бутылкой по голени ноги.
- Б…! Убивают, б…! – Завопил он, падая от новой боли на пол, держась одной рукой за ногу, другой выхватывая из-под куртки черный пистолет, и не глядя, с зажмуренными от боли глазами, начиная водить во все стороны, собираясь выстрелить. Но, наверное, пистолет был не взведен, или патрон не дослан в патронник, а может от страха попасть в своего хозяина, поэтому выстрел все не происходил, а я, следя за направлением плавающего туда-сюда ствола, собирался уже было врезать бутылкой еще и по руке с пистолетом.
- Стоп, стоп, стоп! – Закричал главный, - разошлись по углам! Не стрелять! А ты, хватит махать бутылкой! Успокоились! Ничего не делать! Будем разговаривать!
- Он башку мне разбил! – Взвыл здоровяк. – И ногу сломал! Я его замочу!
- Остановились! – Еще более решительно скомандовал главный. – Никто никого не мочит! Надо поговорить!
- Какое говорить! Я из него сейчас бифштекс сделаю! – Не унимался здоровяк.
- Если бы не я, это он из тебя только что чуть бифштекс не сделал! – Прокричал главный. – Надо поговорить! Убери пистолет! А ты тоже успокойся! Смотри какой взрывной! Давай сядем и поговорим! Мы поняли, что ты крутой, теперь сядем и поговорим.
- Он не крутой! Он борзой! – Выл здоровяк.
- Успокойся же! А ты давай, говори, что хотел предложить?
Я, получив выброс такого количества адреналина, что дышал большими глотками, словно только что пробежал на максимальной скорости серьезную дистанцию, попытался через частые вдохи и выдохи раздельно выпускать из себя по одиночке слова, но не расставаясь с бутылку, держа ее все время наготове.
- За рубежом, - начал я, - большинство подобных вашей фирм примкнули к одной центральной, с правом полной самостоятельности, но получив наименование общей фирмы. Они отчисляют центральной компании двадцать процентов своего дохода, и продолжают работать, как и работали, но называются общим единым названием. – Цифру в двадцать процентов я придумал сам находу, хотя по тексту говорилось лишь о двух процентах. Но так ведь получалась возможность поторговаться.
- И чего? – Заинтересовался главный.
- Вы продолжаете работать, как и работали. Название у вас станет от нашей компании. Реклама станет и нашей и вашей рекламой. Наша компания не будет лезть туда, где уже обосновались ваши точки. Вы продолжите с них стричь свои купоны. Ваши деньги останутся у вас. Никто не обанкротится. Если раньше вы и мы были, как два военных корабля противоборствующих стран, готовых уничтожить друг друга, то теперь станем одним мощным непотопляемым авианосцем.
Воздуха мне совсем дальше не хватило, и я стал быстро дышать.
- Замочу авианосца! – Заревел здоровяк.
- Погоди, погоди, - кажется задумался главный. – То есть ты предлагаешь объединиться?
- Я не предлагаю. У меня нет таких полномочий. Я рассказывают опыт зарубежных стран. А там, кто не вошел в крупные союзы, просто растворился в небытие. То есть, вариантов в перспективе всего два: объединяться, или обанкротиться.
- И твоя фирма предлагает мне объединиться с ней?
- Нет, они сами об этом ничего не знают.
- Тогда чего ты мне тут вешаешь?
- Завтра меня с утра вызывают на Совет директоров. Я могу высказать идею, что, предположим, это вы предлагаете объединиться.
- Мы предлагаем? Мы ничего пока не предлагаем.
- На Совет директоров попасть просто нереально. А завтра, так совпало, меня вызывают туда, возможно в первый и последний раз, чтобы посмотреть, что я за человек. Другого повода может и не быть.
- Так. Давай еще раз. – Начал рассуждать вслух главный. В это время здоровяк сел на полу спиной к креслу, держась одной рукой за голову, а второй, которая с пистолетом – за ногу. – То есть ты предлагаешь, чтобы мы предложили твоей фирме объединиться, так?
- Да.
- А кто будет всем рулить?
