наследству, чтобы я больше не приставал к ней самой. Хотя, мне от этого хуже не стало. Виктория была выше меня, и с ней я немножечко комплексовал, из-за недостатка своих сантиметров. Валя же органично подходила мне по всем параметрам, и одновременно не была такая строгая, умная и серьезная, как Виктория. То есть была какая-то близкая, одомашненная, приветливая, всегда готовая сделать приятное, и сама, конечно же, пребывала на постоянном позитиве.
- Доброе утро, - поздоровалась Виктория.
- Доброе утро, - ответил я.
- Надо подписать учредительные документы на вашу новую фирму. Название, которое вы, Владимир, придумали, уже имеется такая компания. Одинаковые названия не регистрируют. Пришлось оперативно придумывать другое название. – Положила она передо мной на стол папку.
- Ничего. Другое, так другое. – Согласился я.
- Сегодня юрист сдаст эти документы на регистрацию. А мы уже, от имени этой фирмы подготовили типовое письмо, с просьбой помочь снять в аренду помещение. Если возражений не будет, то мы его сразу же сейчас и разошлем всем намеченным нами адресатам.
- Нет, какие могут быть возражения, - согласился я.
Через пять минут все мои подписи, в необходимых местах, были поставлены, и Виктория, вся напряженная и сосредоточенная, ушла к своей команде. Раньше, когда мы с ней еще и расслаблялись среди рабочего дня, то да, Виктория становилась еще более собранная, активная, даже можно сказать, стремительная, но не напряженная. Напряжение у нее слетало. А теперь, добровольно приняв на себя условный как бы монашеский сан, с обязательной, в таких случаях, для монахини, сексуальной воздержанностью, она стала вся одним целым комком напряжения. С ее мужем Матвеем, видимо, жизнь Виктории, в этом плане складывалась куда как тяжелее, чем со мной. Матвей, будучи мужчиной очень красивым, высоким, статным и породистым, физически развитым, умным, и даже с пышными усами, возвращался с работы уже выжатый как лимон, ссылаясь на тяжелые условия труда. Но мы-то с Викторией знали, что на работе его не пропускала ни одна женщина, да и он старался, в силу своего мужского здоровья, не пропускать ни одной понравившейся юбки. Отсюда и складывалась такая непростая ситуация, в которой Матвею с Викторией уже к вечеру было никак, а Виктории ни на работе, ни дома, было теперь делать это не с кем. А один из врачей на консультации ей заметил, что многие ее проблемы как раз из-за отсутствия в ее жизни настоящего мужчины. Имелось в виду не вялое пушистое кошачье создание, безжизненно дрыхнувшее вечером дома на диване перед телевизором с пультом в руке, а активный необузданный самец, пусть без высшего, или вообще какого-либо, образования, но, чтобы только с перехлестывающим конским уровнем либидо и тестостерона. Работа, конечно, работой, а и собой заниматься тоже следовало. Природа этого требовала. И природе нет дела до того, что у тебя ответственная работа, высокая должность, при которой ни один подчиненный даже под страхом смерти близко не подойдет к своей начальнице, не говоря уже о требовавшихся для здоровья контактах особого рода. Да и с ее мужем Матвеем никто бы не рискнул вступать в конфликт. Потому что ситуация, в этом случае, заблаговременно являлась проигрышная, и грозила множественными синяками и ушибами, а то и инвалидностью. Да и я вступал с Викторией в близкие отношения каждый раз чуть ли не преодолевая ее какие-то внутренние зажимы и запоры, ощущая, что делаю это едва ли не насильно, против ее воли и желания, применяя запрещенный прием - свое вышестоящее служебное положение, используя ее зависимую от меня позицию. Хотя потом она будто расцветала, распускалась, и зримо становилась счастливой. И вот теперь она, не без моей вины, конечно, отступила от нашего с ней модус вивенди, то есть образа жизни, и от меня лично, забаррикадировавшись в своей собственной скорлупе, и потеряв ту необходимую ей природную живительную энергетическую подпитку, и, в следствие этого, начала прямо на глазах сникать и черстветь. Да еще похоже и делегировала меня Валентине. Для себя я отметил, что надо бы поймать ее как-то, в укромном месте, и помочь ей разрядиться. Но как, если она появлялась теперь только с самыми срочными и неотложными делами, которые подстегивали ее и гнали куда-то без остановки. Да и у меня теперь в этом плане день был загружен под завязку. И еще, после случая с Советом, появился страх или опасение того, а вдруг ей это мое приставание не понравится, и она в конце концов возьмет, и что-нибудь сделает в ответ такое, от чего все мое положение вдруг возьмет и рухнет. От этих мыслей смелости и безрассудности как-то сразу становилось значительно меньше.
