Победитель

1.

2-я гвардейская стрелковая дивизия, прилично потрёпанная немцами и потерявшая половину своего состава в предыдущих боях, 3-го октября 1941 года, прямо «с колёс», вступившая в тяжёлые оборонительные бои под Курском, в районе города Тим, отчаянно сражалась с противником вместе с курским ополчением.

Не хватало не то что артиллерии, а и обычного стрелкового вооружения, особенно ополченцам, которые, нередко шли в атаку, вооружённые, лишь, «коктейлями Молотова».

А рядовым пехотинцам не хватало на всех обычных трёхлинеек!
А может быть,ещё и потому, что часть арсенала дивизии, перевозимая в отдельном вагоне, была уничтожена прямым попаданием немецкой авиабомбы.
Герман, прослуживший срочную с 1940 года и попавший в свой первый бой, вместе с ротой, недавно пополнившей обескровленную дивизию, шёл в рукопашную с одной сапёрной лопаткой, также, как и другие бойцы во второй цепи, бросившиеся в контратаку на подошедших к окопам немцев, рассчитывая добыть оружие в бою.

Атакующие шли за двумя танками, но, к счастью, оба танка были подожжены «коктейлями Молотова», подползшими к ним на расстояние броска двумя храбрецами.

Красноармейцы первой цепи были-таки вооружены винтовками и орудовали штыками, а вторая цепь шла за ними и рубила врага лопатками.

Всё происходило, как в каком-то кошмарном сне: справа, слева, впереди падали окровавленные люди в серых френчах и жёлтых гимнастёрках, слышались крики, стоны, сверкали штыки, лезвия лопаток; изредка слышались короткие автоматные очереди.

Вот, бросившийся на Германа фашист, сделал выпад, пытаясь достать того штык-ножом, примкнутым к карабину, но тренированный боец ловко увернулся и с размаха наискосок ударил неприятеля по шее острозаточенным лезвием сапёрной лопатки.

Брызги крови, падающего немца, попали на гимнастёрку Германа. Ему было страшно и противно, он не хотел никого убивать, из глаз его текли слёзы, но он знал, что руки опускать нельзя, иначе заколют его самого и поэтому он, подхватив карабин убитого им врага, уже смело шёл в штыковую, умело, как на учениях, нанося удары врагам широким штык-ножом, даже не заметив, что первый убитый им фашист
всё же пропорол своим штыком ему гимнастёрку, сделав незначительный порез выше локтя, из которого сочилась кровь.

Наконец, не выдержав контратаки, неприятель ударился в бегство, в сторону рощицы, откуда и появился; красноармейцы роты Германа сначала преследовали их, но затем, откуда-то из глубины той рощицы загрохотал пулемёт, кто-то из бойцов упал, сержант крикнул: «Отходим!» и оставшиеся в живых контратакующие, таща с собой своих раненых и обвешанные трофейным оружием, отступили на прежние позиции.

2.

Отзвуки артиллерийской канонады то удалялись, то опять приближались.
Похоже было на то, что где-то северо-западнее расположения полка шла артиллерийская дуэль.

В штабном блиндаже полка вот уже второй час шёл, пока безуспешный, допрос пленного майора вермахта, недавно доставленного в штаб разведчиками, причём, в поиск уходили трое, а вернулось двое, а один из них разведчик-красноармеец вернулся со сквозным ранением в руку. Так что пленный немецкий офицер обошёлся нашим дорогой ценой.

Допрашивал пленного начальник штаба полка через переводчика – молоденького лейтенанта, недавнего выпускника института. В блиндаже, кроме них присутствовал командир второго батальона Зимин, чьи разведчики взяли «языка», а у входа в блиндаж скромно притулился на самодельной скамеечке вестовой Игнатенко с трёхлинейкой, выполнявший в данный момент роль охранника пленного.
Пленный - майор Дитрих фон Крюгель, в перепачканном в красноватой глине кителе с оторванными кое-где пуговицами сидел на табурете в углу блиндажа со связанными сзади руками.

Сидел он с гордо поднятой головой и, глядя с презрением на пленивших его «большевиков» на вопросы начштаба, задаваемые через переводчика не отвечал.

