Миллион для гения. (Киносценарий ПМ)

Что вы хотели доказать?
Клейзмер: - Дело не в математике, все эти науки, доказательства, теоремы… Дело в нас самих. Мы ведем себя как крысы в лаборатории генетика. Как кролики. Мы беспрерывно раздражаем наши рецепторы удовольствия, но не более того. Только животные инстинкты. Мы покрыты толстой коркой удовольствий и низменных желаний. А ведь так было не всегда! Мы зашли в тупик, превратились бессмысленную ветвь. Осталось ей досохнуть  и отвалиться за ненадобностью.
Парень: - Вы математик или философ?
Клейзмер: - Это одно и тоже. (С благодарностью за внимание. Он понял, что давно ни с кем не говорил.)
Клейзмер: - Все эти понятия фундаментальные и являются звеньями, которые, соприкасаясь, намертво цепляются друг за друга, образуя неделимую цепь. Цепь - это наука, но сегодня она висит на шее у чудовища, имя которого - невежество. Теперь на нее можно повесить любые амулеты и символы, используя в порочных целях.
Парень: - Такова реальность.
Клейзмер: - Реальность?! (кричит) Реальность - это границы нашего невежества. Мы прочертили их для собственного удобства, но продолжаем жить рядом с вещами нереальными. Вспомните пирамиды, которые до сих пор не смог повторить человек, идолов невероятной высоты, сделанных из камня, где в округе лишь одни пески, вспомните все чудеса света. Сегодня мы не замечаем этого. Нам достаточно лишь того, что понятно и объяснимо, что уже есть и поддается простому доказательству. Когда-то человек был способен на многое. А ваша “реальность” так же бесконечна, как вселенная, время, разум…

Он говорил, и глаза его ярко блестели в тусклом свете зарождающегося утра.

Клейзмер: - Вспомните: “Нужно носить в себе хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду”. Так сказал Фридрих Ницше. А вот еще: “Только те, кто предпринимают абсурдные попытки, смогут достичь невозможного”. Это Альберт Эйнштейн. “Человек начинает жить лишь тогда, когда ему удается превзойти самого себя”, - он же. А вы говорите реальность! Стоит потерять это чувство реальности, и нам уже не по себе, нам не комфортно, нас затягивает в пропасть. И ты уже летишь в неведомый мир. А зачем он нам? Там неудобно, непривычно. Стоит ли поднимать головы и смотреть туда. Но, еще Платон сказал: “Всё, что вызывает переход из небытия в бытие - творчество”.

Парень: - Вы математик, вам проще - есть за что держаться.

Клейзмер теперь смотрел куда-то вдаль, он устал, он сказал все, что хотел, в этих нескольких фразах он излил целый поток мучений и страданий, а теперь молчал.

Клейзмер (бормочет): - Стоит взобраться на эту гору, и ты обязательно остаешься один…

Посмотрел на собеседника:

Клейзмер: - Был математиком! Я не занимаюсь больше этой ерундой! Она мне больше НЕ ИНТЕРЕСНА! Ваш мир спасет невежество!
Парень: - Что же делать?

Клейзмер повернулся и пошел.

Клейзмер: - Что делать? Что делать? Вон гриб! Видите! Смотрите, какой большой! На моей горе! Вон еще один! И еще…

Он шел, и голос его становился тише, теряясь вдалеке, пока не затих совсем.

Парень: - Так что же нам делать?
Клейзмер: - Оставьте меня в покое… Я не даю интервью… Не даю… не даю… Интервью не даю… Гриб… Мой гриб…