- Каждый управляет своей частью компании самостоятельно, как и было до этого. Юридически каждая компания не зависит от другой. Но название будет общее, которое лучше раскручено сейчас на рынке.
- И твоя фирма не лезет в наши регионы?
- Да. Вы не лезете в наши, а мы не лезем в ваши. Своего рода разграничение полномочий.
- И ты хочешь, чтобы мы платили за это…
- Двадцать процентов выручки. Они пойдут на рекламу и другие возможные организационные нужды.
- Двадцать процентов! Да ты хоть представляешь себе, сколько это – двадцать процентов?! Это МЫ! всех ставим на двадцать процентов!
- Нет. Я просто рассказываю зарубежный опыт. Ведь там, кто не объединился, совсем обанкротились. Что лучше? Иногда можно найти смысл, пожертвовать малым, чтобы остаться с остальным. Те брифинги, которые работают сейчас против вас, станут работать на вас. Я ничего не могу обещать, но мне кажется, что вместо падения, вы получите новый рост своей экономики, и эти двадцать процентов могут даже окупиться.
- И мы должны взять твое название?
- Ну, предположим, наша фирма возьмет ваше название, и чего? Начнем падать вниз вместе. Вам разве есть какая-то разница, как называются ваши точки? Лишь бы давали доход. Они ведь останутся у вас.
- И ты хочешь двадцать процентов?
- Да ничего я не хочу. Я сам работаю всего несколько месяцев, и нахожусь на птичьих правах. Но, если вы знаете другой выход, то пожалуйста.
- Замочим его здесь, - простонал здоровяк, - вот и будет лучший выход.
- Вы поймите, что эти двадцать процентов будут так же работать на вас, но из центрального офиса. Рекламная компания стоит приличных денег, а тут отчислили свой процент, и про вложения в рекламу совсем забыли.
- Двадцать процентов, это гигантская сумма. Хватит и пятнадцати, нет – десяти процентов. Десяти процентов хватит, чтобы и рекламу всю окупить, и еще красиво пошиковать. Предложи своим хозяевам десять процентов выручки. Если не согласятся, пусть пеняют на себя. Я сложа руки тоже сидеть не стану.
- Замочим всех, - простонал здоровяк.
- Но ведь и у нашей фирмы тоже имеется силовое подразделение, - предупредил я, - и я уже видел, как они работают. Честно говоря, мне было страшно. На одно только слово «замочим» ответ будет мгновенным. А вся ваша компания, все ее сто процентов, перейдут в собственность нашей фирмы. – Приврал немного я.
- Ты нас не пугай. Мы ничего не боимся. Сами кого хочешь застращаем. Давай поступим так. Вот тебе моя визитка. Объяснишь там, своему руководству что и как, про зарубежный опыт, авианосец. И скажешь, что мы согласны на десять процентов. Это несколько миллиардов в год, сынок. Если согласятся, то пусть позвонят, перетрем это дело. Идет?
- Хорошо. Что зависит от меня, я сделаю.
- А ты постарайся, мил человек. Вон ведь, как можешь, - кивнул он на здоровяка, уныло сидящего возле кресла. И уже спрашивая у самого здоровяка, - идти сам сможешь, или скорую вызвать?
- Попробую, - закряхтел тот, вставая сначала на четвереньки, а потом и на ноги, сильно, без тени притворства, ойкнув, и согнувшись в сторону ушибленной ноги. Постоял так, поморщился, шевеля одними губами слова из словаря ненормативной лексики. Затем сделал еще одно усилие над собой, и наконец, собрав всю свою волю в кулак, выпрямился. Еще постоял, возможно, осознавая что-то новое для себя. Во всяком случае новые ощущения сегодня он точно получил. Повернувшись ко мне, он, как пальцем, погрозил мне пистолетом, а затем сунул его себе за пазуху.
- Неужели уйдут? – Подумалось мне. И они действительно повернули к выходу, и через минуту исчезли. Только теперь я облегченно поставил бутылку на журнальный столик и снова бухнулся в кресло. Не прошло и половины минуты, как в номер, без спроса, самым настоящим образом влетели трое здоровенных мужиков, с пистолетами наизготовку. Ничего не говоря, один остался наготове у самой двери, один быстро поник в спальню, а третий осмотрелся в гостиной, лишь вскользь чиркнув меня своим взглядом. Второй вышел из спальни и объявил.