Капитан Зимин, с забинтованной головой, присутствующий на допросе, бывший уже на грани кипения, обратился к начштаба:
- Товарищ майор, может, тряхнуть этого гада, как следует? У нас времени – в обрез! Вот-вот немцы опять атакуют, разведка докладывала что видела большую колонну немецких танков на подходе к Курску.

- Я не одобряю силовой метод допроса, капитан, - отвечал интеллигентного вида штабист, да и, сдаётся мне, толка от него не будет; слышали, что он сказал вначале: я – солдат и готов, мол, умереть за великую Германию, поэтому не трудитесь, господа большевики!

- Вот же сволочь, фашистская! – Простонал Зимин, сжав кулаки, - тогда чего мы тут с ним цацкаемся?
В расход гада, раз толку от него никакого!
- Не горячитесь, товарищ капитан! – Сказал начштаба, - мы бойца потеряли, чтобы ценный «язык» оказался у нас, а вы – шлёпнуть! Надо что-то придумать, чтобы его разговорить и как можно быстрее! Времени у нас действительно - в обрез.

Игнатенко, чуть было не задремавший у входа в блиндаж, вдруг внезапно вскочил и вытянулся в струнку, приложив руку к пилотке: в проёме двери показалась фигура самого командира дивизии!
Офицеры, за исключением пленного, вскочили, а начштаба, отдав честь, начал доклад:

- Товарищ генерал-майор...
- Вольно, товарищи..., - генерал махнул рукой и, взглянув на пленного и, кивнув в его сторону, спросил:
- Молчит, захватчик?
- Молчит, товарищ генерал, - развёл в стороны руками майор.

- Ладно, посидите пока с ним, а мы с тобой, капитан, давай-ка выйдем, покурим, да побеседуем малость, - обратился комдив к Зимину.

- Послушай, Зимин, - сказал генерал, протягивая раскрытую пачку «Казбека» капитану, когда они вышли из блиндажа, - наслышан я, что есть в твоём батальоне парнишка по фамилии Адамс, вроде бы? Немец который, из последнего пополнения. Говорят, он отличился в последнем бою, в рукопашной?

- Так точно, товарищ генерал, есть такой, только фамилия его – Абрамс, Герман Абрамс.
- Так вот, у меня идея взникла, капитан, может, он сумеет этого фашиста разговорить, а? Всё-таки, хоть и разное у них воспитание, но оба – немцы!

- Не уверен, товарищ генерал, - пожал плечами Зимин. Хотя, можно попробовать... .
- А ты попробуй, Саня, скажи ему: разговорит фашиста – представлю к награде!
Очень важно нам вытянуть информацию из этого пленного – он штабной офицер и, по разведданным, крупную пакость нам немцы готовят на нашем направлении. А потом мне доложите, - похлопал по плечу капитана генерал, затем развернулся и, ни слова больше не говоря, направился к ожидавшему его недалеко от блиндажа автомобилю.

Зимин, притушил папиросу, задумчиво провёл рукой по перебинтованному лбу, и открыв дверь в блиндаж, вызвал вестового.
- Игнатенко, она нога здесь – другая там: срочно вызови мне из расположения первой роты рядового Абрамса! Знаешь такого? Всё, погнал!

Командир батальона Зимин встретил Германа у входа в блиндаж и вкратце обрисовал тому задачу.

- Вы что, предлагаете мне его пытать? – Спросил Герман капитана. Говорил он по-русски с заметным акцентом.

- Да нет, применять силовое воздействие майор не позволяет, а вот – припугнуть разрешаю. Если сможешь, - с сомнением в голосе ответил капитан.
- Тогда надо верёвку, - сказал Абрамс.
- Зачем верёвку? – Удивился Зимин,
- Так надо, увидите, - настаивал Герман.
- Игнатенко! – Крикнул капитан вестовому, - срочно найди бойцу верёвку!
- Какую верёвку?
- Метра полтора длиной, толщиною, примерно, с палец, - сказал Абрамс.
- Есть, товарищ капитан! Я знаю где такую найти – у ездового полевой кухни имеется!
- Вот и действуй!