Итак, Виктория ушла. Я примерно до полудня отдыхал в кресле. Затем зашел к Валентине. Потом обед, Люба с обучением вождению. Люба снова решила, что мне следует подналечь на учебу. А может опасаясь перекормить меня сладким, поэтому мы добросовестно, и без всяких отклонений на левые или правые мысли, тренировались в езде по городу. Сегодня для вождения отводился всего один час. Так как потом следовала тренировка с ВП.
Придя с вождения в гостиницу, я застал Анжелу опять валяющуюся на кровати, только в этот раз - в одежде и в обуви, в бесчувственном состоянии. Возникло какое-то неприязненное к ней брезгливое отношение, типа: повезло же связаться с наркоманкой. Себя-то я конечно же не считал наркоманом, а как бы мужчиной, который, когда хочет, то принимает наркотики, а когда не хочет, не принимает. Чтобы не бередить свои нежные эстетические чувства, я вышел из спальни, и закрыл за собой дверь.
К моему счастью, пришел ВП, разрядив подступающее к горлу негодование, в отношении становившегося уже некрасивым поведения Анжелы.
- Как дела? – Поинтересовался ВП, первым подавая руку для рукопожатия.
- Все нормально, - неуверенно проговорил я.
- Как идет борьба с зависимостью?
- Плохо идет. К вечеру начинает крутить так, что терпеть никаких сил нет. Ощущение, будто на живую отрывают кожу от мяса, причем во всем теле сразу. И все кости внутри в узлы завязываются. И это ощущение реально. Я его натурально чувствую. Чем дольше терпишь, тем сильнее и реальнее весь этот букет удовольствий. Так терпишь, терпишь, а потом чуть ли не бегом, прыжками бежишь за конфетой.
- Да-а, - вздохнул ВП, - а Анжела как?
- У Анжелы все еще хуже. Без двух раз в сутки она уже не может.
- Что вам и посоветовать-то не знаю, ребята. Столько лет прожил, а как бороться с наркозависимостью, представления не имею. Слышал только то, что и врачи не могут особо ничем помочь. Разве что капельницами снимут интоксикацию, выведут отравляющие вещества из организма. Но от тяги они не избавят. Большинство употребляющих, выйдя из больницы, тут же идут за новой дозой.
Мы замолчали. Наступила полная тишина. И в этой тишине тихо прошуршала открывающаяся дверь спальни. В дверном проеме стояла, покачиваясь, Анжела.
- Володя, - сказала она, - я беременна. Мне предлагают немедленно лечь в больницу.
- М-м, - застонал ВП, словно от сильной зубной боли. Теперь уже мы втроем замерли в полной тишине, слушая хаотическую, беспорядочную, непонятную беготню своих мыслей, мечущихся по серому веществу головного мозга туда и сюда, в поиске хоть какого-то приемлемого ответа, или решения.
- Слушайте, - наконец нарушил тишину ВП, - я, наверное, пойду. У вас сегодня и без меня проблем хватает.
- Я провожу, - сказал я ему, а Анжеле добавил, - я сейчас приду.
Мы с ВП вышли на улицу.
- Даже не знаю с чего начать, - заговорил я, - одной рукой потерев свою голову, - эта информация секретная, поэтому делиться-то ей нельзя, но и выхода вроде нет. Скоро грядут такие события, когда мне придется какое-то время прятаться на конспиративной квартире от мести конкурентов. Но они поставляют Анжеле эти конфеты, а значит через Анжелу они все равно выйдут на меня. Нужно что-то придумать.