- Здесь чисто!
- Так, кого здесь убивают? – Наконец поинтересовался тот, что ходил по гостиной.
- Никого не убивают, - пожал я плечами. – Я телевизор случайно громко включил.
- Телевизор? – И все замолчали, понимая, что попали впросак. – Пошли отсюда. – Скомандовал тот же, и все почти строем покинули номер, убирая свое оружие себе в кобуру.
- Эх, ребята, - с грустью подумалось мне, - если бы убивали, то давно бы уже убили. Слишком медленно вы бегаете.
Посидев в кресле еще какое-то время, отойдя постепенно от мандража и страха, я начал логически раскладывать у себя в голове пасьянс из произошедших только что событий. Вроде бы честь фирмы я не уронил, но, если рассказать это завтра на совете, том еще надо будет доказать, уронил я честь или нет. То есть нужно было это так преподнести, чтобы у слушателей не осталось ни малейшего сомнения, что я свой, а не продался там другой компании, и теперь выступаю в роли крота. Кротами называют шпионов, внедренных в фирму конкурента, для того чтобы получать инсайдерскую информацию, то есть внутреннюю, не подлежащую разглашению. На это на все начало все четче накладываться чувство голода. Надо было покушать, и вставал вопрос: заказать из ресторана всяких райских изысков, или просто пойти опять в кафешку, и там поесть обычной земной пищи. Почему-то особая еда подходила для торжественных случаев, но вот в обычный день больше нравилось мне питаться в общепите, да и не так это выглядело безголово-расточительно. А значит выбор, априори, был сделан в пользу кафетерия, к тому же там можно было взять еще и готовые блюда на дом.
Быстро одевшись, я направился к выходу. Погода сегодня стояла по весеннему теплой, и пахло со всех сторон настоящей весной. Под ногами слякоть и опять нескончаемые потоки спешащих людей.
Достав на ходу телефон, я, не надеясь даже на чудо, запустил автоматический набор номера Анжелы, приготовившись, даже не слушая, сразу сбросить голос автоответчика. Надежды не было никакой, веры в чудо – тоже. Зачем тогда набрал? Не знаю. Нужно было чем-то на ходу занять руки, и изобразить, как все москвичи, напущенную деловитость. Но вместо автоответчика вдруг послышался длинный гудок, а это означало, что абонент появился в сети, и это уже было что-то.
- Только бы мне это не показалось, - подумал я. И вдруг.
- Алло? – Узнал я голос Анжелы, и сердце трепетно забилось от ожидания возможного счастья.
- Алло, – Радостно откликнулся я. – Ты где, я сбился с ног, тебя искав!
- А зачем я тебе?
- Я без тебя не могу. – Честно признался я. – Я все время о тебе думаю! Где ты?
Наступила молчаливая пауза. Я шел и думал, что только бы она теперь, когда мы снова, вроде бы, нашлись, не положила трубку.
- Прямо перед тобой. – Наконец проговорила она.
- Что? – Поднял глаза, и метрах в двадцати тут же увидел ее, смотрящую на меня своими очаровательными родными, любимыми глазками.
- Анжела, я тебя люблю! – Крикнул я в трубку.
- Что?
Но я уже бегом бежал к ней, боясь потерять ее из виду. Девушка стояла с растерянным видом, продолжая держать трубку телефона у уха. Я подбежал к ней весь такой запыхавшийся и на позитивном взводе, улыбаясь до самых ушей.
- Наконец-то я тебя нашел! – Радостно проговорил я ей уже без телефона.
- А что ты сейчас мне сказал по телефону?
Нажимая на каждое слово отдельно, произнося их с торжественным наклонением, я еще раз повторил.
- Я! Тебя! Люблю!
Анжела, наконец, прочувствовав обращенное к ней признание, бессильно, словно плети, опустила
С уважением, Пётр