Герман вошёл в блиндаж, держа в руках скрученную в моток пеньковую верёвку и уселся на табурет, который уступил ему Зимин.
Пленный с недоумением уставился на нового персонажа – двадцатилетнего светловолосого бойца, атлетического сложения, роста выше среднего, в гимнастёрке, с наспех зашитой дырой на левом рукаве и в бурых, плохо отстиранных кровавых пятнах. Боец с улыбкой смотрел на майора Крюгеля, поигрывая мотком верёвки.

- Вы верующий, господин майор? – Спросил пленного Герман.
- Да, верующий! С вызовом произнёс Крюгель, - а вам-то какое дело?
- Я дам вам время помолиться перед смертью.

- Благодарю! – С сарказмом отвечал пленный, я не удивлён, что вы не придерживаетесь международных конвенций и готов к смерти! Можете расстрелять меня прямо сейчас, но я вам ничего не скажу! Как я понял – ты здешний палач и, похоже, немец по-происхождению, фольксдойч?

Я, я, герр, майор, вы всё правильно угадали, я – немец и палач гитлеровцам; меня специально определили на такую должность, чтобы вашему брату обиднее было гибнуть от рук соотечественника, болтаясь в петле; теперь, вот и ваша очередь подошла, господин фашист, - при этом Герман начал разворачивать верёвку, деловито сооружая на одном её конце петлю-удавку.

- Да вы с ума сошли! – Заорал Дитрих Крюгель, - Вы не имеете права! Я, Дитрих фон Крюгель, дворянин, потомственный военный, офицер германской армии буду болтаться в петле, как какой-то бродяга?

- Таков последний приказ Верховного главнокомандующего Красной армии – беззастенчиво врал Герман, пожав плечами, - опозоривших великий немецкий народ своими преступлениями гитлеровцев и не раскаявшихся – только вешать, а некоторых, особо озверевших – вниз головой, чтобы висели они пока не сдохнут!
Ну всё, пошли, фашист, некогда мне, чем раньше тебя подвешу, тем быстрее получу от комиссара бутылку водки за работу, - разошёлся Герман и, вставая, сделал вид, что тянется к пленному.
- Хальт! – Заорал майор Крюгель, - дайте мне гарантии, что сохраните мне жизнь, тогда я подумаю о том, что могу вам сообщить!

Найн, найн, майор, теперь ты мой клиент! – Выпучив глаза зашипел на него Абрамс, треся у пленного перед носом удавкой - моя водочка ждёт меня!
- Герр офицер, уберите от меня этого маньяка! – Взмолился Крюгель, обращаясь к штабисту, - я всё скажу, только дайте слово офицера, что отправите меня в лагерь!

- Да-да, конечно, - ответил начштаба, выслушав своего переводчика, и повернувшись к Герману сказал:
- Всё, красноармеец, вы свободны, клиент поплыл, - и, улыбнувшись, добавил:
- К награде вас будем представлять в зависимости от того, какой ценности сведения узнаем от пленного.
Герман кивнул майору и глянув сурово на перепуганного пленного и возопив по немецки:
- Майн Готт! Пропала моя водка! – Выскочил из блиндажа.

II

3.

Сведения, полученные от пленного немецкого майора, помогли с достаточной точностью определить направление основного удара противника. Это место приходилось, примерно, на стык советских воинских соединений, на левое крыло Второй гвардейской стрелковой дивизии.

Пугало количество бронетехники и живой силы хорошо экипированного врага, не жалевшего боеприпасов, в то время, как запасы и людскии резервы наших неумолимо иссякали, обещанное подкрепление всё не подходило, но, тем не менее был дан приказ «Ни шагу назад!».

Господство в небе оставалось, также, за немцами: бомбёжки и налёты штурмовиков следовали волнами одна за другой, средства обороны от стервятников были, также, слабыми.

Кадровые бойцы дивизии и ополчение храбро сражались, оправдывая не так давно полученное дивизией звание «гвардейская», но всё больше становилось ясно, что Курск при таком раскладе