22. ГОРА.
Парень остался один. Он смотрел вдаль на проплывающие горы. На одной из них ему показалась знакомая фигура. Он узнавал в чертах этого человека лицо Альберта Эйнштейна. Вот еще гора, а на ней Фридрих Ницше, вон еще - на ней Платон. Каждый из них взобрался на свою гору и остался там навсегда. Потом он видел горы и высокие холмы со своими любимыми писателями, классиками, поэтами. Каждый на своей горе, на самой ее вершине. И обязательно один.
Огляделся... Он стоял на самом краю маленькой площадки, и ночь, тяжелыми зыбкими аккордами заканчивала свою темную песню, отступая, а на смену ей робкими звуками на легком прозрачном ветру зарождался ноктюрн - утренняя песня. Эта музыка нежно звенела над океаном, трепетно касаясь верхушки горы, растекалась по ее склонам, наполняя воздух светлым звучанием. Ночь свалилась за горизонт, растворившись в немыслимом серебряном блеске. Солнце заиграло на лице человека, отбрасывая длинную тень от его крошечной фигурки. Теперь он закрывал спиной редкие деревья и кустарники  горы, целые километры дорог, городов, поселков, забытых внизу. Такое бывает лишь одно короткое утреннее мгновение, крошечный миг, когда ты становишься великаном на этой планете, и рука твоя может заслонить целый город от утреннего солнца и его ярких лучей... Может заслонить - только зачем?
Яркое солнце озарило горизонт. Солнце было таким, как прежде - ярким, ослепительным, теплым и… родным, каким он видел его каждый день. Но сияло оно необычно, трепетно. Посмотрел вниз. Горы раздвинулись, перед глазами предстала бесконечная водная гладь. Этот океан не имел границ, он сиял в утренних лучах, и свет, отражаясь, переливался всеми цветами радуги, падал на горы, падал на небо, падал… Мир перевернулся. Этот мир не имел границ и координат. Все в нем имело божественный смысл и значение. Эти горы вдали, холмы, длинные берега, омываемые прибрежной волной, широкие пляжи, дальше поля и леса, возвышенности. Огромный пустынный мир притягивал, приглашая войти и остаться там навечно. Улечься на полях нескошенной травы и почувствовать себя частью маленькой уютной вселенной, где ты тоже теперь занимал законное место…
Внизу внимание привлекли крошечные тени… точки… нет, люди… Десятки людей, сотни. Они летели на дельтапланах, на парашютах, летательных аппаратах. В утренних лучах они казались веселой зарницей, искрами, которые рассыпались в разные стороны. Но вот они дружной стайкой слились, соединились в единый поток, устремившись в океан. И уже на водных лыжах, на катерах, удивительных водных колесницах помчались по волнам. Их мускулистые красивые тела освещались ярким утренним светом. Мокрые и счастливые они неслись по поверхности океана. А дальше из-за горы явился большой сверкающий корабль. На нем тоже были люди. Тысячи, миллиарды…
Это был гигантский корабль-остров. Он неповоротливо плыл по волнам, и длинные весла размеренно опускались в воду. А люди продолжали свои привычные движения. Снова и снова опускали весла в воду и гребли. Щурились от ослепительного солнца, закрывали глаза. Их ослепляло это яркое солнце, оно опаляло разгоряченные спины, и пот лил с натруженных тел. Остров был гигантским. Кто не сидел за веслами, в тесноте двигались в разных направлениях, неся свою ношу. Словно маленькие муравьи они строили высокие сооружения, четко выполняя свою работу, гигантские вышки качали из недр островка остатки нефти и газа, кто-то рубил остатки жалкой растительности, кто-то таял снега на крошечных полюсах. А пирамида становилась все выше. В недрах острова открывались большие полости и пустоты. Он становился как решето, и рос в высоту. И лишь отсюда, с этой горы, можно было заметить, что еще немного, и остров перевернется, он не выдержит тяжести высокой пирамиды, накренится и рухнет в океан. А люди все гребли, и остров медленно плыл.
Крошечные точки на сверкающих катерах и гоночных лодках, причалив к острову, заняли места на огромной палубе, на самом верху. Там находилась рубка корабля. Там же капитанский мостик. Рядом красивые люди, красивые наряды. Удобные каюты. Кто-то праздно загорает на палубе, пьет вино, кто-то лениво читает. Кто-то работает. Эти избранные верно держали курс, гигантский корабль продолжал свое плавание. А внизу только плеск весел о воду.
Вот корабль, описав широкий круг, замкнул его в бескрайнем океане, заходя на следующий виток. И так снова и снова по замкнутому кругу. А рядом виднелись берега с бесконечными равнинами и полями, высокими холмами, горами. Но их никто не замечал. Яркое солнце мешало открыть глаза и заметить это. А места на корабле уже оставалось слишком мало. Люди, ударялись друг о друга спинами и шеями, толкались, настойчиво продолжая кропотливый каторжный труд. Они строили пирамиду, где на вершине находился капитанский мостик. На нем были те самые - мускулистые и сильные. Глаза их защищали темные очки, и сквозь стекла они видели все. И дивный берег тоже. Они не могли не видеть, ведь они были рулевыми и следили за курсом. А корабль продолжал крениться и очень скоро готов был потерять равновесие.

Парень (шепчет): - Почему они не сойдут на берег? Вокруг столько свободного места! Почему?

Неожиданно рядом появился Клейзмер.

Клейзмер: - Не знаю.

Клейзмер с корзинкой грибов в руке и парень. Они стоят и смотрят вдаль. А корабль продолжает совершать привычный круг, и солнце слепит глаза…