Победитель

сил не удержать.

- Товарищ командующий! – Кричал в трубку телефона комдив, - Докладываю! В дивизии осталось около восьмиста бойцов, всего четыре исправных орудия, боеприпасы на исходе! Личный состав измотан боями до предела! Если нет возможности замены дивизии другим соединением на боевых позициях, дайте, хотя бы, обещанное подкрепление, орудия, бронетехнику и боеприпасы! Нас тут скоро подавят танками, как тараканов! Что? Есть держаться! Генерал бросил на стол телефонную трубку и, пробормотав ругательство, устало опустился на стул.

4.

Проведя артподготовку и отбомбившись по советским позициям, прикрываемые бронёй впереди идущих танков, немцы пошли в атаку на позиции дивизии.

Капитан Зимин, в батальоне которого оставалось уже меньше сотни бойцов, проклиная всех и вся в душе, командовал подчинёнными, тщетно ожидая подкрепления или приказа отходить.

- Беридзе, Семёнов, Ткаченко, Тенешев – с гранатами к танкам! Хрипло крикнул он, выглянув из окопа и увидев, что четыре танка подошли совсем уже близко к позициям батальона, пятый – горел, подбитый из противотанкового ружья, а ещё два танка, вырвавшись вперёд слева уже утюжили окопы соседей.

Сопровождавшая их пехота, уже вступила в рукопашную с бойцами третьего батальона.
Пулемётчик, младший сержант Миша Логинов вместе со вторым номером – красноармейцем Абрамсом, пытались короткими очередями из «Максима» отсечь пехоту от танков.

Один из танков саданул из своего орудия в сторону пулемётчиков и Миша, захрипев, осел на дно траншеи. Герман подтянув цинк с пулемётной лентой поближе и, развернув «Максим» таким образом, чтобы удачнее срезать атакующих слева, выпустил длинную очередь. Очередь прошла удачно!

Абрамс прикинул, что человек восемь, ещё не вступивших в рукопашную схватку, как минимум, он этой очередью уложил. Ещё человек десять спрятались от разящего свинца за уже подбитый и горящий танк слева.

- Давай, Гера, давай, родной! Кроши эту сволочь! – Кричал ему Зимин, но Герман не слышал его за грохотом боя.
В этот момент, появившийся откуда-то из клубов дыма и пыли связист, ткнув пальцем в свой аппарат, крикнул Зимину:

- Команда – оставить прикрытие и отходить, товарищ капитан!
А Герман, тем временем, строчил в появившийся между танками справа зазор по лишившейся прикрытия наступавшей немецкой пехоте, поскольку один из танков был уже подорван Беридзе.

Пригнувшись Зимин подобрался по полуосыпавшейся траншее к Герману и сказал тому:
-Отходим, Гера, прикрывай! – И приобнял бойца на прощание, так как прекрасно понимал, что шансов остаться в живых у Абрамса, практически не оставалось.

- Прощай, капитан! Отходите с Богом! – Сказал Герман и снова дал очередь по залёгшим, было, а теперь начавшим опять подниматься немецким цепям.

Траншея опустела, а Герман продолжал сточить, теперь уже короткими очередями, экономя патроны, поскольку оставался последний цинк. Впереди горело уже два танка, третий – у него была повреждена пушка, развернулся и двинулся назад.

Четвёртый, уцелевший танк, почти уже наезжал на окоп Германа и тот принял решение сбросить пулемёт на дно траншеи и прилечь там рядом с убитым Логиновым, чтобы пропустить танк над окопом, а потом, как учили, бросить ему гранаты сзади «под корму», как вдруг, танк дал задний ход, развернулся и помчался прочь от позиций дивизии.

Удивлённый Абрамс увидел, что и пехота спешно уходила в обратную сторону!
Герман не знал, что по случайному совпадению, практически, одновременно с советским командованием, немецкое дало команду своим частям прекратить атаку, поскольку из-за упорного сопротивления русских и большими потерями, неверно оценило возможности русских и решило повторить артподготовку, ещё раз пробомбить позиции советских частей и, перегруппировавшись и подтянув свежие подкрепления, повторить атаку.

