Победитель

отправились мы проведать свои родные киргизские края. Приехали на родину в Талас и не узнали его, настолько всё изменилось к худшему.
Немцев там вообще не осталось – уехали все, а было раньше в Таласе немало немецких семей... .
Мрак, одним словом.
После той поездки ностальгия наша излечилась.

- А вы знаете, - сказал Петер, что мой дедушка тоже воевал, но, к сожалению, по другую сторону фронта... .

- А меня это не удивляет, - спокойно пожал плечами Герман, - ведь этому бесноватому удалось весь германский народ, как сейчас говорят, зазомбировать. Кто знает, если бы я тут в то время находился, то, может, тоже пошёл бы, как баран на заклание... .

- А вы в каком звании были? – Спросил Петер.
- Я-то? В самом ужасном – рядовым! – Ответил Абрамс.

- А мой дедушка был кадровым офицером, причём потомственным, в звании майора, воевал во Франции и на восточном фронте; за французскую кампанию получил рыцарский крест, хотите покажу фотографию?

- Вот этого – не надо! – Поморщился Герман.
- А почему? – Спросил Петер.

- А потому, что эти их кресты для меня – оценка их подлости и ничего не значат, поскольку Победитель – я, а не ваш дедушка! Вы, уж не обижайтесь. И мне не совсем понятно зачем вы храните эту фотографию, это что предмет вашей гордости за дедушку – «героя» второй мировой?

А где, кстати, сам оригинал? У дедушки? Или у вашего папы? – С сарказмом в голосе спросил Герман, - а за восточный фронт ваш дед чем награждён? Русской пулей?

- Ну зачем вы так? – Как-то, даже, смущённо отвечал Петер. – Где орден я не знаю, может быть у отца – он в Гамбурге живёт, а дедушка умер двенадцать лет назад... . А фотографию сделал для меня когда-то папа, гордясь что дед был боевым офицером. По-моему ни он, да и я до сего момента не задумывались за какие заслуги он его получил... . Но, с другой стороны, он ведь был военным по-профессии, принимал присягу... .
Герман только хмыкнул, прикрыв живой глаз. Стеклянный же пристально уставился на Петера.

- А за восточный фронт дед наград не имел, не успел, пожалуй, так, как был взят в плен в сорок первом под Курском...,- добавил Петер.

- Что, под Курском? - Встрепенулся Абрамс, - а вот это, уже интересно!
- А что это вы так заинтересовались моим дедом, господин Абрамс?

- Ну как же, я ведь тоже там в это время, так сказать, крутился. Может, ваш дедушка и вышиб, мне там правый глаз, работая по своей почётной специальности.

- Да нет, что вы, он в то время в штабе полка служил и ни в кого не стрелял лично, - по своему понял сарказм Германа Петер. - Был он в то время заместителем начальника штаба полка, Дитрих фон Крюгель, не слышали такое имя?

Старик в изумлении вытаращил свой здоровый глаз и какое-то время не мог произнести ни слова.
«Так вот оно что! Вот почему меня как-то цепляло, когда я слышал эту фамилию доктора: «Крюгель»!

В его памяти вдруг всплыла картина: полумрак блиндажа, керосиновая «летучая мышь» на столе, связанный немец в углу, капитан Зимин с перебинтованной серым бинтом головой, штабист с переводчиком и он сам, Герман, с пеньковой верёвкой в руках... .
- Что случилось? – Заволновался Петер Крюгель, - вы там дедушку встречали?
Но Герман уже взял себя в руки и, как мог, спокойно ответил:
- А вы знаете, слышал я о таком от разведчиков, слышал. Но видеть не приходилось. Случаются, ведь в жизни совпадения! А вы не могли бы рассказать мне , уважаемый доктор о том, как сложилась судьба вашего деда в дальнейшем... . Ведь в одних местах воевали, - криво усмехнулся старик.

- Ну, дед попал в лагерь военнопленных под какой-то Елабугой, сидел там, - начал Петер, - лагерные власти занимались «перевоспитанием» пленных, убеждая их, что воевали они не за правое дело и внушая, что после войны надо будет строить новую, социалистическую Германию, короче проводили уже там, так называемую, денацификацию... . Кто-то перевоспитывался, а кто-то прикидывался, поскольку «перековавшимся» полагались некие льготы и послабления... .

- Ну и как, «перековали» деда? –Прервал доктора Герман.
- Не думаю, - ответил Петер, - он всегда был антикоммунистом, им и остался.
Но тут произошло вот что: в лагере возникла эпидемия тифа и много пленных умерло. Дедушка тоже заболел, но его всё же спасла женщина - доктор, очень она старалась деда выходить – приглянулся он ей... .

