиво смелым, как и полагается самому обыкновенному и ничем не примечательному солдату. Мышонок-солдат выхватил свою остро отточенную сабельку, взмахнул ею раз, взмахнул второй — и отсёк подскочившему коту упругие и твёрдые, как стальные прутья, усы. Затем мышонок скинул с плеча своё очень маленькое, почти как игрушечное, но, тем не менее, самое настоящее ружьё, взвёл, приложил к плечу... вспыхнул кремнёвый замок, раздался гром выстрела... и когда рассеялся дым, стало видно, как жалобно мяукающий здоровенный рыжий кот, жалко припадая на подстреленную лапу, испуганно бросился прочь...


    Раздался дружный крик сердечнейшего восторга и воодушевлённо приветственного восхищения, раздались дружные аплодисменты и одобрительные возгласы славословных здравиц, — это тамошние мышки, наблюдавшие из своих норок в глиняном полу за исходом поединка, торжествовали победоносно радостный финал неравной схватки.
    Герой, невиданный в анналах мышиных историй герой, величайше достохвальнейший мышонок-герой, на их глазах, просто здесь и сейчас, вписал своё имя в печально пустовавшую до того летописную строку мышиной воинской доблести и славы. Впрочем, весь мышиный народ, проникшись участием сопереживающего уважения, начал звать мышонка-воина к себе в подземное мышиное царство, в свои норки да подземелья; и не напрасно — разгневанная колдунья уже искала веник, чтобы одним ударом прихлопнуть предерзкого нашего храбреца.


    Солдат понял, что воевать с веником, похожим на широченное крыло ветряной мельницы, а тем более с колдуньей-великаншей ему, солдату-мышонку, несколько не с руки и быстренько, гремя своей остро отточенной сабелькой да начищенным ружьём, юркнул в ближайшую норку. Здесь он был немедленно представлен его величеству мышиному королю, её величеству мышиной королеве, многочисленному двору их величеств, дамам и кавалерам, чиновникам и советникам, писарям и канцеляристам, королевской мышиной гвардии, элитному отряду королевской конницы (в качестве рысистых лошадок у мышиного воинства использовались необычайно послушные, в меру упитанные и хорошо ухоженные крыски), а также всему, бесчисленному и радостно оживлённому, мышиному народу. Наш герой, окружённый ликующей мышиной братией всех сколь только возможных званий, сословий и состояний, как и полагается беззаветно храброму солдату, скромно выслушивая неумеренные похвалы в адрес несомненно достойнейшей своей персоны, лишь покручивал чёрный ус да пыхал трубкой, туго набитой крепкого, отборно пахнувшего табака.
    Беспримерно самоотверженнейший подвиг его был официально освидетельствован и по достоинству оценён: мышонок был обласкан вниманием их королевских величеств и представлен к высочайшей награде королевства — сырному ордену, изготовленному из самой настоящей, зелёной корочки заплесневело мраморного сыра (вообще, это только у людей принято награждать бесполезным кусочком бряцающего железа, сырный орден можно было съесть тут же и без промедления). Канцлер королевства, старый, заслуженно толстый, с откушенным куском хвоста канцлер, прочёл заготовленную заранее торжественную речь. Канцлер произвёл впечатление необычайной премудрости, во-первых, потому что на коротеньком носу канцлера красовались круглые очки, во-вторых же, потому что также, с неподражаемым глубокомыслием прозорливца, он указал, что несомненно наиглавнейшим проявлением героизма мышонка-солдата являются его два ряда блестящих золотых пуговиц (впрочем, что именно имел в виду достопочтенно уважаемый канцлер теперь уже и трудно разобрать).
    Кроме того, мышонку был предложен генеральский чин, звание почётного гражданина, пост командира мышиной королевской гвардии, а также пожизненный пенсион (королевская канцелярия брала на себя это почётнейшее обязательство: ежедневно мышонку полагалось четыре зелёные горошинки, половина расколотого грецкого ореха, две большие варёные фасолины да один кусочек колбасных обрезков). Но солдат, конечно же, отказался от генеральского чина и командирского звания — ведь он был всего лишь самый обыкновенный и ничем не примечательный, безумно храбрый и нераздумчиво смелый солдат, мышонок-солдат.