На радостях Абрамс дал по отходившим длинную очередь, но разорвавшаяся внезапно рядом мина, опрокинула пулемёт, несколько горячих осколков впились в тело бойца и он, потеряв сознание, упал рядом с мёртвым другом, младшим сержантом Мишей Логиновым.

III

5.

Остатки батальона Зимина отходили от оставляемой ими линии обороны вместе с бойцами других подразделений лощиной, начинавшейся метрах в ста от брошенных позиций и протянувшейся в юго-восточном направлении.

Примерно, в паре километров на восток от поля недавнего сражения, укрепляло свои позиции долгожданное подкрепление, которое должно было продолжать сдерживать рвущихся к Курску захватчиков; там же, невдалеке, проходила железнодорожная линия, на путях которой стояло два состава: один санитарный, состоящий из пяти вагонов и другой – бронепоезд, из которого спешно выгружали боеприпасы для вновь прибывших бойцов.

Вот, туда и отходили отступающие остатки Второй гвардейской дивизии.

Комбат Зимин, шедший позади своих бойцов, которых осталось тридцать шесть человек, измотанных боем и бредших, как-попало, поддерживая раненых, прислушивался к звукам, доносившимся с покинутого поля боя.

Какое-то время до него доносились звуки очередей немецких автоматов МГ, уханье танковых орудий и короткие очереди «Максима» Германа, затем всё стихло.

- Игнатенко! – Подозвал он вестового, на котором не было ни единой царапины, но который как-то странно держал голову: перед боем, ночью, на него случайно напоролись двое немецких разведчиков, с которыми вестовой вынужден был вступить в схватку и один из тех двоих пытался бедного Игнатенко, видимо, придушить малость и взять «языком». Вестовой из той схватки вышел победителем, однако шею ещё долгое время мог поворачивать с трудом.

- Я! – Откликнулся Игнатенко.

- Давай-ка, Петро, слазай на позиции, разнюхай – что там сейчас творится; если немцев нет, вернёшься сюда опять и возьмёшь с собой тех четырёх санитаров, что притулились со своей повозкой за тем, вон, кустом, а потом вернётесь на брошенные позиции опять; необходимо тщательно проверить: остались ли там ещё раненые.
Необходимо вывезти всех! А санитарам я сейчас дам команду. Понял, боец Игнатенко?

- Так точно, товарищ капитан, но одно непонятно: зачем я должен возвращаться? Пусть санитары выполняют сами свою работу, это их хлеб!

- Разговорчики! – Рявкнул Зимин, - а твоя задача, боец, найти мне пулемётчика Абрамса, помнишь такого? И доставить в тыл живым или мёртвым, понятно? Если убит, то похороним с воинскими почестями, он заслужил.

- Герку Абрамса? Есть, товарищ капитан! – И Игнатенко поспешил в обратную сторону. На шее у него болтался трофейный немецкий автомат, отвоёванный им у чуть было не свернувшему ему шею разведчика.

6.

Герман был без сознания, когда его, наскоро перевязанного и ещё одного тяжелораненого бойца вывозили с поля боя.

Игнатенко с санитарами шли рядом с повозкой, торопясь, как можно дальше отойти от рокового места, заваленного трупами своих и чужих, как вдруг услышали гул приближающихся немецких штурмовиков.

Самолётов было два: один полетел дальше на восток, а второй, снизившись, дал очередь из пулемёта по санитарному отряду и помчался следом за собратом.

Вскоре послышались пулемётные очереди уже в районе новой линии обороны, лощины, по которой отступали бойцы Второй дивизии и уханье зенитки, установленной на бронепоезде.