Короче дед выжил, возникла любовь между ним и той врачихой. Она уговорила деда и тот сделал вид, что перевоспитался. За это его отправили в спецлагерь в Подмосковье: в нём готовили из перековавшихся офицеров вермахта администрацию новой, демократической Германии. За это их раньше освобождали.

После войны сразу эти люди уехали во вновь созданную ГДР, в то время, как обычных военнопленных отпустили в Германию только после смерти Сталина.

А дед в Германию не вернулся. Он женился на той врачихе, работал главным бухгалтером в каком-то совхозе и жили они, как говорится, долго и счастливо.

- Ну и история! – Восхитился Герман, - так он что, на русской женился? А вы говорите не «перековался»!
И как вы узнали всё о нём, неужели переписывались?

- Эта женщина была башкирка, причём, очень красивая; а узнали мы эту историю, после смерти бабушки Марты – его первой жены, к которой дед не вернулся.

Каким-то образом, он разнюхал, что бабушка умерла и приехал сюда, чтобы проведать сына – моего отца и внука, то есть, меня. Тогда, вот и поведал он нам о своей жизни, - закончил свой рассказ Петер.

- Интересно, интересно..., вот тогда-то и привёз, видимо, благочестивый главбух орденок на память родному сыну. Чтоб гордился дедушкой-героем, - домыслил Герман.

- Да что вы всё ёрничаете? – Надулся Петер. Люди, вон, хранят в коллекциях нацистские награды и никто их за это не преследует! А у вас, кстати, есть награды? Вы же, хоть и недолго, но воевали!
Или, когда армия отступала, награды не полагались?
- Есть награда одна, - сказал Герман, вытащил из внутреннего кармана пиджака коробочку из- под духов и достал из неё жёлтую медаль с профилем Сталина.
- Что на ней написано? – Спросил Петер, разглядывая медаль.
- На ней написано: «Наше дело правое, мы победили!», а с другой стороны «За Победу над Германией», - перевёл Абрамс.

- А почему всего одна медаль-то? - С ехидцей спросил Петер, - у нас тут сосед жил, из эмигрантов, Фридман, так он тоже не очень долго воевал, зато всю грудь медалями обвешивал на 9 мая.
- Да вручили мне эту в сорок шестом, вспомнили; ну, а потом военком поменялся, да и забыли про меня, юбилейных –то и не давали. Видимо, никому в голову не приходило, что киргизский немец может быть советским ветераном. Зато я могу носить её смело, не то, что ваш дедушка, потому, что я – Победитель!
- Так что же не носите, а прячете в кармане? – Ухмыльнулся Петер.
- А, вот, сейчас и прицеплю! – Заявил Герман и приколол медаль на пиджак, - тем более знаете какой сегодня день? 23 февраля, День Советской армии!
Ну всё, уважаемый доктор, пора и откланяться, дочка, поди, волнуется уже, а я телефон дома забыл, а вам ещё раз большое наше спасибо за вашу доброту и заботу - Абрамс поднялся и, опираясь на свою красивую трость, захромал к вешалке, где висело его клетчатое пальто.

Петер внимательно наблюдал за гостем, а когда тот напялил на себя пальто, заметил:
- А медаль-то под пальто спрятали!
- Ах да, ну конечно! Склероз, понимаете ли.
Герман распахнул пальто, перецепил медаль на его лацкан, помахал шляпой хозяину дома и вышел в сырой февральский день.
«А он и впрямь – чудаковат», - подумал Петер.

9

Абрамс задумчиво переходил улицу, «переваривая» услышанное от Петера, как вдруг услышал резкий скрип тормозов: На него чуть не наехал внедорожник, мчащийся справа: правый-то стекленный глаз был незрячим и Герман, пересекая улицу не по пешеходному переходу, естественно, не заметил помеху справа!

Он, чуть ли не из-под колёс автомобиля выскочил на тротуар.
- Эй, старик! – Услышал Герман сердитый крик водителя, - куда прёшь? У тебя, что, глаз во лбу нету, что ли? – Он был не на шутку напуган тем, что чуть не сбил странного старика в тирольской шляпе, с клюшкой и клетчатом пальто, со сверкающей на лацкане, как ему показалось, золотой медалью.

- Почему нет? Есть! И Герман достал из правой глазницы стеклянный глаз и показал водителю.

Перепуганный немец «ударил по газам».