- А что будет, когда найдут?
- Убьют. Там такие люди, которые другого и не знают.
- И долго от них прятаться?
- Я не знаю.
- Но ведь даже если найдут через год или два, то все равно сделают то же?
- Думаю, да.
- А заграницу?
- Скорее всего, и заграницей найдут. Очень мощная организация. Денег у них хватит.
- А может их тогда подождать здесь, и поговорить?
- О чем поговорить?
- Ну, не знаю. О чем они предложат. Мы ведь ребята не из пугливых. Я Ивана еще попрошу составить мне компанию. Ты ведь знаешь, у Ивана один способ разговора. Думаю, о чем-нибудь, да и договоримся.
- Они же убийцы. – Прошептал я.
- Вот это-то и плохо. Значит и разговор получится всего скорее серьезный. Володь, а зачем я тогда всю жизнь тренируюсь? Чтобы школьникам подзатыльники раздавать? Ну это философия. А когда они за тобой придут, ты сказать можешь?
- Думаю, в ближайшие дни. Когда точно, я еще не знаю, и просто не имею права сказать. Давайте, я вам в тот день позвоню, и скажу какое-нибудь кодовое слово?
- Скажи: «Виктор Павлович, как дела?», и я через пол часа буду здесь у тебя. А там и Иван подтянется. Хотя нет. Ничего не говори. Просто набери меня, и сбрось. Я пойму. Вдруг уже говорить ничего нельзя будет.
- Хорошо, позвоню.
- И вот еще, Володя. Отправь-ка ты Анжелу в больницу. Ей ведь и так порекомендовали туда лечь. Только лучше не в Москве и не в Подмосковье, а где-нибудь подальше. Есть у тебя такая возможность?
- Думаю, да. Я могу ее в свой город отправить. Там мои родители живут. Это пол тысячи километров отсюда. Пойдет?
- Будем надеяться, что пойдет. У тебя ведь теперь еще одна забота появилась: будущего ребенка сберечь.
- А какие дети у наркоманов?
- Ой, нашел у кого спрашивать. Я в бога не верю, но тут, как говорится: на все воля Божья. Ты заранее не загадывай. Вон у меня двое парней вымахали оба здоровее меня. Красавцы. Давно уже взрослые, живут своей жизнью. Советы какие-то начну им давать, так они говорят: шел бы ты, папа, со своими советами куда-нибудь, у нас своя голова на плечах. Думают, что я уже старый. А я не старый. Я просто знаю больше их о жизни и обо всем. А мне только с внуками разрешают понянчиться. В общем, если дело горит, то не тяни резину, завтра же организуй и отправляй девушку от неприятностей подальше. Может, там ей и с наркоманией как-то помогут. Деньги-то у тебя есть? А то я немного скопил на черный день. Не густо, но тысяч сто могу дать. Возвращать не надо.
- Спасибо большое. Деньги конечно же есть. Я прямо сейчас с родителями свяжусь. А Анжелу завтра же постараюсь отправить. Надо только как-то ее еще уговорить.
- А ты уговори. Правильно. Работа у тебя теперь такая – уговаривать. Она же считай теперь мать твоего будущего ребенка. Теперь только добротой, лаской и уговорами можно дела решать. Никаких волевых решений и приказного тона, только нежность и уговоры. И еще, она ведь сразу, наверное, обо всем этой самой Лиде побежит докладывать. Так ты при разговоре это тоже учитывай, пусти ее по ложному следу. Но учти, что эта Лида тетка очень хитрая. На такую должность кого не попадя не ставят. Поэтому запутывай ее тщательно и правдоподобно. Не сможешь запутать - Анжелу с ребенком погубишь.
- А может нет еще никакого ребенка?
- А вот тут ты уже не сомневайся. Если девушка тебе призналась в этом, значит сама уверена на сто процентов. Такое дело само не выветривается, и не рассасывается. Через девять месяцев, а то
С уважением, Пётр