В результате обстрела была убиты лошадь и раненый боец в санитарной повозке, а также, ранен в ногу вестовой Игнатенко. Санитары остались невредимыми и, посовещавшись, двое положили Германа на носилки и понесли дальше, а двое других, перевязав ногу Игнатенко, и взяв его под руки, повели вестового, ковылявшего на одной ноге туда же, в сторону санитарного поезда.

Хотя бронепоезду и удалось сбить один самолёт, штурмовики тоже покрошили на новых позициях четырнадцать человек. Капитану Зимину пулей пробило лёгкое и он упал в сухую осеннюю траву, так и не узнав, нашёл Игнатенко Абрамса или нет.

Как бы там ни было, бронепоезду удалось прикрыть санитарный состав, а взбешённый потерей приятеля лётчик второго штурмовика, отлетев от бронепоезда на безопасное расстояние, на бреющем полёте начал охоту за бросившими раненых и мечущимися в панике санитарами, пытаясь увернуться от пулемётных очередей.

Один санитар был убит, а трое других догадались упасть на землю и прикинуться убитыми.
В Германа попала ещё одна пуля, но он этого не почувствовал.

Герман не знал, сколько времени он был без сознания, когда очнулся.
С сознанием вернулось и ощущение боли: казалось, что всё тело – это сгусток боли.
Раскалывалась наполовину перебинтованная голова, ныло, казалось всё тело, ногу пронзала пульсирующая боль.

Единственным видящим глазом – второй ужасно болел и был перебинтован – он увидел недалеко мёртвого бойца с санитарной повязкой на рукаве и больше вокруг не было никого.

Услышав вдалеке короткий паровозный гудок, он выкатился из носилок на траву и, преодолевая дикую боль, пополз в ту сторону. Герман полз, временами теряя сознание, но очнувшись, продолжал движение в намеченном направлении; какой-то инстинкт заставлял его делать это, как будто, Высший Разум или сам Господь Бог, говорил ему: «Ползи туда! Там твоё спасение!».

Ему казалось, что полз он вечность, но прошло, лишь полтора часа, когда он оказался на краю лощины и, сделав рывок из последних сил, скатился по её склону прямо к группе раненых красноармейцев, собранных вместе и ожидающих транспортировки в тыл.

Перед глазом Германа мелькнуло удивлённое небритое лицо в пилотке с красной звёздочкой и он потерял опять сознание и теперь уже надолго.

7.

Мерно постукивали на стыках рельсов колёса санитарного поезда, удаляясь всё дальше и дальше на восток от полей жестоких сражений самой страшной войны двадцатого века.
На нижней полке купе плацкартного вагона, слева по-ходу, лежал бредивший Герман, а справа (так уж получилось!) – его комбат, капитан Зимин. Он тоже находился в забытьи.

Рядом с ним сидела пожилая медсестра, время от времени, вытиравшая ему розовую пену с губ, выступавшую у стонавшего Зимина при его тяжёлом хриплом дыхании.
Сестра почти не отходила от капитана: он был очень похож на её сына, воевавшего где-то на Балтике на торпедном катере, от которого она давно уже не имела весточки.

- Потерпи, родненький, потерпи, - успокаивала женщина комбата, - скоро тебе сделают операцию и всё будет хорошо, - но тот никак не приходил в сознание.
На вторых верхних и третьих – багажных полках также находились раненые, но состояние их было гораздо легче, чем у Зимина и Абрамса.

Вот, у входа в купе появились двое: молодой хирург в белом халате поверх мундира и военный в форме старшего лейтенанта НКВД.
Медсестра начала подниматься, но оба мужчины одновременно сделали ей знак, чтобы оставалась на месте.

- Ну как они, Елизавета Аркадьевна? – Спросил сестру врач, показывая на капитана и Германа.
- Плохо! – Ответила та и хотела ещё что-то добавить, но её перебил старший лейтенант:
- Старший лейтенант Тужилкин, уполномоченный НКВД! Это вы присылали за мной санитара?

- Так точно, вот этот раненый, - и Елизавета указала на Германа, - подозрительный человек: он бредит на иностранных языках – на немецком и ещё