    Отказ мышонка-солдата от чинов, званий и титулов вовсе не обидел его величество мышиного короля (властителя подземного и наземного мышиных царствий, всемогущего государя и распорядителя всех знаемых и незнаемых ходов, переходов и потаённо уютнейших норок), ничуть не обидел её величество мышиную королеву (утончённо деликатнейшую ценительницу и покровительницу всех знаемых и незнаемых хлебных корок, предивно расчудеснейших сырных головок и чудно живописнейших колбасных обрезков), никого не обидел из многочисленного и постоянно разрастающегося двора их величеств,— да и вообще никого из преславно ликующего и оживлённо суетящегося мышиного народа.
    Напротив, все мышки увидели в том знак необычайно привлекательного мышиного благородства да истинно рыцарственной скромности. Все незамужние мышки-девушки и (сообщу вам под строжайше величайшим секретом), и даже некоторые из замужних мышек-матрон были безоговорочно влюблены в нашего самого обыкновенного мышонка-солдата, весть же о том, что наш герой не имеет подружки, заставила всех мышек-девушек, да и многих из замужних мышек-матрон, поскорее принарядиться, надев свои самые красивые платьица, переднички и чепчики, да приукраситься, повязав на хвостики бантики всех только возможных форм и расцветок.


    Впрочем, солдат с благодарностью принял звание почётного гражданина благословенно прекраснейшего мышиного королевства. Это звание давало ему доступ ко всем наисекретно потаённейшим архивам, каморкам и хранилищам королевского казначейства. Наш мышонок, кроме того, что он был самый обыкновенный и ничем не примечательный, кроме того, что он был безумно храбрый и нераздумчиво смелый мышонок, он, как ему и полагается, был ещё и смекалисто находчивый солдат. Мышонок попросил отвести его к хранилищу вещей, вещиц и съестных припасов, доблестно вынесенных подданными его величества мышиного короля из хижины коварной колдуньи. Солдат рассудил: авось, что и найдётся необходимо ценное среди кучи ведьминого хлама.
    Молоденькие, шустрые мышки, разодетые в самые яркие платьица, переднички и чепчики, с радостной готовностью взялись немедленно показать ему заветную каморку. Вообще же, все мышки имели доступ ко всем каморкам и хранилищам королевского казначейства, потому что все они с неподдельной гордостью носили звание почётных граждан благополучно счастливейшего мышиного королевства.


    Однако же в хранилище не было ничего особо ценного и примечательно замечательного: всё, что можно было съесть или же с шумом весёлой возни изгрызть — неугомонно любознательной мышиной ватагой было давным-давно изъедено или изгрызено. Осталась сущая мелочная безделица: недавний, удачливо выкраденный ботинок без подошвы, кусочек сальной свечи да изрядно источенный листик какой-то мудрёно важной и таинственно непонятной колдовской книги.


    Солдат, мало того что он был безумно храбрым и нераздумчиво смелым солдатом, кроме всего прочего, наш солдат наизусть знал азбуку, мог по буквам слагать слова, а также читать их и даже читать такие слова, которые могут быть прописаны в мудрёных и тайных колдовских книгах. Чем наш храбрый солдат занялся тотчас же. И, о чудо! на листочке было написано, как избавить от колдовских чар уточку-белошейку да мышонка-солдата.
    Невелика хитрость: всего-то нужно было натереть до лучезарного блеска на солдатском мундире золотые пуговицы (причём для принцессы, заколдованной в уточку, натирать предписывалось беленьким пёрышком, которое лежало на трёхсотлетней черепахе - пороге ведьмовского жилища, если же от колдовства хотели избавить